ЧУДИЩЕ-ЮДИЩЕ И МУРЛЯНА
Сийм сидел за столом и выводил восьмерки. Делал он это неохотно, потому что должен был писать их так, как показано в учебнике: начинать сверху с середины, потом постепенно заворачивать влево вниз, затем вправо, потом повернуть вверх и прийти на старое место. Это было ужасно нудное занятие. К тому же восьмерки выходили какие-то кособокие и помятые, будто они наехали на дерево. А ведь Сийм изобрел хороший метод, как можно очень просто получить красивую восьмерку: сперва нужно написать обыкновенную цифру три, а потом написать еще одну, повернутую носом к первой. Вот и готова восьмерка! Но так писать не разрешалось. Никто не разрешал: ни учительница, ни мама, ни … Папа, может, и разрешил бы, но у него Сийм не смог спросить разрешения, потому что мама увела его в кино. Поэтому Сийму ничего не оставалось, как писать кособокие и помятые восьмерки. Они нагоняли на него тоску.
Сийм вздохнул и отупело обвел глазами комнату. Взгляд его остановился на Хоботке, который стоял с карандашом в хоботе, крепко прижавшись к косяку двери, и на высоте своей головы проводил черточку.
– Хоботок, что ты делаешь? – удивленно спросил Сийм.
– Ничего, – смутился Хоботок.
– Ты измеряешь свой рост?
– А что толку его измерять? – безутешно сказал Хоботок, прошелся по комнате, прыгнул на диван и уставился в одну точку.
Сийм что-то вспомнил и сказал:
– Хоботок, что-то я тебя давно в школе не видел.
Хоботок с безразличием сказал:
– Ты и не мог меня видеть, потому что, во-первых, на переменках вы так носитесь с Ханно и Эльдуром, что ты даже учительницы не замечаешь, а во-вторых, мои уроки как раз тогда, когда у тебя переменки, а в-третьих, я больше не хожу в школу.
Эта новость удивила Сийма. Он воскликнул:
– Почему же ты больше не ходишь?
– По очень простой причине. Я уже и без того умный.
Сийм недоверчиво посмотрел на него и сказал:
– Если ты такой умный, напиши-ка мне несколько красивых восьмерок.
Хоботок прыгнул на стол, положил передние ноги на лист тетради, чтобы он не помялся, и принялся старательно выводить восьмерки. Он это делал совсем иначе: сперва рисовал маленький круг вверху, потом чуть побольше внизу, а потом соединял их между собой черточкой. Это выходило у него очень ловко. Уже были готовы три восьмерки.
Только теперь Сийм догадался вмешаться.
– Разве это восьмерки? – с упреком воскликнул он. – Это муравьи.
– Нет, не муравьи, – ответил Хоботок. – Муравьи дрыгают ногами. А мои восьмерки не дрыгают.
– У них нет ног, потому. А если ты им пририсуешь ноги, они убегут из тетрадки.
Хоботок пририсовал восьмеркам ноги. Но восьмерки все равно не убежали. Тут Сийм поднял страшный крик:
– Посмотри, что ты наделал! Что завтра скажет учительница, когда увидит эти восьмерки? Ты чего наврал мне, что ты умный, а сам не умеешь писать красивые восьмерки!
Раньше, когда Хоботка отчитывали, у него всегда округлялись глаза. Теперь же он заносчиво поднял хобот и сказал:
– Не знаю, какие восьмерки вам велят писать, но в Мурляниной двоичной системе они пишутся так, как я написал.
Сийм потерял дар речи. Он впервые слышал о двоичной системе. Но не мог же он показать своему игрушечному слонику, что тот знает больше, чем он.
За дверью позвонили. Сийм со вздохом облегчения побежал в переднюю. Когда звонят, ребенок имеет полное право не писать восьмерки. На радостях Сийм забыл отправить Хоботка в маленькую комнату, как он в последнее время делал, когда кто-то приходил к нему.
В комнату вошли Ханно, Марис и Эльдур.
Эльдур воскликнул:
– Симка, айда в киношку. В 'Космосе' идет 'Чингачгук – Большой Змей'.
– Нам надо спешить, – поторопил Ханно. Сийм жалобно сказал:
– Я не могу идти. Я еще уроки не приготовил.
– Потом сделаешь, – посоветовал Эльдур. – У меня тоже ничего не сделано.
– Но я пообещал маме, что никуда не пойду, пока все уроки не приготовлю.
– А тебе еще много осталось? – спросила Марис.
Сийма этот вопрос обнадежил. Он быстро ответил:
– Не очень. Одну страницу я уже исписал, а на другой нужно написать еще три строчки.
– Валяй быстрее, – подбодрил Эльдур.
– Мы пока посмотрим книжки, – сказал Ханно. Его очень интересовали книги Сийминого папы, потому что их разрешалось рассматривать только очень осторожно.
Ребята гурьбой ввалились в комнату. Сийм бросился к столу писать.
Марис подошла к нему взглянуть, как дела продвигаются. Она сделала испуганные глаза и спросила:
– Что ты здесь нацарапал?
– Это восьмерки, – сказал Сийм. – А ноги я им резинкой сотру.
– Они не сотрутся, они нарисованы цветным карандашом, – озабоченно сказала Марис. – Тебе придется вставить в тетрадку новый лист и написать новые восьмерки.
Хоть времени и было мало, Марис заставила себя спокойно сесть на диван. Тут она заметила Хоботка, взяла его на руки и нежно погладила по голове.
Дурное настроение Хоботка как рукой сняло. У него даже появилось сильное желание замурлыкать – так хорошо было ему. Но он взял себя в руки. Что позволено коту, не позволено слону. Вот коту не к лицу, если он, как слон, начнет трубить. И правильно. Если каждый будет делать то, что ему в голову взбредет – карандаш извиваться, червяк рисовать, чайник колоться, а кактус кипеть – какая будет на свете неразбериха!
Мурлыкать Хоботок не стал, но он не смог удержаться, чтобы тихонько не взвизгнуть. И хотя он сделал это тихонько, мальчики все же услышали. Ханно поднял от книги удивленный взгляд, а Эльдур наморщил нос и презрительно усмехнулся.
Сийм, который как раз менял в тетради лист, так растерялся, что нечаянно порвал обложку.
А сам Хоботок так напугался, что со страху онемел и окаменел. Он лежал на
