острым пряным запахом. Когда створки вскрывали, внутри обнаруживался ярко-оранжевый моллюск в фиолетовых крапинках, весьма неприглядный на вид и изумительный на вкус. – А, точно! Прощайте, мои ненаглядные. Счастливого вам медового месяца. И тебе тоже, Гай. В смысле, не медового месяца, а попутного ветра.

– Подожди, ты что несешь? – опешил сэр Гисборн. От обильной и вкусной еды милорд рыцарь впал в умиленно-возвышенное настроение и не сразу понял смысл слов компаньона. – Какого попутного ветра? У тебя с головой не слава Богу? Мы же вместе едем в Константинополь, забыл?

Удивленная Бланка захлопала ресницами и приоткрыла ротик, намереваясь высказать свое мнение. Мак-Лауд не позволил ей этого сделать, трезвым и очень холодным голосом процедив:

– Сдались вы мне, как овце пятая нога. Я ведь предупреждал, верно, Френсис? Довезем до Марселя, дадим средств на первое время, а потом выкручивайтесь, как знаете. Предупреждал или нет?

– Предупреждали, – удрученно согласился итальянец и нерешительно добавил: – Но я не думал…

– Впредь думай, – злорадно посоветовал Дугал. – Полезное занятие.

Гаю показалось, шотландец нарочно выбрал столь неподходящее место для своего заявления. Да, спустя два или три дня они расстанутся с Франческо и Бланкой, но сегодня-то можно было и повременить с напоминанием! К чему портить молодым людям самый важный день в их жизни?

Или на Дугала, как это случалось прежде, снизошло знаменитое шотландское упрямство? Точно так же Мак-Лауд упирался и возражал, когда речь зашла о насущной необходимости пересечь Лангедок. Мессир Гисборн тогда пригрозил отобрать у компаньона выделенную тому часть лоншанова золота, и шотландец пошел на попятный. Но теперь-то он почему заупрямился, в точности уподобившись не желающему двигаться вперед ослу?

– Ничего я не забыл, сэр рыцарь, – Мак-Лауд развернулся к ошеломленному ноттингамцу. Зеленовато- карие глаза приобрели холодно-отстраненное выражение, предвещавшее скверные новости. – Просто мои планы несколько изменились. Мне недосуг отправляться на прогулку в Константинополь. Думаю, ты отлично справишься с этим самостоятельно.

– Куда же ты собрался? – усилием воли Гай заставил себя сохранить самообладание и говорить дружелюбно. С невыносимого кельта вполне станется подначками довести спутника до бешенства, а потом заявить, мол, он только слегка развлекся. – Полагаю, на Сицилию? Хочешь лично доставить архив госпоже королеве? А раньше не мог об этом сказать? Язык отсох?

– Облагодетельствовать старую даму Элинор? – фыркнул шотландец. – Мадам будет безмерно счастлива, но для нее это слишком роскошный подарок. Вдобавок она ничего не обещала мне взамен.

– Но вы же сами уверяли, что служите ей! – рискнул напомнить Франческо.

– Отчасти, – дотошно уточнил Мак-Лауд. – И только до тех пор, пока ее интересы совпадают с моими собственными. Но сейчас я заполучил ценный приз и тороплюсь за своей наградой. Не переживай, я не собираюсь мчаться к противникам Крестового похода или к неверным. Архив попадет к достойным людям, которые распорядятся им куда разумнее госпожи Элинор.

– Значит, тебе совершенно незачем скрывать, из чьих рук ты намерен получить вознаграждение, – мессир Гисборн невольно начал приподниматься со скамьи, вцепившись в дубовые доски стола. Рыцарь говорил все громче, и головы посетителей одна за другой поворачивались в сторону маленькой компании. – Не откроешь ли мне эту маленькую тайну?

– Нет, – кельт опрокинул очередную кружку и рыгнул. – Это не твое дело. Отдаю тебе должное, ты был отличным попутчиком – надежным, верным и честным. Я ничего против тебя не имею, просто теперь наши дороги расходятся.

– Не мое дело, – холодно процедил мессир Гисборн. – Знаешь, чему я выучился за время нашего путешествия? Тому, что самые невероятные предположения порой оказываются истиной. Может, это вовсе не Изабель, а ты служишь Константинополю? Вдруг она никуда не убегала, а покоится где-нибудь в камаргских болотах?

– А может, она посулила тебе весь мир на золотом блюде и себя впридачу, – огрызнулся Дугал, – и ты по доброте душевной позволил ей треснуть себя по макушке сундуком с архивом и улизнуть. А утром со скорбной миной поведал душещипательную историю о том, как хрупкая девушка одним пальцем повергла наземь такого здоровяка, как ты. Полагаешь, я уверовал в твою побасенку?

