удивление. Смазливый парень-итальянец, высокий тип варварско-воинственного обличья, широкоплечий блондин с лошадиной физиономией уроженца Британских островов, и, само собой, девица. Невеста, сказать по правде, была какая-то… диковатая. Темные волосы обрезаны слишком коротко для женщины, нарядное платье наверняка прикуплено в лавке на соседней улице, агатовые глазищи блестят из-под дешевой красной вуали нехорошим огнем. Не простолюдинка, хоть и старается прикинуться скромницей. Мавританка из-за Пиренеев, недавно принявшая истинную веру? Крещеная еврейка? Или, не приведи Господь, беглая монашка, не устоявшая перед соблазнами мирской жизни? И кто из троих намерен взять эдакое сомнительное сокровище в спутницы жизни?

Отец Томмазо поначалу решил, что избранник девицы – лохматый верзила, но ошибся. Женихом оказался мальчишка-итальянец. Странно, что он не повел свою ненаглядную в итальянский квартал, где тоже есть приходская церковь.

Однако деньги у диковинной пары водились, за проведение обряда они заплатили без малейшего возражения да еще добавили щедрое пожертвование в пользу храма. Посему старый священник не стал проявлять излишнего любопытства, ограничившись обычными вопросами, предварявшими таинство. Парочка охотно подтвердила, что верует в Господа нашего и Святую Троицу, что ранее ни в каких в браках не состояла, вручила святому отцу пару тонких золотых колечек (тоже наверняка приобретенных считанные часы назад) и представилась. Англичанин, заменявший на церемонии отца невесты, назвался шевалье Гаем Гисборном. Лохматый головорез, представлявший родителя жениха, на вопрос о своем имени проворчал нечто невразумительное. Молодого человека звали Франческо Джованни Бернардоне, родом из Ассизи, что в Умбрийской провинции Италии, девица коротко бросила сквозь зубы – «Я Бланка».

– Бланка, а дальше? – терпеливо уточнил отец Томмазо.

– Просто Бланка, – взгляд черных глаз стал угрюмым, не вязавшимся с обликом цветущей молодой девушки. – Я бастардка, незаконнорожденная. У меня нет фамилии.

Что ж, это кое-что проясняло. Вряд ли соотечественникам мессира Франческо пришлось бы по душе намерение сего молодого человека связать свою жизнь с безродной девчонкой. Весьма симпатичной девчонкой, надо признать. Отец Томмазо поразмыслил, жуя высохшими губами и вспоминая подходящие места из Библии. Итальянец, девица и их спутники выжидающе глядели на старого священника, и тот принял решение. Пусть лучше эти двое станут в глазах Всевышнего законными супругами, чем будут и далее грешить да прятаться от посторонних глаз.

– Голубочки, – с отвращением процедил Дугал по завершении церемонии венчания, когда новобрачные и свидетели вновь оказались на улице. – Молитесь теперь, чтобы семейство Транкавель не прознало о вашей выходке. Имейте в виду, это последняя авантюра, в которую я позволил вам себя втянуть. Довольна?

– Конечно! – Бланка Бернардоне крепко держалась за руку Франческо. После передряг на болотах Камарга она наконец-то впервые улыбнулась. Золотое колечко ярко блестело на пальце, снедающий ее внутренний холод постепенно отступал, и бывшая девица де Транкавель была почти счастлива. Пускай венчание происходило не в Сен-Серпене, главном соборе Тулузы, и на празднество не явилось две сотни гостей со всей округи, зато она вышла замуж за человека, избранного ею самой. И никто не сумеет испортить ей хорошее настроение!

Они шагали по горбатым, извилистым улочкам Марселя вниз, к морю. Несмотря на близящийся сезон штормов, марсельская гавань была переполнена – купеческие суда торопились забрать или выгрузить товар, остатки крестоносного воинства и желающие к ним присоединиться спешили отплыть к Мессине. Крестовый поход опять задерживался – ибо Ричард Английский испытывал изрядные денежные затруднения. Такой новости никто не удивился, ибо подобное положение дел давно стало привычным.

Однако недавно вернувшиеся из Сицилии корабельщики доставили весьма прелюбопытные известия. С неделю тому Ричард от большого ума повздорил с союзниками-сицилийцами. Крестоносцы попытались взять Мессину штурмом с моря и суши, но были отброшены.

