Илона вытерла лицо платком и уставилась на меня своими выпученными глазами:
– Ладно. Ты из-за Ливеншталя? Честно говоря, я давно ожидала, что ты придешь убивать меня за Ливеншталя. Я полагала, что у тебя был с ним половой контакт.
Пока мы выясняли отношения, Ливеншталь никак не реагировал.
– Ливеншталь – это второй вопрос, – сказала я. – У меня есть к тебе первый и основной.
– Просто ума не приложу, о чем ты? – сделала Илона жалобное лицо. – Что ты хочешь от меня?
– Ты еще спрашиваешь? Зачем ты используешь мое имя?
Илона удивилась:
– Какое ты имеешь отношение к губернатору?
– Не строй из себя идиотку. Прямое. Я его дочь.
– А может, это я его дочь! – нагло заявила Илона. – У тебя отец Сципион, ты разве забыла? И фамилия у тебя другая.
Спорить с Илоной было бесполезно: формально она была права – имя отца осталось без охраны, оно валялось на полу и его подняли. И что же, теперь уступать ей это имя?
– Почему ты вылезла со своим бритым «под звезду» лобком, но под моим именем? – спросила я.
– Потому что иначе меня не брали в стрип-клуб! Мне сказали: «Ты гордишься своим красивым телом? У нас таких, как ты, пять копеек пучок за дюжину. Вот если бы…» И тут мне в голову пришла эта мысль – сказать, что я дочь основателя этого города. Там, в городе, стоит памятник твоему отцу, вот я и сказала: «А вы знаете, чья я дочь? Я дочь губернатора Сливки!» Хозяину клуба эта идея понравилась, почему-то ему очень понравилась эта мысль, и он меня взял. Мы не ошиблись. Публика ломится на мои представления.
– Я, значит, уроки делаю, осваиваю педикюр и массаж стопы, а она зарабатывает на моем имени! Как ты, тварь безродная, посмела опоганить светлое имя моего отца, который был пророком в своем отечестве?
Илона вдруг выпрямилась, убрала с лица глупую ухмылку и сказала:
– Насчет «твари безродной» это ты перегнула. Запомни: мой отец был хозяином Города Дворцов ровно до твоего отца! И при этом он был не простым пророком, а настоящим Богом и Царем. Ему подчинялось все: люди, деньги, милиция, КГБ… И фамилия у него была не чета вашей…
Я опешила. Секунду я размышляла, что такое сказала Илона. Потом сообразила и ответила:
– Что же ты не выступаешь в борделе под фамилией своего папаши?
– Потому что его уже забыли. У людей из памяти стирается абсолютно все. Эффект был бы не тот. А твоего отца пока еще помнят. Пришлось взять его.
Вероятно, эта тварь, Илона, все врала про своего отца, как она врала про гарем шаха и любовника, который ее продал в этот гарем.
– Значит, взяла мое имя, чтобы им подтереться?
– Господи, да о чем речь! Я буду тебе отстегивать! – зашептала Илона. – Ты будешь довольна. Просто будешь получать деньги. И главное, никто не узнает в Дворцегороде, что делается за стеной!
– Ну, насчет «никто не узнает» ты сильно ошибаешься. Сегодня из Чайна-тауна вернулся «мальчик Федья». – Я сказала это так, как если бы это сказал француз, с мягким знаком посередине. – И Федья видел твою рекламу. И завтра собирается сделать передачу на ТВ про ваш чудный городок…
Ливеншталь очнулся от счастливого сна, в каком вечно пребывал, и внимательно посмотрел на Юлию:
– Что-что? Повтори, пожалуйста, последнюю фразу! Кто проник в Чайна-таун? Этот засранец Федя? А кому вообще в голову пришла эта недобрая мысль лезть в Чайна-таун? Меня две недели не было в стране, а тут уже назрела революция, под самым моим носом.
– А что тебя так взволновало, Ливеншталь? Тебе же все, кроме экстрима, по фигу?
– Это верно, крошка, конечно, по фигу, но зачем лезть куда-то в Чайна-таун, навлекать на контору гнев богов? Впрочем, что мы тут людей смешим, Юлия, садись в свою машину и езжай за нами! – сказал Ливеншталь. – Переговоры – дело серьезное.
Я села, и мы поехали.
Алая машина уверенно удалялась, иногда подмигивая поворотником и ныряя то влево, то вправо. И наконец остановилась перед красивой виллой, окруженной соснами.
