— ?!.

— Не дешево, конечно... Но мне ведь ничего не надо! Цены такие... Дешевле ты вряд ли где достанешь... Это уж и то — по такому блату!..

— Да-а... Три билета по пятерке — хотите, чтобы я купил за семьсот пятьдесят рублей! Да вы что?!. На хрена мне такие ласки!

— А я-то тут при чем, Женя? Цену они мне назвали, не я же ее поднимаю. Ты пойми!..

— А вы сами-то идете на концерт?

— Конечно!.. С женой...

— И вы за два своих билета пятьсот рублей отдали? Вы это хотите сказать?..

— Ну... Да... Гм...

— Значит, так... Передайте вашим блатным друзьям, что Мартынов, возможно, дурак, но не до такой степени, как им хотелось бы. За такие деньги нужно три месяца грузчиком вкалывать или полгода — дворником. Вы хотите, чтобы вся Москва меня на смех подняла?

— ?..

— Ну, по двадцать пять, ну по пятьдесят, ну по сто рублей, в конце концов! Но не за двести же пятьдесят!.. Трам-тарарам-там-там (нецензурными словами)!..

Вечер закончился неприятным конфузом, эдаким «пикантным казусом». Надломленный, озадаченный и отрезвевший, друг пообещал завтра же сурово поговорить с «владельцами» этих трех злополучных билетов и доказать им, что для Мартынова надобно цену снизить. В результате билеты, на которых значилась государственная цена «5 рублей», брату удружили за сто пятьдесят: по полтиннику за каждый. Иными словами — дружить дружи, а своего интереса не упускай!

11 глава

Окончание самого звонкого и плодотворного этапа творчества ознаменовалось для брата довольно огорчительным и, в определенном смысле, поворотным событием: разрывом творческих и дружеских отношений с Андреем Дементьевым. Это произошло несмотря на их почти семилетнюю дружбу, несмотря на то, что Женя всегда с благодарностью отзывался о поэте, сыгравшем огромную роль в его судьбе. И это было тем обиднее, чем популярнее и значительнее становились фигуры Дементьева и Мартынова в советской культуре. Ведь стремительная популярность, народное и профессиональное признание были результатом их совместного творчества, совместного — в первую очередь, что они сами открыто признавали. И тем не менее, после выхода в свет большой Жениной пластинки этот звонкий и удачливый дуэт перестал существовать, к огорчению его многочисленных поклонников и скрытой радости врагов.

Двадцатилетняя разница в возрасте одновременно разъединяла и сближала Женю с Андреем Дмитриевичем. Они дополняли друг друга и уравновешивали, начиная опять-таки с возраста и, соответственно, жизненного опыта — и кончая темпераментом и исходящим из него мироощущением. Едва познакомившись с молодым провинциальным музыкантом, московский поэт и опытный редактор почувствовал, что судьба свела его не с музыкальным прохожим, а с даровитой личностью, с талантом, которому предстоит вскоре раскрыться, и раскрыться очень ярко. Женя сразу стал членом семьи Андрея Дмитриевича, не побоюсь так сказать: он часто свои вещи оставлял в квартире Дементьевых, нередко оставался ночевать сам, по вечерам музицировал за дементьевским пианино, тут же распевая только что рожденные поэтом стихотворные строки. Творили вдвоем увлеченно и легко, периодически интересуясь мнением Гали — супруги поэта, хлопотавшей на кухне в заботах о здоровье и сытом чреве творческих людей.

Когда Женя въехал в свою квартиру на Большой Спасской, они с Андреем Дементьевым радостно предвкушали: скоро, мол, будем творить в полную мощь, ибо станем соседями! Действительно, осенью 1978 года поэт переехал в просторную квартиру в новом доме в Безбожном (ныне Протопоповском) переулке — это буквально в пяти минутах ходьбы от «мартыновского» дома. Но почему-то близких соседей тянуло друг к другу теперь значительно слабее, чем вчерашних близких друзей. А я вообще не видел Дементьева в гостях у брата и знаю, что заходил он всего пару раз. Это, возможно, связано с тем, что Андрей Дмитриевич во время пылкой влюбленности Жени в Эллу не выказывал восхищения от намерений своего младшего друга жениться на юной киевлянке, не видя в предмете Жениной страсти той верной спутницы жизни, о которой в песнях мечтал кумир миллионов женских сердец, так высоко воспевший любовь, верность и преданность. Если быть до конца откровенным, то следует признать, наверное, что кроме меня, как это ни странно, почти никто из Жениного окружения не прочувствовал и не поддержал тогда «брачного хода» Евгения Мартынова.

