– Ага! Собирайтесь, граждане хорошие.
Но на этот раз «граждане хорошие» прозвучало совсем по-другому.
Они шли прямо посредине вымощенной булыжником улицы, спускавшейся круто вниз. Фомин шел прихрамывая, держа под локоть понуро шагавшего Ашмарина. За ними семенила Ирина Ильинична, держа в руках мешои с черепами. Почему-то именно ей была доверена эта функция. Один из пограничников шел рядом, держа лошадь на поводу. Второй то заезжал вперед, то возвращался назад, осуществляя полную разведку местности. Шли молча. Уличные фонари уже окончились, но успевшая поддаться луна ярко освещала эту странную группу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Ирину Ильиничну и наших флотских товарищей доставили а то же самое отделение погранслужбы, в котором мы уже побывали воскресным утром. Старший из пограничников выложил на стол дежурного японский кинжал и два черепа, обнаружив при этом прирожденное чувство композиции. Знакомый уже нам майор Старостин даже руками развел.
– Не улики, а прямо задачник по криминалистике! - воскликнул он.
– Разрешите доложить по порядку? - обратился к нему сержант-пограничник. - В двадцать один ноль ноль мы с Григорьевым возвращались из дежурного патрулирования, по городу.
– Рано возвращались! - воскликнул майор.
– Дежурные мы сегодня по конюшне, - пояснил сержант. - Проезжаем мимо старого кладбища, а оттуда - крик. Никак, говорю, женщина кричит. А Григорьев говорит: «Точно». Ну, мы наметом и подъехали. Видим, бой идет, товарищ майор. По всей форме бой. Фонарь с улицы яркий, все видать. Вот этот товарищ, гражданский моряк, сцепился с таким… не понять с кем сцепился, товарищ майор. Сам низенький, руки до полу, прыгает бочком, - сержант очень похоже показал, как прыгал Ганюшкин, уходя от Фомина. - Обезьяна не обезьяна. Мы было за ним. А тут, смотрим, на скамейке еще один моряк лежит, совсем без чувств, а рядом женщина сидит, чуть жива. Непонятно, товарищ майор, что делать… Тут глянь - кинжал на песке. 'Чей, спрашиваю, кинжал? - А вот эта гражданка говорит: «Мой». А тут Григорьев мешок тряхнул, а в нем черепов видимо-невидимо. Эге…
– Э-ге-ге, - поправил его серьезно Старостин.
– Ну да, э-ге-ге, я и говорю. И все ж-так.и мы хотели того поймать, второго, обезьяну. Доскакали до речи Черемшанки, а он уже на моторке набортает. Ну, тогда мы этих и приведи.
– Ирина Ильинична, - обратился Старостин к Шафаровой. - Мы обо всем побеседуем завтра. Не удивляйтесь, что я вас знаю, я ваши лекции слушал в партийной школе.
– Старостин?
– Совершенно точно. Старостин. А тут Федор Никаноровмч поднял на ногя весь город. К нему старик этот пришел, как его…
– Илларион Карпыч?
– Правильно, Карпыч, все рассказал, у нас тут полный был переполох, но куда вы пошли, никто не знал. Завтра обо всем потолкуем. - Старостин помолчал и, глядя исподлобья, спросил: - Это Ганюшкин был.
– Вы удивлены, что я жива?
– Признаться, да.
– Это они, - Ирина Ильинична показала на Фомина с Ашмариным. Если б не они… И на мое счастье, ему захотелось на прощанье пофилософствовать.
– Да, да, это похоже на штабс-капитана. Он, говорят, с философией и на тот свет отправлял. Федор Никанорович именно так его характеризовал.
Старостин встал и поблагодарил пограничников за службу.
– Поймать бы этого типа следовало, - добавил он.
– Виноваты, товарищ майор, - ответил сержант. - Да уж больно быстрый.
– А виноваты, так проводите женщину домой в пешем порядке.
Когда Ирина Ильинична и сопровождающие ее пограничники вышли, майор подошел к Фомину и Ашмарину и сказал:
– Так вот, дружки, благодарность благодарностью, а объясните-ка мне, пожалуйста, - майор взял один из черепов, - что сей сон значит?
– Медицине мы помощь оказать хотели, так сказать, от флотских товарищей.
– Это дело нехорошо пахнет, - сказал Старостин, - кладбище, конечно, скоро снесут совсем, так что пока я не вижу ничего по служебной линии, а не окажись вы на месте, пожалуй, Ирине Ильиничне несдобровать… Как думаете?
– Где уж там, - сказал Фомин и, поставив ногу на табуретку, приподнял штанину. Нога была залита кровью, а прямо на голени кровь запеклась подковкой.
– Чем это? - с интересом спросил Старостин.
– Зубами, товарищ майор.
Старостин покачал головой. Он понял, что Фомин показывает рану вовсе не для того, чтобы вызвать сочувствие.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Федор Никанорович вошел в музей и сразу же увидал Ирину Ильиничну, занятую разговором с высоким юношей в буром свитере, с большой папкой. Судя по художественному беспоряку, царившему в прическе парня, это был представитель мира искусств.