Илона сидела до тех пор, пока Ливеншталь не обошел машину кругом и не открыл ей дверцу. Тогда Илона вынесла вперед свою чертову ногу и, задержав ее на мгновение в воздухе, опустила на дорогу.
Я отметила, что у Илоны все-таки «глупая рожа».
Ливеншталь нажал кнопку на пульте, который был у него в руках, и ворота начали медленно отъезжать в сторону. По дорожке навстречу спешил охранник, и Ливеншталь передал ему машину.
– Выходи же и ты, – сказал мне Ливеншталь, непривычно серьезный. – Машину поставят в стойло. – Потом спохватился и открыл мне дверцу.
«Значит, перед ней он распахивает дверь без промедления, а чтобы открыть дверь передо мной, ему требуется усилие воли…»
Сад был ухожен по новым стандартам – в середине огромный газон, по которому не ступала нога человека. По краям – цветники и несколько фруктовых деревьев. Справа недалеко от въезда стоял домик для прислуги.
– Я вот это арендую, – сказал Ливеншталь.
В доме горел свет сразу в нескольких комнатах, в окнах метались тени людей.
– Умный дом, – пояснил Ливеншталь. – Специальная установка включает и выключает свет в разных комнатах и передвигает тени. Как будто у тебя все дома. Заходи – не бойся, выходи – не плачь!
– Не надо говорить афоризмами, – сказала я. Я привыкла, что Ливеншталь угождает. Здесь что-то неуловимо изменилось. Он чувствовал себя хозяином на своей территории.
– Зажги камин, – сказала Илона Ливеншталю, – прохладно. Что будете пить? Юлия, ты?
– Я за рулем. Ничего не буду.
– Но ты же останешься у нас. Я обещаю тебе незабываемую ночь.
Илона неожиданно изогнулась и приняла позу, как на той фотографии, которую демонстрировал мальчик Федья. Вся в черном, гибкая, с ослепительной перламутровой грудью, Илона преобразилась. Даже ее вспухший нос не портил впечатления. Она про него забыла. Может быть, она не первый раз получает по носу и привыкла? Ливеншталь наливал себе в бокал виски и с умилением смотрел на Илону.
«Боже мой! Он в нее влюблен!» – это была неожиданность. Илона хотела попасть в обслугу, а попала выше этажом. Она вскружила голову этому развратному повесе. Теперь было ясно, что Илону в Чайна-таун пристроил Ливеншталь. Было только ничего не ясно про него самого.
Илона включила аппаратуру. Воздух стал вибрировать, и сквозь саксофоновый гундос прорезалась женская истерическая тема.
Илона приняла одну из своих бесчисленных соблазнительных поз и медленно, в такт музыки, стала расстегивать длинный ряд мелких пуговичек на своем обтягивающем черном платье с глубокими разрезами по бокам. При этом она фиксировала взгляд то на мне, то на Ливенштале. Этот застыл не шевелясь, даже не пытаясь изобразить холодность и равнодушие. Вот Илона вошла в транс и будто в воронку втянула Ливеншталя, который был точно связан с ней невидимыми, но прочными узами. У меня, как всегда, оказалась боковая партия. С одной стороны, меня затягивала и эта мелодия, и Илона с ее сдержанными, но полными страсти движениями, а с другой, голова не отключалась и выдавала протест. Илона расстегнула уже половину своего платья и села на полушпагат, протягивая мне руки.
– Иди сюда! – прошептала она.
Я двинулась навстречу. Ноздри уловили запах духов Илоны, смешанный с запахом ее тела, голова отключилась. Илона приняла меня и заставила сесть на колени. Потом нашла сзади на моем платье завязочки и стала их развязывать. Потом запустила руку в вырез платья спереди и стала гладить мою грудь. Потом опрокинула меня на белый ковер и легла сверху. Я почувствовала, как рука Илоны прошла сквозь все покровы и вошла туда… И я впала в забытье. Через несколько секунд я очнулась и увидела, что лежу совершенно голая, рядом Илона, по-прежнему одетая, лишь чуть-чуть расстегнутая на груди.
Ливеншталь сидел в кресле с бокалом и смотрел на нас. Я была занята своими ощущениями. Ощущения были новыми и яркими. Илона продолжала исполнять свой произвольный, но точный в движениях танец.
