— Хочу сказать Вашему Высочеству, что мы без колебаний выбрали монастырь Санта Клара из-за компетентности, энергии и авторитета Хосефы Миранды, — сказал епископ. — Всевышний поддерживает нас в нашем выборе.
— Позволю себе передать ей ваши слова, — ответил вице-король.
— Мое мнение ей хорошо известно, — сказал епископ. — Не могу лишь понять, почему она не желает мне поверить.
Тут он почувствовал приближение приступа астмы и поспешил положить визиту конец. Однако добавил, что внимательно рассматривает список претензий настоятельницы и обещает разрешить все казусы с пасторским терпением и любовью к ближним своим так скоро, как позволит здоровье. Вице-король поблагодарил его и тоже счел визит оконченным, выразив при этом свое особое благорасположение к хозяину святого дома: мол, ему самому тоже порой досаждает астма и он пришлет своих медиков епископу. Тот вежливо отказался:
— Теперь все в руках Господа Бога. Я ныне в том возрасте, в каком почила Пресвятая Дева.
Краткие слова прощания не нарушили затяжной церемонии проводов. Трое священнослужителей вместе с Делауро сопроводили вице-короля по темным коридорам к главному входу. Королевские гвардейцы, скрестив алебарды, не подпускали к крыльцу наседавших нищих. Собираясь сесть в карету, вице-король обернулся к Делауро, поднял указательный палец и непререкаемо сказал:
— Дай мне знать о себе.
Этот жест и слова были так неожиданны и загадочны, что Делауро успел только отвесить поклон.
Вице-король направился в монастырь сообщить настоятельнице о результатах визита. Несколько часов спустя, садясь в седло, он отмахнулся от просьбы вице-королевы помиловать Мартину Лаборде, потому как это послужило бы прецедентом в отношении других негодяев, наказанных за преступления против человечности.
Пока Делауро отсутствовал, епископ, закрыв глаза, пытался превозмочь свист и хрипы, рвавшие грудь. Служки удалились на цыпочках, и зал погрузился в полумрак. Первое, что увидел епископ, подняв веки, был ряд пустых кресел вдоль стены и одиноко стоящий Каэтано. Он чуть слышно сказал:
— Видели ли мы когда-нибудь такого великодушного человека? Никогда.
Делауро согласно кивнул. Епископ с трудом выпрямился и откинулся на спинку кресла, стараясь выровнять дыхание. От ужина он отказался. Делауро поспешил зажечь свечу и проводить его в спальню.
— Мы очень плохо приняли вице-короля, — сказал епископ.
— Были ли причины принять его лучше? — спросил Делауро. — Никто не постучит в дверь к епископу без всякого дела.
Епископ с ним не согласился и живо возразил:
— Моя дверь — это дверь Церкви, и он вел себя, как подобает истинному христианину. Я же обошелся с ним невежливо из-за своей болезни и постараюсь искупить вину.
У порога спальни он сменил тон и тему и дружески похлопал Делауро по плечу.
— Помолись за меня этой ночью. Боюсь, она будет нелегкой.
Так и случилось. Старику чудилось, что он не перенесет тяжелейший приступ астмы, который начинался во время визита. Не помогло ни рвотное зелье, ни сильные успокоительные средства, и пришлось срочно пустить ему кровь. К утру епископ пришел в себя. Каэтано, не смыкавший глаз в библиотеке, о том ничего не знал. Он готовился к утренней молитве, когда епископ прислал за ним служку и велел принести себе завтрак в постель: большую чашку какао и хлеб с сыром. Он дышал, как новые кузнечные мехи и был в приподнятом настроении. Взглянув на него, Каэтано подумал, что молитва за его здравие не осталась неуслышанной.
Шли дни. Вопреки просьбе настоятельницы Мария Анхела оставалась в монастыре Санта Клара, и падре Каэтано Делауро продолжал ее опекать, пользуясь полным доверием епископа. Тюремный режим был смягчен, и девочке позволили принимать некоторое участие в монастырской жизни. Епископ одобрял поведение Делауро, ни во что не вмешивался и никуда не торопил, и экзорцисту приходилось действовать по собственному усмотрению. Однажды епископ приказал Делауро навестить от своего имени маркиза, узнать о его нуждах и сказать, что в ближайшее подходящее время ему будет дана аудиенция.
