толпе.

Гуров вышел на перрон. Посадка практически уже закончилась. Запоздавшие пассажиры запихивали на площадку тамбура свои пожитки под сердитыми взглядами проводников. Бардина не было видно. Вероятно, он уже обосновался в своем купе.

«Новокузнецк! Надо же! – подумал Гуров. – Вот попали, на ровном месте и мордой об асфальт!»

Внутренне он давно был готов к тому, что Мельник в конце концов придумает какую-то пакость. Но внезапный выезд в Новокузнецк явился и для него неожиданностью. Далековато придется ехать Бардину, чтобы расстаться со своими денежками.

Впрочем, скорее всего, с денежками ему придется расстаться гораздо раньше. Тут важно вовремя сообразить, что затеял Мельник. Он наверняка сейчас тоже находится в поезде. Вряд ли в том же купе, что и Бардин, – невероятно, чтобы он мог заранее угадать, какой билет возьмет в последнюю минуту банкир. Значит, в любом случае Мельнику придется его сначала найти. Сначала найти, а потом придумать способ забрать деньги и покинуть поезд. Значит, какое-то время у Гурова есть, чтобы сообразить, что это будет за способ.

Он подошел к одному из вагонов в тот момент, когда проводник уже поднимался на площадку. Неулыбчивый мужчина лет тридцати с гладко зачесанными назад волосами, он с видимым раздражением посмотрел на Гурова и уже собирался послать его подальше, но Гуров легко взлетел вслед на площадку и сунул под нос проводнику свое удостоверение.

– Спецзадание, – сухо сказал он. – И держи язык за зубами, понял?

Проводник молча отступил в сторону, давая Гурову пройти, и тут же будто начисто забыл о нем. Гуров вошел в вагон. За его спиной лязгнуло железо.

В вагоне царила обычная суета. Пассажиры устраивались на своих местах – разворачивали матрасы, рассовывали по полкам чемоданы, кто-то, прильнув к окну, махал рукой провожающим. Было душновато и жарко.

Гуров дошел уже до конца вагона, когда по всему поезду прокатилась легкая дрожь, он дернулся и медленно пополз вдоль перрона. «Мы поехали, мама!» – громко и возбужденно произнес звонкий детский голос.

«Ясно одно, – подумал Гуров. – Дочери Бардина, даже если она жива, в поезде быть не может. Значит, одно из двух – или банкира везут туда, где прячут девчонку, или его просто намерены ограбить. Последний вариант гораздо проще и безопаснее в исполнении. Не исключено, что такие отморозки именно его и предпочтут. Но против подобного выбора есть довольно серьезные возражения. Проделав такой трюк, бандиты окончательно сожгут все мосты. Прощения им уже не будет. Мельник наверняка это понимает. А главное, в таком случае они сами могут оказаться в дураках. Никто ведь не гарантирует, что Бардин не везет с собой несколько килограммов старых календарей…»

Гуров отправился на поиски купейных вагонов. Требование Мельника, чтобы Бардин ехал в купе, не было, разумеется, простой прихотью. Сам Мельник наверняка позаботился забронировать себе купейное местечко заранее. Пусть даже не в одном вагоне с Бардиным, но все-таки рядом.

В одном из тамбуров Гуров столкнулся с озабоченным Глузским. Увидев Гурова, он просиял и доложил, оглядываясь на дверь:

– Лев Иваныч, мои все на борту. Один в последнем вагоне, один в первом, двое курсируют по составу. Ничего подозрительного пока не отмечено. Я думаю, если Мельник здесь, то, скорее всего, сидит где-нибудь в купе и не рыпается.

– Я и сам так думаю, – кивнул Гуров. – Попробую сейчас найти Бардина. Узнаю, может быть, ему уже предъявили требования.

– Может быть, связаться через начальника поезда с Москвой? – спросил Глузский. – Мало нас здесь.

– Спугнем, – жестко ответил Гуров. – Как пить дать спугнем. Будем сами выкручиваться.

– Вставят нам, Лев Иванович! – озабоченно сказал Глузский. – Ответственность делить надо. Тогда совсем другой коленкор будет, даже если упустим.

– А ты не упускай! – усмехнулся Гуров и, подмигнув Глузскому, прошел в следующий вагон.

Коридор купейного вагона встретил его тишиной и матовым отблеском полированных дверей. За какой из них сидит сейчас до предела взвинченный Бардин, сжимая между ног набитую деньгами сумку? Почему-то Гурову казалось, что банкир поступит именно так – не станет забрасывать свой багаж на полку, не спрячет под сиденье, а будет сидеть над ним, отсчитывая в уме томительные минуты.

Ожидать, что Бардин как по заказу покинет купе, не приходилось, и Гуров с методичностью записного зануды принялся тыкаться подряд во все двери, якобы в поисках некой мифической Марии Ивановны. Ему пришлось выслушать несколько нелицеприятных замечаний в свой адрес, а в одном купе не в меру веселые командированные пообещали набить ему морду, но Гурова это ничуть не расстроило. На память он никогда не жаловался, а галерея лиц, которая сохранилась в памяти после этой прогулки, была далеко не лишней. Правда, пока реальной пользы из этого Гуров не извлек. Ни один из виденных им пассажиров не вызывал подозрений, или, если угодно, все они выглядели одинаково подозрительными, но этого было слишком мало, чтобы делать какие-то выводы.

Наконец Гуров обнаружил Бардина в следующем вагоне, в двенадцатом купе. Верный своей легенде, с глуповатой улыбкой на лице, Гуров вломился в купе и, равнодушно пробежав взглядом по лицам его обитателей, озабоченно поинтересовался:

– А Мария Ивановна с вами не едет? Женщина такая видная, с прической?.. Нет? Ну, извините великодушно!

Гуров захлопнул за собой дверь и быстро прошел в служебный тамбур. Проводник, высокий жилистый человек с орлиным носом и глубоко запавшими глазами, безразлично посмотрел ему вслед. Гуров остановился на грохочущей, ходящей ходуном площадке и посмотрел в окно. Снаружи была темнота, время от времени прорезаемая огнями пригородных районов. Поезд выезжал из Москвы.

Минуты через две за спиной Гурова хлопнула дверь. Он обернулся. В тамбур вошел Бардин. Нервным движением он достал из кармана сигареты и закурил.

– Здесь не положено, Владимир Дмитриевич! – негромко сказал Гуров.