Филя, шашкой размахивать и головы рубить. Но один в поле не воин. Что теперь скажешь?

— Вот, возьмите. Больше у меня нет! Поскользнулся я, и мордой в дерьмо.

Лосев взял квитанцию и медленно порвал ее на мелкие кусочки.

— Решай, Данилов, сам, — коротко сказал он, и слова Лосева прозвучали как приговор.

— Кому нужны его вонючие деньги! Идем со мной, шакал, я тебя Хрящу представлю. Вас одно дело связывает, вот с ним и делись своими радостями.

Фил хотел возразить, но у него не хватило сил. Данилов выволок его на улицу, где стоял огромный рефрижератор. Трошину стало страшно, будто его подвели к клетке с тигром.

Сибиряк снял замок, откинул засов и раскрыл тяжелые стальные дверцы. Из фургона пахнуло холодом и тухлятиной. Металлические стены были покрыты льдом. В три ряда, уходивших в глубь огромного коридора, на острых железных крюках висели говяжьи туши.

— Залезай, майор. Твой дружок в самом конце пригрелся, чтобы его менты не повязали. Шесть тысяч верст путь немалый. Но мечта его сбылась, он попал в столицу.

Данилов подхватил Трошина сильной рукой и буквально закинул в кузов. Фил растянулся на скользком полу. Сибиряк запрыгнул в фургон, поднял Трошина за ворот пиджака и поволок вглубь.

Там под тусклым светом лампочки возле стены среди говяжьих туш висел покрытый инеем голый человек. Лицо его застыло в дикой гримасе ужаса, а мутные рыбьи глаза вылезли из орбит. Синие руки были сцеплены за спиной наручниками. Стальной крюк пронизывал тело возле печени, и острый окровавленный конец вырывался наружу из-под ребра в области сердца. Туша Хряща слегка покручивалась вокруг своей оси.

Фил потерял дар речи. В желудке начались сильные спазмы, и его вывернуло. Он упал на колени и захрипел. Данилов заломил ему руки назад, и за спиной щелкнули замки наручников. Сильные руки оторвали Трошина от земли, и он увидел, как перед глазами мелькнул острый стальной крюк. В ту же минуту невыносимая режущая боль пронзила его тело, и он повис в воздухе.

Душераздирающий вопль достиг макушек сосен. Когда двери холодильника закрылись, все звуки стихли.

Два часа назад Филипп Трошин рассказывал рыжеволосой красавице с длинными ногами о сказочном путешествии, которое его ожидает в ближайшем будущем. Итак, это путешествие началось.

Белый проснулся в холодном поту. Ему приснился кошмарный сон. Он резко повернулся и хлопнул ладонью по кровати. Гали на месте не было.

— Рыжая! Ты где? — крикнул он, вскакивая с кровати. За долю секунды он обежал квартиру, но девушки нигде не было. Сергей подскочил к раскладушке и начал трясти Андрея.

— Чиж, проснись. Рыжая ушла. Я знаю, где она! Дура! Ей голову свернут.

— Ты что, мужик, не проспался? Куда она денется? — Чиж повалился на подушку.

— Она пошла мстить Князю.

Эти слова возымели действие, и Чижов поднялся.

— Хреновая шутка. Где обрез?

— В шкафу. Я пошел заводить машину, догоняй.

Когда машина тронулась с места. Чиж спросил:

— А где он живет?

— Я помню. Письмишко ему относил. Охраны там больше, чем в Кремле.

— Давай быстрее, каждая секунда дорога.

Часы на приборном щитке показывали четверть одиннадцатого.

Галя расплатилась с таксистом и вышла из машины. Радиостанция «Эхо Москвы» сообщила, что в столице десять утра. Девушка перешла улицу и направилась к белой кирпичной башне, стоявшей чуть глубже от дороги в окружении небольшого парка.

Галина чувствовала себя бодро и рассчитывала на свои силы. Она хотела поставить еще одну жирную точку в своей истории. Остановить ее не представлялось возможным. Такие решения принимались без глубокого анализа и долгих раздумий, они были следствием инстинктов, а не умозаключений. Не возникало ни вопросов, ни ответов. Какая-то сила двигала человеком и выполняла волю амбиций, честолюбия, гордости и страсти. Все это называлось одержимостью.

