лапотников.

Дугал Мак-Лауд искренне полагал, что так и будет. Он и в бой-то ввязался лишь потому, что, во-первых, негоже стоять в стороне, когда рядом идет добрая драка. А во-вторых – после победы мессир Сабортеза наверняка сменит гнев на милость и поддастся на уговоры, уступив драгоценный архив. Ну и в-третьих, что немаловажно – шотландец просто хотел отвести на ком-нибудь душу. Большая Игра – это замечательно и на редкость увлекательно, но возможность безнаказанно свернуть пару челюстей или срубить чью-нибудь голову придает жизни поразительную остроту и свежесть. Нельзя же все время только молоть языком, подстраивать гадости ближним своим и гадать, почему события развиваются именно таким образом, а не иным. Человеку иногда нужно и поразвлечься в свое удовольствие!

Потом стало казаться, что разбойников как-то слишком много. Вернее, «много» – неправильное слово: их просто не становилось меньше. Да и сражались они совсем не по правилам. Обычные ватажники – что волчья стая: берут наскоком, получив серьезный отпор, бросают добычу, а драться насмерть станут, только если нет иного выхода. Эти же бросались в бой с самоубийственной отвагой религиозных фанатиков-фидаев Старца Горы, разве что не вопили, на манер последних, «Аллах акбар!» – и в конце концов своим непрерывным натиском заставили храмовников отступить с сухого склона, а затем вовсе загнали по колено в болото.

К тому времени, как над камаргскими топями расползся странный, белый и непроглядный, как молоко, туман, разделив сражающихся, дела были плохи у обеих сторон. Насколько тяжелы потери нападающих, можно было только гадать, но, похоже, разбойники платили тремя, а то и пятью жизнями за одну взятую. Из отряда Джейля не уцелел ни один – их истребили первыми, из семи братьев Ордена на ногах оставалось лишь двое да еще несгибаемый Хорхе Сабортеза, клявший вражин так, что дух захватывало от восторга.

Старавшийся держаться к нему поближе Мак-Лауд срубил четверых противников, получил пару незначащих царапин и беспокоился только о потерявшемся в этом чертовом тумане Гае. Вроде бы только что англичанин был здесь, а теперь в двух шагах не разглядишь ни зги, под ногами хлюпает, и ты вертишься флюгером под шальным ветром, не зная, с какой стороны пожалует опасность.

В серой непроглядной мути сгинул не только милорд Гисборн. По вине накатившей туманной хмари Сабортеза потерял своих подчиненных и, скрепя сердце, обрадовался даже такой компании, как выскочивший на него шотландец. Получив короткую передышку, оба поняли друг друга без слов: взаимные подозрения и обвинения пока забыты, главное – уцелеть и найти остальных.

– Здесь часто такое бывает? – Дугалу казалось, он и старый сервент заключены в огромном шаре со стенками из призрачных пепельных клубов. Небо исчезло, стороны света поменялись местами, и все, что осталось на виду – тростниковые кочки, тусклая вода и кривые тамарисковые деревца. Где-то в тумане слышались крики, время от времени лязгало железо. – В смысле, такой внезапный густой туман?

– Здесь все бывает, – прохрипел Хорхе Сабортеза, известный в прецептории города Безье также как Могильщик. – Это ж Камарг. Ничья земля. Ни Божья, ни людская.

Времени для пояснений Сабортезе не дали – из туманной пелены возникла темная фигура с занесенным над головой топором. Храмовник оттолкнул Мак-Лауда, яростно крикнул, нанося удар, и его тяжелый клинок хлестнул разбойника поперек груди. Длинное тело с плеском завалилось в грязь.

– Вот так мы их, – покачнувшись, Сабортеза ладонью отер со лба пот, крепко выругался и добавил мрачно: – Да простит Господь его грешную душу.

Мак-Лауд одобрительно крякнул, оценив ловкость, с коей старый сервент расправился с противником. Вдвоем у них наверняка есть шанс продержаться еще час или два, пока непонятный туман не рассеется. Не может же он вечность окутывать болота? Неподалеку море и большая река, к ночи над ними обязан подняться ветер, он разорвет мокрую завесу на куски и откроет пропавший горизонт. Во всяком случае, Дугал очень на это надеялся. Так же как и на то, что спустя несколько часов отыщет своих спутников по путешествию живыми и относительно невредимыми.

Сервент Ордена и шотландец еще немного поспорили относительно того, оставаться на подвернувшемся пятачке сухой земли или отправиться на поиски уцелевших? Где-то в тумане бродили собратья мессира Сабортезы по Ордену, пепельная муть поглотила двух вздорных девиц, Франческо и Лоррейна… Сабортеза настаивал на поисках, Мак-Лауду ужасно не хотелось покидать твердую землю и бродить по болотам, ежеминутно рискуя провалиться в трясину.

