— Не передумали, Гуляев? — донесся голос Краскова.
Гуляев мотнул головой и посмотрел на Клешкова, тот смотрел на него.
— Прости, коли чем обидел, — сказал Клешков. — Я тебя всегда за друга признавал.
Гуляев прикрыл глаза и снова открыл их, глядя на него прощальным добрым взглядом.
Вахмистр выкликнул несколько фамилий. Несколько человек небрежно встали шагах в двадцати от обоих пленных, и дула поднялись на уровень их лбов.
— Вахмистр, люди предупреждены? — крикнул Красков.
— Так точно, вашбродь!
— Можно приступать.
— Слушаюсь! От-деление! — гаркнул вахмистр. — К стрельбе залпом — товсь!
Стволы застыли, нащупывая лбы обоих. Клешков посмотрел в черные дыры их. Вот отсюда сейчас рванет желтым огнем, и страшная сила разобьет его лобную кость, расшибет мозг и навеки остановит сердце.
— Пли!
Ударил залп.
Клешков закрыл глаза. Он стоял на прежнем месте, и щепка, лежавшая у его ноги, лежала там же. Он повернул голову, Гуляев с таким же удивлением смотрел на него.
Красков уже опять стоял перед ними.
— Молодцы, — сказал он. — Отважные солдаты. Умирать умеете. — Глаза его, когда он остановил их на Гуляеве, полны были доброжелательства и интереса. — Хочешь жить? — повернулся он к Клешкову.
Тот поежился и промолчал.
— А вы? — повернулся он к Гуляеву.
— Хочу, — сказал тот. — Хочу и думаю, что нет пока смысла умирать за большевиков!
Клешков дернулся, а Красков в неподдельном восторге повернулся к крыльцу и крикнул Седой:
— Вы слышите? Он вполне разумный человек.
— Капитан, — перебил его Гуляев, — я действительно понял, что смогу вам помочь. Но при одном условии.
— Говорите, — насторожился Красков.
— Вы дадите честное слово, что не убьете моего товарища.
— Какой ты мне товарищ, змея подколодная! — плюнул в его сторону Клешков.
— Даете слово? — спросил Гуляев.
— Пожалуй, — протянул капитан, проницательно всматриваясь в его решительное лицо. — Пожалуй, даю!
— Тогда я ваш!
Клешков с ненавистью посмотрел на стройную спину идущего за Красковым Гуляева. Потом перевел взгляд в сторону виселицы, где покачивалось тело Мишки.
— Пошел! — ткнул его в спину конвоир.
Весь вечер и весь следующий день Клешков просидел в амбаре. Его приходили кормить. Но он почти ничего не ел, а все думал о том, что случилось, и пытался понять, как же он мог прозевать такого гада, как Гуляев. Начальник правильно говорил ему когда-то, что нет у него классового чутья. Мишка висел там где- то, но мысли о нем были лишены той боли, которая вначале сжигала его. Лицо поджило и больше не мучило. Но он никак не мог выбраться из состояния полудремоты, из ощущения того, что все, что с ним происходит, происходит не на самом деле, а лишь смотрится им со стороны. И он — это не он, а что-то неясное, зыбкое. На следующий день пришла и постепенно начала крепнуть в нем мысль о побеге. Он стал внимательно слушать суету на дворе. А там с самого утра звучала команда, стучали копыта. Несколько раз слышался нервный голос Краскова. Однажды Клешков подслушал разговор двух солдат: часового и какого- то еще, с молодым и напористым голосом.
— Лишь бы энтот не подвел! — говорил часовой.
— Да вроде не подведет, — отвечал молодой голос, — из образованных. На краснопузого не похож.
— Только бы добраться нам до того места.
— Доберемся, — сказал молодой, — а потом что?
— Как — что?
— Опять капитан нас расходовать будет: то на село нападать, то еще что...
— А что ж, к красным уходить?
— Зачем к красным, — сказал молодой, — можно и не к им, а подыхать, когда в кармане полно, — это к чему же?
— Оно точно, — сказал часовой, — дак ведь что жа?
— Фокин и Ложкин сговариваются, — настойчиво забубнил молодой голос, и оба перешли на шепот.
«Видно, Красков за что-то получит кучу денег, — подумал, отползая, Клешков, — и Гуляев ему в чем- то должен помочь».
К вечеру раздались радостные крики и затопали лошади. Потом послышались голоса Краскова и (Клешков вздрогнул) Гуляева. Вернулся, предатель. Во дворе началась суматоха, стали выводить лошадей. Открылись двери амбара.
Клешкова вывели. Гуляев, стоявший у крыльца, мельком глянул в его сторону и продолжал разговаривать с Красковым и Седой, кругом седлали лошадей.
— Садись! — зычно скомандовал вахмистр.
Клешкова посадили на буланого рослого копя. Привязали ноги к стременам, руки связали за спиной. Его лошадь была веревкой соединена с лукой седла вахмистра.
— Трогай! — крикнул Красков.
Около него сидели на конях Гуляев и Седая. У Гуляева возбужденно мерцали глаза.
На рассвете банда добралась до совхоза, Красков шепотом отдавал приказания. Клешкова сняли с лошади, и молодой солдат, приставленный к нему, погнал его вслед за группой, которую вел Красков. Другая группа—человек восемь во главе с вахмистром — нырнула в кусты и исчезла. В смуте начинающегося утра листья на деревьях казались сухими.
Они вступили в парк. Сквозь деревья виден был вдалеке молчаливый барский дом. Крышу мезонина скрывали подступившие липы.
Красков выделил еще четверых, и они, крадучись за деревьями, побежали в сторону дома.
Красков и человек пять оставшихся с ним вышли к фруктовому саду. Ударил взрыв, защелкали выстрелы. Потом застучал из дома «гочкис», но снова грохнуло, и он затих. Выстрелы стучали все чаще.
Красков вел и вел группу по тропинкам между яблонь. Вот уже осталась сбоку беседка.
— Оно, — сказал Красков, останавливаясь.
Гуляев и Седая подошли к нему. Седая была в военных галифе, сапогах и куртке из козьего меха.
— Копать! — приказал Красков, и все солдаты, бывшие при нем, вытащив саперные лопаты, стали окапывать и подрывать сухое дерево, единственное среди еще живых и полных листвы яблонь,
— Быстрей! — приказал Красков.
Часовой около Клешкова жадно смотрел на копающих. Наконец он не выдержал и побежал к ним. Красков и Седая, прислушиваясь к выстрелам, отошли от копавших и оказались недалеко от присевшего на сивую осеннюю траву Клешкова.
— Как же вы будете использовать эти средства? — спросил Красков.
— Их ждут в губернии, — сказала Седая. — Мы поднимем все дальние уезды, если будем иметь деньги на оружие и на связь.
— Мои люди потребуют долю, — хмуро сказал Красков.
— Это деньги не мои, — надменно сказала Седая, — и вы это знаете, капитан. Они нужны для дела.
— Но люди знают, — сказал Красков. — Их же не удержишь.