— Других поручений не будет, — добавил епископ. — Да благословит тебя Бог.
Каэтано пребывал иногда в некоторой растерянности, не зная, что предпринять. Однажды он поехал в монастырь, но в келье-камере Марию Анхелу не застал. Она была в актовом зале. С распущенными до пят волосами, украшенная подлинными драгоценностями, девочка с гордым видом негритянской жрицы позировала известному портретисту из свиты вице-короля. Поражала не только ее красота, но и благородное изящество позы. Каэтано пришел в настоящий экстаз. Он сел в самом темном углу и любовался ею из своего укрытия, — у него оказалось предостаточно времени, чтобы окончательно разобраться в своих чувствах.
В какую-то неотвратимую минуту портрет был закончен. Художник обозрел его на расстоянии, сделал два-три последних мазка и, до того как поставить на холсте свою подпись, предложил Марии Анхеле взглянуть на себя. Она, изображенная на облаке в окружении темных дьяволят, неспешно оглядела картину и, узнав себя во всем блеске своих лет, сказала:
— Как в зеркале.
— И бесенята тоже? — спросил художник.
— Они тоже, — сказала она.
После сеанса позирования Каэтано проводил ее до камеры. Никогда еще не доводилось ему видеть, как она ходит, а ходила она легко и грациозно, будто танцуя. Никогда еще не видел он ее в иной одежде, чем полосатый балахон. В наряде королевы она выглядела старше и стройнее, и уже можно было представить, какой она станет женщиной. Никогда им не предоставлялась возможность ходить бок о бок, и он был на седьмом небе от этой чистой близости общения.
Благодаря хлопотам вице-королевской четы, уверившей настоятельницу в благих намерениях епископа, тюремная келья стала выглядеть вполне прилично: свежий матрац, льняные простыни, набитые пером подушки и утварь для ежедневных отправлений и для умывания. Блеск моря врывался в большое без решетки окно и освещал недавно оштукатуренные стены. Обед доставлялся из монастырской трапезной, и уже ничего не надо было приносить с улицы, но Делауро не желал отказываться от контрабанды сластей.
Мария Анхела придвинула ему миску, но Делауро довольствовался сухим печеньем, составлявшим гордость кларисок. Во время еды она вдруг заметила:
— А я знаю, что такое снег.
Каэтано не удивился. Одно время говорили о том, что новый вице-король хочет привезти с Пиренеев снег, чтобы удивить индейцев, не подозревая, что снега полным-полно на здешних горах Сьерра-Невада де Санта-Мария. Возможно, именно так хотел дон Родриго де Буэн-Лосано начать свои подвиги в сфере нововведений.
— Нет, — сказала девочка. — Я видела во сне.
И рассказала свой сон: она сидит у окна, а за окном — заснеженная равнина; она ест виноградинки, срывая одну за другой с грозди, лежащей у нее на коленях. Делауро похолодел от ужаса. Страшась ответа на логичный вопрос, он тем не менее спросил:
— А что дальше?
— Я боюсь говорить.
Дальше он знал и сам. Закрыл глаза и стал о ней молиться. Помолившись, воспрял духом.
— Не беспокойся, — сказал он ей. — Обещаю тебе, что скоро ты будешь свободна и счастлива милостью Божьей.
Бернарда еще долго не знала о том, что Мария Анхела находится в монастыре. Узнала она об этом случайно, когда услышала, как Милашка Оливия шумно наводила порядок в доме. Приняв ее за кого-то из домашней прислуги, Бернарда пошла посмотреть, в чем там дело. Обозревая комнату за комнатой, она вдруг подумала, что давно не видела Марию Анхелу. Позже Каридад сообщила ей то, что знала сама: «Сеньор маркиз сказал нам, что девочка уехала далеко-далеко и мы ее больше не увидим». Когда в спальне мужа