Что произошло затем – вестники терялись в догадках. Львиное Сердце, подобно вращающемуся флюгеру, внезапно прекратил военные действия, поклялся Танкреду в вернейшей дружбе до конца времен и смертно возненавидел правителя Кипра. То ли подданные Комнина подожгли крестоносный флот в гавани, то ли отказали Ричарду в очередном кредите, то ли распустили о нем какие-то порочащие слухи. Англичанин наспех обвенчался со своей «вечной невестой», наварркой Беренгарией, и ринулся к берегам Кипра. Сейчас, должно быть, он где-то в пути между двумя островами.

Говорили также, якобы в Марсель скоро прибудут вдовствующая королева Иоанна, супруга предыдущего правителя Сицилии, и госпожа Элеонора Пуату – хотя насчет последней слухи разнились. С решительной старой дамы вполне сталось бы повторить подвиги молодости и отправиться вслед за воинством ее сына далее, к Святой Земле. «Ведь Ричард без матушкиной помощи собственную голову отыскать не в силах, а то и меч хватает не за тот конец», – изощрялись острословы, будучи недалеки от истины.

Новоиспеченное семейство Бернардоне и его спутники обосновались в одном из многочисленных припортовых кабачков. Свадьбу, какой бы скромной бы она не была, все же требовалось достойно отметить – а потому приткнувшийся в углу стол быстро заполнился кувшинами и деревянными тарелками с разнообразными дарами моря. Вокруг бурлила жизнь богатого торгового города – заключались и расторгались сделки, кто-то в полный голос спорил, стараясь переорать собеседника, шныряла туда-сюда прислуга с кружками и подносами, фланировали в поисках добычи гулящие девицы. Марсель, древний, основанный греками, перешедший от них к римлянами и до недавних пор звавшийся Массилией, и не думал стареть. Огромный город на побережье цепко держал в своих руках морские и речные пути. Золотые и серебряные монеты, товары из Леванта и Магриба, Византии и Ахайи, Святой Земли и Южной Европы, ковры, редкости, зерно, пряности, драгоценности и благовония – все вертелось в непрерывном круговороте, перемалывалось мукой в жерновах, меняя облики, превращаясь из вещей в деньги и обратно. Былая римская колония жила полной жизнью, денно и нощно торгуя, выменивая, продавая, покупая, грабя и воруя.

И за всем этим бурным клокотанием молча следила темными щелями амбразур прибрежная крепость.

Первый тост подняли за молодых: Гай – искренне, Мак-Лауд – с откровенной издевательской усмешкой. Шотландец не верил, что подобному браку суждена долгая жизнь и считал его просто рискованной выходкой улизнувших из-под родительской опеки подростков.

– Вот что я вам скажу, детки мои непутевые, – Мак-Лауд возжелал произнести речь, но после третьей кружки местного вина урожая нынешнего года его слегка развезло. А может, кельт просто прикидывался, – дела наши вроде как в порядке, мессира Сабортезу мы пристроили в хорошие руки, а посему… – он икнул, сбившись с мысли, – посему, скажу я вам…

Обеспечить участь храмовника оказалось проще простого. Одолев переправу через Рону, компания свернула к воротам первого же попавшегося на дороге монастыря. Вышедшим на стук и звон привратного колокола монахам ордена святого Бенедикта вручили бесчувственное тело и красочную историю о том, как добрые путники наткнулись на упомянутого рыцаря неподалеку от старой римской дороги. Должно быть, сервент Ордена Храма едва не стал жертвой дорожных грабителей – ибо по соседству с ним путники отыскали не меньше пяти – да нет, шести! – зарубленных мертвецов. Куда дели трупы? Спихнули в болото, туда им и дорога. Вы ведь позаботитесь о здравии сего доблестного паладина, святые отцы? Мы готовы пожертвовать вашей обители скромную сумму…

– Сплошное разорение, – брюзжал Мак-Лауд, когда провожаемые благословениями и пожеланиями всяческой удачи путники отъехали к Марселю. – Ваши добрые дела слишком дорого обходятся моему кошельку!

У той же обители путешественники расстались с бродягой Лоррейном – певец преспокойно заявил, что до Марселя теперь рукой подать, а у него, видите ли, неотложные дела. Впрочем, он обещает наведаться в прецепторию Безье и в красочных подробностях поведать магистру д'Альби о событиях в Камаргских болотах. Куда он думает направиться затем? Скорее всего, в Ренн-ле-Шато. Апокрифу пора возвращаться на исконное место. Доброго вам всем пути, не поминайте лихом… и заглядывайте к нам как-нибудь еще!

– Так что я собирался сказать? – опомнился кельт и потянулся к стоявшему посредине стола блюду. По здешней традиции, любую выпивку полагалось заедать виолетами, маленькими черными ракушками с