Галя подошла к подъезду и была удивлена тем, что не встретила охраны. Ни одной рожи из команды Князя по аллеям не шлялось и никто не занимал лавочек, законно принадлежавших местным старушкам.

Консьержка сидела на своем месте и приветливо поздоровалась.

— Доброе утро, Риточка. Давно вас не было видно.

— В отпуске отдыхала. Мой благоверный дома?

— Сегодня еще не выходил, ну а посетители, сами знаете, целый день маячат.

Галя вызвала лифт и поднялась. На лестничной площадке тихо.

Телохранители исчезли, а дверь квартиры приоткрыта. Неприятные воспоминания, связанные с этим домом, вызывали некоторую нервозность. Что-то здесь было не так, и в какой-то момент ей захотелось повернуться и уйти, но какая-то неведомая сила толкала ее вперед. Девушка распахнула дверь и вошла в квартиру.

Пусто. Она приблизилась к кабинету и заглянула внутрь.

Князь сидел за столом в генеральском мундире при полной выкладке, увешанный орденами. Его голова откинулась назад, а голубые глаза бессмысленно смотрели в потолок. В виске чернело небольшое отверстие, а в правой руке, висевшей над полом, был зажат маленький хромированный пистолет. Галя подошла ближе. Она ненавидела этого человека, но сейчас в одно мгновение он стал ей безразличен и, несмотря на блеск орденов и погон, выглядел жалким и беззащитным. Стоил ли он жестокой мести? Ничтожный винтик в огромной машине.

Его уберут, другого поставят, и никто этого не заметит. Взрывать надо всю махину, а не давить насекомых поодиночке. Галя подумала о Сергее. И он такой же дурак, как она. Что они могут? По улице мамонты ходят, а они устраивают дуэли с комарами. Какая разница, кто убил Князя в его любимом кресле? Его судьба была предрешена, когда он в него сел. То же самое ждет его последователя.

— Пришла проститься с любимым? — услышала она голос за спиной.

Рыжая резко оглянулась. В дверях стоял Мопс с револьвером в руке.

— Стой где стоишь, девочка. Мне так будет спокойнее. Я уже видел тебя в действии. Молодчина! Выкрутилась! Сильная натура. Да еще воли хватило к дружку вернуться, должок отдать. Знал бы я о твоих планах, оставил бы Князя тебе и не торопился с его приговором. Стар я уже, устал от бесконечных похорон.

И тебя вот лишил удовольствия. Молодец, баба! Вся в отца!

— Что ты про отца моего знаешь, пес поганый?!

— Много у меня еще корешей осталось в ментовке. Слыхал я про дочку Ушакова. Сорвиголова. Говорили, будто ты самого Угрюмого завалила и Костю Пестрова в капкан затащила. Земля слухами полнится. Да и сходство есть. Я ведь к тебе присматривался, как только ты появилась здесь. Стать у тебя не как у уличных шлюх. Слишком своенравная для проститутки. Ну а потом Цезарь подтвердил мои подозрения. Пока ты мне не мешала, я тебя не трогал. Занималась бы Котом, наркотой, и Бог с тобой. Нет, тебе мало. Ты ко мне нос сунула, а я этого не люблю. Ох, Князек-то страдал… Ну да отмучился. Теперь на его место действующий мент пришел. Бандюга отпетый, теперь только держись! Из «похоронного бюро» он решил создать следственно-расстрельный комитет при Петровке.

— Как бы он тебя, пес, не списал в расход. Или свой свояка?…

— Ну какой он мне свояк. Меня двадцать лет назад из милиции в тюрьму на покой отправили. Двух сук пригвоздил к стенке. Превышение! А когда вышел, с твоим папашей столкнулся. Я-то его хорошо помнил. Вместе участковыми начинали. Ну а после отсидки я свою команду сколотил. Ювелирные мы не трогали.

Мы дантистов щипали, которые на черном рынке червонцы царской чеканки скупали.

Хорошие были времена. Ни один из них с жалобой в легавку не пошел. Знали, чем дело пахнет. Но вот нарвались мы на одного козла на Сретенке. Решил он за свое золотишко постоять. Убрать мы его убрали, но шума понаделали. Тут и появился Ушаков, защитник частной собственности. Вышли мы с ним один на один. Такой же упрямец, как и ты, был. Двоих моих подельников он убрал, но со мной осечка произошла.