– Раз надо – вызовем, – кратко сказал Гуров. – Но зато к вечеру у нас будет зацепка. Трупы наверняка здесь.

Гуров лично связался с генералом Орловым и объяснил ему ситуацию. Тот сделал вид, будто несказанно удивлен звонком подчиненного.

– Вот дела! Ты уже на свободе, что ли? Сбежал или отпустили? Ну-ну, шучу, конечно... Только учти, тут такое дело, что обвинения с тебя пока не сняты. Ты об этом, может быть, забыл, а я помню. У меня должность такая – все помнить и все учитывать. Кстати, про подписку о невыезде ты, похоже, тоже забыл? Обратно в узилище захотелось? Твои предпочтения, конечно, твое дело, но мне неприятности надоели. Рабочих я тебе пришлю, и следственный комитет поставлю в известность. Но чтобы тебя самого там сию же минуту не было! Исчезни, растворись, сгинь!.. Оставь за себя Крячко и немедленно в Москву!

– Я немедленно не могу, – возразил Гуров. – Во-первых, я сюда на «КамАЗе» добирался, и уехать мне сейчас не на чем, а, во-вторых, ты же, Петр Николаевич, должен понимать, насколько это важно, что мы нашли. Если в нашем распоряжении будут тела тех, кто похищал Марию, мы можем вплотную приблизиться к организаторам...

– Ага, для этого их убивали! – язвительно заметил генерал, – чтобы позволить тебе вплотную приблизиться! В общем, я не знаю про тела, а для тебя сейчас особенно важно не нарушать закон и беречь Марию. По-моему, тебя предупредили, что если не перестанешь рыть землю...

– Ты это всерьез? Мне перестать? – с вызовом спросил Гуров.

– Да! И немедленно! – резко сказал Орлов. – Подумаешь! Кроме него, в МВД некому землю рыть!.. Ты эту манию величия брось! Ты отстранен. Это серьезно. На «КамАЗе» или как-то, но чтобы через час был у меня, понятно?

– Бригада-то когда будет? – хмуро спросил Гуров.

– Будет тебе бригада, – пробурчал генерал. – То есть не тебе, а полковнику Крячко. Тоже, между прочим, старшему оперуполномоченному по особо важным делам! Ты уже движешься в направлении Москвы, или мне подъехать – придать тебе ускорение?

– Считай, что я уже у тебя на пороге, – ответил Гуров.

В душе он, однако, решил совершить некрасивый поступок – ослушаться начальство. Уехать, так и не узнав, кто похоронен в грязной канаве посреди унылого русского поля, было выше его сил. «Семь бед, один ответ, – решил про себя Гуров. – А победителей не судят. Найдем убитых – следствие будет вынуждено считаться с таким фактом, и версии совсем другие появятся. А может быть, и в самом деле сразу выйдем на главного преступника...»

Однако надеждам Гурова так и не суждено было сбыться. Через полтора часа приехали рабочие – с экскаватором, с бульдозером, с генератором и отбойными молотками. Еще два часа они возились с «братской могилой». Однако никаких тел в канаве обнаружено не было. Захоронение оказалось пустышкой. Неведомый водитель бетономешалки вывалил несколько центнеров раствора в никуда. Тупо вывалил, и все. Никаких зацепок в распоряжении Гурова по-прежнему не было. Для проформы он дал распоряжение поднять ковшом еще с полметра земли, но это тоже оказалось напрасным.

День клонился к вечеру. Рабочие укладывали инструмент и рассаживались по машинам. Бригадир сначала все порывался спросить у Гурова, кто оплатит ему рабочий день, но так и не рискнул сделать это – уж слишком суровым выглядел высокий, жилистый полковник, ищущий неизвестно чего в какой-то заброшенной канаве. Момент для вопросов был явно неподходящий.

Гуров, действительно, пребывал в меланхолии. Стоя на краю разворочанной канавы, среди ошметков застывшего раствора, он с неудовольствием думал о том, что преступники опять здорово провели его, и что так глупо он давно не выглядел. А впереди его ожидала еще и теплая встреча с генералом Орловым, который проявил пугающую выдержку и за все это время так ни разу больше и не позвонил Гурову.

Василевского трясло. Он быстро понял, что не может вести машину. За городом еще куда ни шло, но чтобы вернуться в Москву на колесах – об этом нечего было и думать. Он мигом врежется во что-нибудь, в какого-нибудь Церетели, или, что еще хуже, в лимузин министра или депутата Государственной думы. Хотя с некоторых позиций подобное происшествие послужило бы ему чем-то вроде охранной грамоты, но опять- таки – надолго ли? Даже если его сейчас повяжут и поднимут шум вокруг его имени, то что будет, скажем, через полмесяца? Не доберутся ли до него в тюрьме? И к тому же дорожные происшествия характерны тем, что иногда в них гибнут прямо на месте. Василевскому не хотелось гибнуть, тем более на месте. Ему хотелось еще пожить.