– Ты что – обвиняешь меня во лжи? – взвился оскорбленный Гай.

– Мессиры, мессиры, – торопливо вмешался итальянец, здраво опасаясь, что разгорающаяся ссора вот-вот обернется вульгарной дракой или, не приведи Господь, поединком. – Давайте же будем благоразумны!.. Мы столько дорог прошли вместе! Столько трудностей преодолели! Негоже в конце пути становиться врагами друг другу!

– Пусть ответит, куда и кому он намерен отвезти архив, – ледяным тоном отчеканил мессир Гисборн. Мак-Лауд, нимало не раздумывая, показал рыцарю неприличный жест:

– Вот и все, что я тебе скажу, паладин ты наш без страха и упрека. А я ведь думал расстаться по- хорошему… Пропади ты пропадом, – шотландец сплюнул на земляной пол, поднялся и зашагал к выходу, расталкивая всех, кто не успел вовремя убраться с его пути.

– Отпраздновали, – Бланка сложила пальцы домиком и грустно посмотрела на приунывших мужчин.

– Извини, – буркнул Гай. – Пожалуй, мне тоже лучше уйти, пока ваша свадьба окончательно не превратилась в поминки. Или я не начал подозревать всех и каждого в том, что он не тот, за кого себя выдает. Чьему слову теперь можно верить, хотел бы я знать?

– Верьте себе, – негромко посоветовал мессир Бернардоне. – У меня, конечно, невеликий жизненный опыт, но я уже убедился – иногда стоит поверить себе. Тихому голосу в своей душе.

Сэр Гай удостоил полученный совет задумчивого хмыканья. Молодые люди смотрели ему вслед, пока англичанин не скрылся в шумной уличной толпе.

– Кажется, я догадываюсь, что он задумал, – девушка в задумчивости склонила головку набок и потеребила краешек жесткой алой вуали, покрывавшей ее волосы.

– И мы не станем ему мешать, – в тон подруге отозвался Франческо. – Он прав. Мессир Дугал слишком увлекся своими тайнами и секретами, перестав обращать внимание на друзей. Говорю тебе, когда-нибудь он горько пожалеет своем неразумии. Стало быть, мы не будем никуда торопиться…

– К тому же это наш первый пристойный обед с того дня, как мы покинули Ренн, – хихикнула девица. – И я с места не двинусь, пока не всего не попробую!

Всаднику на хорошей лошади, да еще точно знающему дорогу, и в самом деле не составило особого труда выбраться из камышового моря Камарга. Уже к середине дня мессир Джейль благополучно достиг большой переправы, возле которой Виа Валерия и Арлесия сливались воедино. Заплатив требуемую мзду, шевалье вместе с прочими путниками переправился на левый берег великой реки, где наезженные тракты разбегались во все стороны – к близкому Арлю, Эксу Провансальскому, Тулону и столице окрестных земель, владению провансальских графов, городу Марселю. Дорога теперь карабкалась вверх, через сухое плато в полосах убранных к зиме виноградников и неизменных оливковых рощах, мелькали придорожные деревеньки, и на закате 19 октября Ральф въехал в распахнутые Морские ворота города. Многолюдный Марсель впустил на свои улицы еще одного человека, даже не заметив этого – город нынче и так был переполнен приезжими, в основном замешкавшимися воителями с севера Франции и Германии, стремившимися догнать крестоносное воинство.

Улицу Терль Ральф отыскал довольно быстро – понадобилось всего лишь расспросить пару-тройку горожан, чья разговорчивость при виде серебряной монетки в пальцах приезжего становилась просто поразительной. Где находится кабачок «Морской змей», мессир Джейль спрашивать не стал: проехал недлинную улицу из конца в конец и остановился напротив дома с огромной резной вывеской, из полуподвальных окон которого выплескивался свет и гомон людских голосов. На вывеске красовалась огромная чешуйчатая змея с плавниками и зубастой пастью – высунув голову из морских волн, тварь нацеливалась проглотить маленький пузатый кораблик.

Таверна занимала большое помещение с низким сводчатым потолком, некогда выбеленным, а теперь почерневшим от копоти свечей и факелов. Под ногами хрустела не привычная солома, но длинные сухие водоросли. В дальнем углу зачем-то установили проржавевший корабельный якорь, налепив на его перекладину множество свечей. Стекающий с них воск застыл причудливыми узорами. Вместо скамей посетители сидели на бочонках, и все прочие запахи уверенно перебивала сладковатая вонь жареной рыбы