– Вот когда думать надо было! – разозлился Крячко. – Что это был за человек, за которым он гнался? Не знаете! А кто знает? Так и придется допрашивать этого Майкла, хотя этого категорически делать не следовало бы... Где же Гуров?

Он потянулся за своим мобильником, но тут зазвонил служебный телефон. Крячко поспешно сорвал трубку и поднес к уху.

– Полковник Гуров? – зазвенел в его ухе высокий женский голос. – Это Соловьева.

– Это Крячко, – буркнул Стас. – А Гурова нет. Зачем он вам?

– Просто хотела его поздравить, – с легким ядом в голосе сказала адвокат.

– Это с чем? – насторожился Крячко.

– Как, вы еще не знаете? Кстати, вас тоже, думаю, можно поздравить, потому что теперь мы будем ходатайствовать об отстранении от расследования и вас тоже. У нас имеются серьезные сомнения в профессионализме вашей группы...

– Ну что сказать? За живое участие спасибо! – поблагодарил Крячко. – За критику. Мы не обижаемся, нет. Главное, что наша деятельность не оставляет вас равнодушными. Это значит, что мы работаем...

– Вот-вот, совсем недолго вам работать, – перебила его Соловьева. – Мы добьемся, чтобы вы наконец- то занялись тем, чем должны заниматься, – разведением цветочков на дачном участке.

– Я предпочитаю огурцы, – деловито заметил Крячко. – Обязательно приглашу вас попробовать мои огурцы... Но сначала закончим с Тумановым. Обеспечим ему лет двенадцать в тех краях, где огурцы не растут, и можно на покой.

– Помечтайте, – спокойно сказала адвокатесса. – И не забудьте загадать желание – совсем скоро полетят звездочки.

На этой ноте она закончила разговор. Крячко с озабоченным видом посмотрел на оперативников и принялся в очередной раз набирать номер Гурова. На этот раз тот был занят. Занят он был долго, но Крячко повторял набор с усердием маньяка, пока наконец линия не освободилась.

– Лева! – обиженно закричал Крячко в трубку. – Ну где же ты?! Мы все тут с ума сходим! Ходят противоречивые слухи...

– Это уже не слухи, – лаконично сказал Гуров. – Я серьезно влип. К обвинению в убийстве теперь добавилось незаконное проникновение в жилище и причинение телесных повреждений средней тяжести. Я уже имел по этому поводу телефонный разговор с генералом. Его поставили в известность почти мгновенно. Можешь себе представить, в каком он состоянии.

– Противоположная сторона уже поздравила меня с нашей отставкой, – сообщил Крячко. – А мои архаровцы еще и Майкла задержали. Вот что с ними делать?

– С ними ничего, – распорядился Гуров. – А Майкла заприте пока. Трое суток подержим – ничего с ним не случится. А уж с нами и подавно. Я в дежурной части. Заглянул тут в сводки и меня заинтересовало вот что – в Тропарево...

– Я уже там был, Лева! – завопил Крячко. – Похоже, да? Что Туманов от лаборатории избавиться решил. Мы с тобой одинаково думаем!

– Что думать? – спросил Гуров. – Трясти надо. Я выяснил тут, в какой больнице лежат химики. Подъезжай за мной – попробуем добиться свидания с кем-нибудь из них. Около начальства нам теперь нет смысла тереться. Нам теперь события опережать надо, пока гром не грянул.

– Я уже жму на акселератор, Лева! – с энтузиазмом сказал Крячко. – Сейчас выезжаем.

Он строго посмотрел на Никанорова и погрозил ему пальцем.

– Майкла – в камеру! – сказал он. – Никаких объяснений, никаких адвокатов. Пусть мучается вопросом, за что его взяли. Чем больше грехов вспомнит, тем лучше. А я уехал. Будут спрашивать куда – вы ничего не знаете. Считайте, что мы перешли работать в подполье. Все поняли? Выполняйте!

Через полчаса Гуров и Крячко уже были в «Склифе» и выясняли, в каком состоянии находятся поступившие накануне химики. О свидании с пожилым ученым по фамилии Терлецкий не могло быть и речи – он был очень плох. Но на минутную беседу с раненым Виталием Васильевичем Липкиным хирург все же дал Гурову разрешение. Гурову удалось убедить его, что убийц лучше искать по свежим следам.