Многие наши приятели и знакомые аж до 1990 года лукаво спрашивали меня при случае:

— Как там Женя? Не развелся еще с Эллочкой-людое-дочкой?..

Брат был благодарен своему старшему другу-соавтору за участие, откровенность и искренность, но, зная его личный семейный опыт, далеко не на все 100% успешный (о чем Дементьев так же искренне делился с Женей), решил поступить самостоятельно, а вернее, отдаться судьбе и вдохновению.

Существовала и другая причина постепенного отдаления друг от друга вчерашних удачливых соавторов. Женя в своем восхождении на эстрадно-песенный Олимп был значительно азартнее как игрок и плодовитее как песенник, он набирал высоту и пытался всячески ускорить обороты, вкладывая все свои силы и средства в творческое производство и воспроизводство (если применить экономическую терминологию). Брата не привлекали перспективы строительства двухэтажной дачи или покупки автомобиля и гаража к нему: этим заниматься ему было просто некогда. Он удовлетворялся только творческим успехом и огорчался творческой неудаче. Андрей Дмитриевич — как более мудрый, спокойный и трезвый человек — плоды своего поэтическо-песенного успеха был не прочь воплотить в материальные формы, в ту же дачу, например. Это понятно и естественно: ведь он имел семью и детей, занимал пост секретаря Союза писателей и вынужден был тянуться к советской поэтической элите духовно и материально, внутренне и внешне. К его редакционной занятости в журнале «Юность» прибавились дачные дела, требовавшие сил и денег. Андрей Дмитриевич тогда занял у Жени очень крупную сумму и обещал вскорости вернуть долг, надеясь, вероятно, на авторский доход от песенных проектов.

Однако новые песни сами по себе популярными и, извините, доходными не становятся (они, кстати, могут быть совершенно недоходными несмотря на свою популярность). Я уже говорил, что песня на пути к слушателю после формального рождения должна пройти еще несколько стадий: инструментальную аранжировку, вокальное «впевание», публичное исполнение, магнитофонную запись и, наконец, эфирную «раскрутку» с обязательной «засветкой» в популярных телепередачах. Кроме того, она должна быть заранее на полгода — год (с учетом сроков производственных процессов) отдана в грамзапись и печать. Сейчас, правда, эта схема претерпела некоторую корректировку, но суть ее остается неизменной. Особенностью же советского времени являлось то, что на всем своем пути песня, словно на шлагбаумы, постоянно натыкалась на художественные советы, которые необходимо было успешно пройти или как-то тихо обойти. Как правило, в процессах «пробивания» песен участвовали оба автора, а лучше, если им помогал еще и исполнитель. Вдвоем-втроем заслоны брать легче, чем в одиночку, это бесспорно. Когда присутствуют все соавторы, тут уж не скажешь композитору, что мелодия его песни прекрасна, а стихи отсутствующего поэта бездарны или, наоборот, — в том же духе. Если было необходимо, композитор дорабатывал свои «недоделки», а поэт доделывал свои «недоработки» — соответственно пожеланиям худсовета или мнению главного редактора. Именно на эту деятельность к 1980 году Дементьева уже не хватало: Женя ходил по советам и редакторам сам, и песни, записанные им для большой пластинки, «рубили» из-за стихов, а точнее, из-за отсутствия при этом их авторов. Так, почти совершенно «застряли» песни на стихи Андрея Дементьева «Натали», «У Есенина день рождения», «Прости», «Ласточки домой вернулись», «Летом и зимой». Женя докладывал по телефону своему соавтору о тех претензиях к текстам и вообще к темам песен, которые высказывались в

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату