Булки пиценские так в белоснежном нектаре пухнут,
Как разбухает, набрав, легкая булка, воды.
Золото, иль серебро, иль коротенький плащ, или тогу
Можно послать без труда, а шампиньоны трудней.
Винные ягоды ем, но клюю я и сладкие гроздья.
Так почему же тогда я не по гроздьям зовусь?
Землю-кормилицу я пробивающий шляпкою нежной Трюфель.
Один шампиньон только вкуснее меня.
Ты, вероятно, из роз иль из пенного нарда сплетенный
Предпочитаешь венок; я же — венок из дроздов.
Целую утку пускай подают, но сладки в ней только
Грудка и шейка. Отдай прочее повару ты.
Горлица жирная здесь. Латук и улитки, прощайте!
Перебивать не хочу я аппетита себе.
Пусть церретанская мне ветчина иль менапская будет
Подана: лакомкам жрать предоставляю филей.
Сочный, свежий филей. С дорогими друзьями не медли:
Я с полежалым, поверь, дела иметь не хочу.
Может быть, матка тебе от свиньи непокрытой милее,
Мне же гораздо милей от супоросой она.
Нильского овоща ты посмеешься тягучим волокнам,
Ниточки эти суча зубом своим и рукой.
Больше большого гуся печенка, смотри-ка, раздулась!
Ты в изумленье: «Да где ж, — скажешь, — такая росла?»
Зиму без просыпу сплю напролет и жирею я очень
Этой порою, когда сном я питаюсь одним.
Любит селиться всегда в пещерах подкопанных кролик.
Он научил и солдат тайный подкоп подводить.
Из всей, что есть на свете, лакомой дичи
Вкусней, конечно, ионийский нам рябчик.
Можно легко откормить пулярку сладкой мукою,
И откормить в темноте. Лакомки очень умны!
Чтобы не мог отощать петух от чрезмерных излишеств,
Он оскоплен, и теперь галлом он будет для нас.
Курица тщетно бежит в объятья бесплодного мужа:
Птицей Кибелы ему больше пристало бы стать.
Редко на стол подают в Авзонии нам эту птицу.
Ей забавляешься ты часто в купальне своей.
Зубом преступным не смей осквернять голубяток ты нежных,
Ежели ведом тебе Книдской богини обряд.
И замирает у нас, и слабеет от вяхирей похоть.