– Схема простая, – сказал он. – Завтра тот же самый мерзавец может явиться к вам в больницу под видом врача или посетителя и прикончить нежелательного свидетеля. Если их сразу не окоротить, они начинают чувствовать себя безнаказанными.

Видимо, доктор с чем-то подобным уже сталкивался в своей жизни, потому что долго спорить не стал и пошел Гурову навстречу.

Липкин лежал в отдельной палате, весь опутанный прозрачными трубками, бледный, исхудавший, и тоскливо смотрел в потолок. Появление Гурова смутило и обеспокоило его.

– Не буду докучать вам долгими расспросами, – сказал Гуров. – Главное для вас сейчас – это поправиться. Уверяю вас, все будет хорошо. Только скажите мне, вам известна фамилия Туманов или фамилия Василевский?

– Да, я на них работал, – пробормотал раненый. – Мы работали. Мы не знали. То есть знали, но думали, обойдется... Но я готов дать показания. Василевский уже нас подготовил. Он должен был еще вчера...

– Вы видели вчера Василевского?!

– Ну да, можно сказать и так, – тяжко вздохнул химик. – Можно сказать, он нас спас. Если бы не он, этот Всеволод Игнатьич, наверное, нас с Павлом Евгеньевичем...

– Кто?! Всеволод Игнатьевич? Вы не ошиблись?

– Этот человек позвонил. Мы с Павлом Евгеньевичем все равно ходили в лабораторию, хотя про нас все забыли. А он вспомнил. Нам он неизвестен. Но он явился с пистолетом и явно собирался с нами расправиться. Но Василевский – он все время нам говорил, что нужно идти в милицию – он плеснул в этого кислотой, забрал пистолет, и его увел этот, второй...

– Второй?

– Да, не знаю, кто такой. Они торопились. Я тут уже как в тумане был, сознание терял...

Виталий Васильевич разволновался, вспоминая недавний ужас, и врач потребовал от Гурова прекратить беседу.

– Ухожу, – с сожалением сказал Гуров, но на пороге все-таки опять обернулся к раненому. – Скажите уж как на духу – в опечатанной лаборатории есть образцы тех ядов, которые вы готовили для Туманова?

– Да, есть, – обреченно сказал химик. – Там стальной шкаф серого цвета, в нижнем отделе герметический контейнер с надписью «344» – там вы найдете, что вас интересует. Я это еще никому не говорил. То есть Василевскому... И все. А скажите... э-э... сюда в больницу не могут явиться, чтобы прикончить нас с Павлом Евгеньевичем прямо здесь?

– Не думаю, – мотнул головой Гуров. – Но на всякий случай мы все же поставим сюда охрану. Полагаю, доктор не будет возражать?

– Если эта охрана не будет утомлять пациентов вопросами, – сердито уточнил хирург, почти силой выпроваживая Гурова из палаты. – Я же вас просил. Пациент еще очень слаб. Его жизнь была в смертельной опасности. Он потерял много крови.

– Я понимаю, – кивнул Гуров. – Но его жизнь до сих пор в смертельной опасности. Он сам про это заговорил. Я пришлю охрану. И пожалуйста, ограничьте его контакты с кем-либо.

– Вы последний, – убежденно сказал доктор.

Покинув больницу, Гуров и Крячко провели в машине небольшое совещание.

– Наступает переломный момент, – заявил Гуров. – Мы набрали полный мешок шишек, но враги рановато собрались праздновать победу. На горизонте стало что-то такое просветляться. Мы уже в двух шагах от лаборатории. Если удастся уберечь химиков и следы их деятельности, обвинение, которое мы готовили Туманову, получит реальное воплощение, и его великолепная Соловьева вынуждена будет умыться. К тому же объявился Василевский, а это последний гвоздь в гроб Туманова.

– Не все так уж гладко, Лева, – покачал головой Крячко. – Василевский объявился, а где он, Василевский? Чудит он чего-то. И с химиками тоже бабушка надвое сказала. Если синдикат этот за них возьмется, они могут все свои слова назад взять. А у нас с тобой сейчас у самих земля под ногами шатается.

– Веришь в существование синдиката? – хмыкнул Гуров. – А я вот усомнился. После того, как воочию своего собеседника увидел. Конечно, на сто процентов я не могу быть уверенным, что это он. Но на