Чтобы исполнилось это скромное желание, нужно было выбраться из-за баранки, отдохнуть и немного подумать. Кое-как доехал до Балашихи, на окраине приткнул тачку в каком-то заплеванном дворе и на подкашивающихся ногах забрел в ближайшее кафе, где сразу попросил стакан коньяка. Вкуса спиртного он не почувствовал, но вскоре отлегло от сердца, и Василевскому стало гораздо комфортнее. Он заказал бифштекс с картошкой и стал прикидывать плюсы и минусы своего положения.

Ситуация уже не казалось ему такой ужасной, как час назад. Конечно, он едва избежал гибели, но ведь уцелел все-таки. Зато теперь он точно знает, что кто-то поставил на нем жирный крест. В силу этого ни стесняться, ни тянуть с контрмерами не следовало. Нужно было перехватить инициативу.

Защитить его сейчас некому, кроме Ментов, – вот парадокс. Но те, кто открыл на него охоту, не простят ему смерти двух своих гончих псов. Петр со своими корешами, конечно, сработал по первому классу и будет теперь пупок рвать, чтобы замести следы. Они срубили неплохие бабки с погибших, если учитывать ожидаемую прибыль от продажи чужого джипа, и не захотят их лишаться, особенно вместе с головой. На молчание этих людей можно рассчитывать, но тоже до определенного предела. Если на них выйдут, все может обернуться по-другому.

Но об этом рассуждать было преждевременно. Василевский не собирался дожидаться этого печального момента. Он решил действовать. То есть искать защиты у полковника Гурова, который, должно быть, по нему здорово соскучился. Ну что же, он хорошо выводил полковника, пора подсекать его. Конечно, вопрос, кто кого подсек на самом деле, но лучшего сейчас все равно не придумать.

Вот только с пустыми руками к полковнику идти некрасиво, размышлял Василевский, поглощая жареную картошку. Придется выполнить свое обещание и сдать ему горе-химиков, прикормленных Тумановым. Как их, дай бог памяти? Виталий Васильевич – это тот, что помоложе, на машину копит. И Павел Евгеньевич – этот уже в годах хрыч, внучку поднимает, в МГУ она у него учится, молодчина. Выучится – станет такой же умной, как дед, будет в подпольной лаборатории у какого-нибудь ханурика работать. Вот только...

Василевского прямо потом прошибло. У него снова лихорадочно заколотилось сердце. Как же он не сообразил этого раньше! Хотя, ясный перец, раньше ему было не до того. Своя рубашка, как говорится. Но теперь пришла пора подумать и о ближнем. Может быть, не сразу, но Туманов сообразит расправиться с химиками. Может, и не сообразит, конечно, – других забот по горло, но вариант этот предвидеть следовало. Нужно срочно найти обоих доцентов и уговорить их явиться в ментовку с повинной. Не сладко, конечно, но по сравнению с тем, что может учудить Туманов, просто санаторий.

Может быть, еще не все потеряно, и он успеет. Вряд ли его сейчас станут искать у химиков, с которыми он и знаком-то был, как говорится, по долгу службы. Правда, он непосредственно участвовал в организации их рабочего места, подыскивал помещение в одном из промышленных районов Москвы. На одном прогоревшем производстве ему удалось за весьма умеренную плату и по чужим документам арендовать бывшую лабораторию. Там даже инвентарь кое-какой сохранился. Химики подсказали ему, что нужно еще приобрести, – он и это обеспечил. А в их непосредственных злодейских делах Василевский не участвовал – он в ядах ничего не понимает. И если теперь он явится к полковнику с главными отравителями под ручку, да еще и расскажет о злодейских замыслах тумановских прихвостней, ему может улыбнуться фортуна. Во всяком случае, если полковник останется доволен и сдержит свое слово, Василевского оставит в покое налоговая, и все денежки будут при нем. А если Туманова посадят надолго, со своими деньгами он сможет начать новую жизнь. Где-нибудь в Словакии, например. Говорят, там очень даже неплохо, а культура – не сравнить со здешним бедламом. Просто бандитская страна какая-то, Чикаго.

Ехать обратно в Москву на своей тачке было безумием – теперь у Василевского руки не дрожали, но он слегка захмелел. Хрен редьки не слаще, как говорится. Таким образом привлекать к себе внимание Василевский не хотел.

Ему удалось сговориться с местным таксистом, мрачным, плохо выбритым парнищей лет тридцати пяти,