– Вы ко мне, Федор Никанорэзич? - спросила Ирина Ильинична.
– Да, к вам… Не проводите ли вы меня туда, где у вас выставлены старинные ружья?
Перед дубовой стойкой со старинными кремневыми ружьями Федор Никанорович стоял долго, внимательно их рассматривая.
– Это все солдатские ружья… А меня интересуют охотничьи.
– У нас есть одно, вон, в руках у охотника.
За стеклом диарамы на ватном снегу, усыпанном блестками, лежал человек в меховой одежде. Он старательно целился в чучело оленя из какого-то длинного ружья на косо срезанных сошниках. «Так охотились в старину» - гласила подпись под диарамой. На потемневшем от времени ложэ ружья белел жетончик инвентарного номера.
– Если к вам поступает какая-нибудь вещь, какая-нибудь находка, вы записываете, при каких обстоятельствах она обнаружена? Вот, к примеру, откуда у вас это ружье?
В своем кабинете Ирина Ильинична быстро разыскала нужную запись.
– Вот, можете прочесть. Семнадцатого ноября сорок первого года получены от военкома Шабунина ружье старинное, тульской работы, ориентировочно изготовлено в конце XVII столетия, сошник самодельный кованый и паспорт, смотреть описание рукописей за номером…
Ирина Ильинична достала другую книгу, и, найдя в ней что-то, сказала:
– Да, и паспорт есть.
Ирина Ильинична вышла и долго не возвращалась, а Федор Никанорович старательно списал в записную книжку то место из инвентарной описи.
– Вот паспорт, - сказала Ирина Ильинична, протягивая какой-то старинный документ, свернутый трубкой.
Федор Никанорович осторожно развернул его. Яркими, ничуть не поблекшими чернилами по рыхлой ворсистой поверхности темно-коричневой бумаги было написано:
«ПАЧПОРТ». Дан сей пачпорт из града Вышнего, из полиции Сионской, из квартала Голгофского отроку Афанасию сыну Петрову. И дан сей пачпорт на один век, а явлен сей пачпорт в части святых и в книгу животну под номером будущего века записан'.
– Разобрали?
– Разобрал, но ничего не понял, - Федор Никанорович еща раз перечел текст: «пачпорт». С виду ерунда, а чувствуется, что писалось всерьез…
– Это бегунский паспорт, - сказала Ирина Ильинична, бережно вынув трубочку документа из рук Федора Никаноровича. Бегунский, - повторила она. - Большая редкость.
– Как так? - не понял Федор Никанорович. - Афанасий сын Петров… Да, так и есть, Афанасий Петрович.
– Вы его знаете? - удивилась, в свою очередь, Ирина Ильинична.
– Знаю, это совсем еще молодой человек. И вдруг - полиция Сионская, квартал Голгофский…
– Ну, что ж, паспорт сочинен в начале прошлого века, а выдан недавно, - Ирина Ильинична будто рассуждала сама с собой. - И ценность этого документа только возрастает. Вы, вероятно, слышали, Федор Никанорович, что крестьяне, став крепостными, долго не могли свыкнуться со своим новым положением, что они…
– Восставали, разумеется, - поспешил закончить мысль Федор Никанорович, но Ирина Ильинична покачала головой.
– Восстание крестьян - это, так сказать, коллективная форма выражения недовольства. Была и индивидуальная. Они убегали от помещика. Становились беглыми. Их ловили, наказывали, а они снова убегали. Но ловили не всех. Вот в то время и зародилась тайная организация, бегунская, как ее позже назвали. Сильная, прочная, жизнеспособная. Состояла она из пристанодержателей и проводников. Попадет беглый крестьянин в бегунскую пристань, и поймать его становится почти невозможным делом.
– Я не совсем понимаю, что представляла собой «пристань», она что, на реке какой-нибудь была?
– Нет, не обязательно. Это просто дом вдали от широких дорог, где беглый мог надеяться на помощь. Там и покормят, там и переоденут, и проводника дадут, и расскажут, как идти, с кем идти, а главное - куда.
– Так за таким домом не трудно…
– Установить наблюдение? - улыбнулась Ирина Ильинична, разгадав профессиональное возражение, сразу же возникшее в голове собеседница. - Можно… Но оно ничего не дало бы. Ни один беглый через порог дома не переступал. Как правило, пристань была связана с ближайшими лесами сетью подземных ходов, и при малейшей опасности в доме оказывались только хозяева пристани. Все остальные уходили по тем же ходам на волю.
– Но это все, конечно, была капля в море. Вряд ли таких пристаней было много.
– Немного, но были. В Ярославской губернии - свыше пятисот. И это только по данным полиции. В самой Москве было обнаружено около дюжины пристаней. И шли они цепью до Урала и до Астрахани… И некоторые пути вели в Сибирь.
– Значит, этот паспорт…