И тут, откуда ни возьмись, на них налетели сразу четверо – одного взгляда на эту четверку Дугалу хватило, чтобы уразуметь, отчего столь медленно сокращалось количество нападавших. Первым, подбадривая себя хриплыми воплями, вынырнул из тумана низкорослый здоровяк с топором наперевес, поперек себя шире, до самых глаз заросший буйной разбойничьей бородищей. Этот выглядел вполне обычно, но рядом с ним размахивал древним скрамасаксом долговязый тип с торчащей из левой глазницы арбалетной стрелой. Откуда она там взялась, Мак-Лауд видел еще в самом начале боя и готов был поручиться, что бандит безусловно и однозначно мертв. Однако для мертвеца одноглазый оказался на удивление шустр. Дугал, от подобного зрелища на мгновение застывший, чудом успел отразить быстрый и опасный выпад, опытной рукой нацеленный ему точно в печень.

По соседству Сабортеза отбивался от двух других – лысого коротышки с кинжалом и орудующего тяжелой палицей толстяка. Толстяк был еще одним живым – или мертвым, кто их теперь разберет?.. – доказательством колдовской силы, вызвавшей из небытия странную шайку. Его серую, густо залитую темной кровью хламиду украшал спереди широкий разрез от меча все того же Сабортезы, не далее как полчаса тому пропоровшего разбойника насквозь. Сие обстоятельство, впрочем, ничуть не мешало предполагаемому мертвецу вовсю размахивать суковатой дубиной, тесня храмовника к самой кромке топи. Коротышка с кинжалом метался вокруг, выгадывая удобный момент для удара.

После первых секунд парализующего ужаса Мак-Лауд пришел в себя. Сказались вбитые намертво воинские навыки. Будь то живые люди или восставшие из своих могил мертвецы, освященная в кафедральном соборе Тура холодная сталь упокоит и тех, и иных.

Скрамасакс долговязого, нечто среднее между большим охотничьим ножом и коротким мечом, оказался никудышным оружием против клейморы длиной в полтора ярда. Шотландец в очередной раз уклонился от топора в руках бородача, и его длинный клинок свистнул по широкой плоской дуге, снося неупокоенному голову с плеч. Здоровяк рявкнул яростно, на обратном движении всадил топорище под ложечку Дугалу. Несмотря на кольчугу и войлочный тигеляй, удар на мгновение вышиб из кельта дух. Мак-Лауд охнул и сложился пополам, едва не выронив клеймору.

– Передавай в аду привет от Ротауда, ублюдок! – взревел бородач, занося топор.

– Отправляйся туда сам! – превозмогая боль, Дугал упруго выпрямился, наискось, снизу вверх секанул противника от паха до плеча. Бородач закачался, выронил топор, глаза у него сделались бессмысленными. Еще один мощный взмах, и голова Ротауда покатилась в кусты.

Шотландец обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Сабортеза тщетно пытается вырвать застрявший меж ребер поверженного толстяка меч и как плешивец с кинжалом прыгает ему на спину. Узкий клинок, специально предназначенный для того, чтоб раздвигать кольчужные кольца, вошел в бок храмовнику в ту же секунду, как клеймора горца отсекла лысую башку разбойника.

…И все закончилось. Мертвый коротышка валялся среди тростника, хрипящий Сабортеза упрямо пытался сесть, и его белая некогда хламида постепенно становилась красной. Голова бородача, звавшего себя Ротаудом, улетела далеко в болото, и Дугал не собирался ее искать. Шотландец стоял, опираясь на клеймору, как на костыль, и был занят жизненно важным делом – дышал. В голове дребезжали надтреснутые колокола, в глазах плавали цветные пятна, а земля под ногами норовила коварно опрокинуться.

Старый сервент оставил безнадежные попытки усесться и завалился в пожухлую траву. Мак-Лауд заковылял было на помощь, но споткнулся о безголовый труп косматого, смирно лежавший на том месте, где Ротауда настигла смерть.

С десяток ударов сердца шотландец тупо пялился перед собой, пытаясь осознать, что в увиденном им неправильно. Вот валяется человеческое тело – две руки, две ноги, головы нет. Пес с ней, с головой, он собственноручно ее только что отрубил. А где неизбежная лужа крови? Почему труп Ротауда выглядит так, будто провалялся в болотах Камарга по меньшей мере полсотни лет? Одежда не изменилась, а вот внутри нее – усохшая и съежившаяся мумия. Из воротника торчит кривой обломок давно сгнившего позвоночника,