Сломоухов не договорил, в столовую вошел Памфил Орестович с маленькой зеленой книжкой в руке.
– Вот, я разыскал вам один материал, - сказал Памфил Орестович. - Послушайте…
Памфил Орестович перевернул несколько страниц и медленно начал читать, время от времени поглядывая на Сломоухова: 'Дождь перестал совсем, температура воздуха понизилась, и от воды стал подниматься туман. В это время на тропе я увидел след, весьма похожий на человеческий. Альла ощетинилась и заворчала, и вслед за тем кто-то стремительно бросился в сторону, ломая кусты. Однако зверь не убежал, он остановился вблизи и замер. Так простояли мы несколько минут… Тогда я нагнулся, поднял камень и бросил его в сторону, где стоял неведомый зверь. В это время случилось то, чего я вовсе не ожидал. Я услышал хлопанье крыльев. Из тумана выплыла какая-то большая темная масса и полетела над рекой. Через мгновение она скрылась в густых испарениях, которые все выше поднимались от земли. Собака выражала явный страх и все время жалась к моим ногам. Меня окружала таинственная обстановка, какое-то странное сочетание тишины, неумолчного шума воды в реке, всплесков испуганных рыб, шороха травы, колеблемой ветром. В это время с другой стороны послышались крики, похожие на вопли женщины. Так кричит сова в раздраженном состоянии.
Вечером, после ужина я рассказал удэгейцам о виденном в тайге. Они принялись очень оживленно говорить о том, что в зцешних местах живет человек, который может летать по воздуху. Охотники часто видят его следы, которые вдруг неожиданно появляются на земле и так же неожиданно исчезают, что возможно только при условии, если человек опускается сверху на землю и опять поднимается в воздух. Удэхейцы пробовали его выследить, но он каждый раз пугал людей шумом и криками, такими же точно, какие я слышал сегодня…'
Памфил Орестович закрыл книжку и задумчиво добавил:
– Такие же летающие люди встречались и в Китае…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
– Батюшки, вот удача! Ну что за золотой человек! -воскликнул Сломоухов. - Судя по имени собаки, это Арсеньеа! Это его собаку звали Альпа, да и поэтичность описания выдает автора [1]. Ведь сколько раз я слышал и этот плеск испуганных рыб, и шорох трав, и тишину таежной ночи, но чтобы вот так изобразить все вместе и на одном дыхании - никогда. Теперь я кум королю и сват министру. Есть свидетельство, есть! Слово за вами, Афанасий Петрович! Слово за вами! По рукам, что ли!
– Велика честь, Александр Денисович, - сказал Афанасий Петрович и зажмурился. - Где уж нам за вами угнаться.
– Ну, ну, не нужно, Афанасий Петрович. Скромность здесь неуместна. Задачи науки…
– Да какие тут задачи науки? Поймать человека и в клетку посадить, что тут за задачи науки? Зверство одно. Брось, Александр Денисович, пусть его летает…
– Да как вы можете так говорить! - возмутился Сломоухов. Чтобы я отступил? Плохо же вы меня знаете, Афанасий Петрович. Ведь я же его видел, видел! Между прочим, в тот самый день, когда с вами… - Сломоухов на секунду замялся, но остановиться был уже не в состоянии, - когда с вами произошло несчастье.
Афанасий Петрович заметно оживился.
– В тот самый день? - удивленно переспросил он. - А где?
– Ну знаете ли, это не в городе происходило, где бы я мог назвать улицу и номер дома.
– Так где же, где? - настойчиво повторил вопрос Афанасий Петрович.
– Ну, у Ерофеева распадка, если вам это что-нибудь говорит.
– Знаю распадок тот. Там старый кедр стоять должен.
– Правильно, правильно, и он как раз на нем сидел, - с удивлением сказал Сломоухов. - Ну, брат, ты здорово тайгу знаешь.
– А чего же не знать, чай, родился в ней, матушке, - Афанасий Петрович задумчиво улыбнулся и как-то по-особенному тепло сказал: - Дедушка, дедка.
– Кто? Какой дедушка? - не понял Сломоухов.
И вдруг Юрий Васильевич вспомнил: тогда, в тот памятный вечер, когда он вошел в комнату, где на столе лежал Афанасий Петрович, было нечто необыкновенное. Был звук, похожий не то на плач, не то на смех, в когда Федор Никанорович подошел к разбитому окну, снаружи тоже донесся этот же всхлипывающий звук.
– А чей же, как не мой, - помолчав, сказал Афанасий Петрович. - Мой дедка…
– Доказательство! - резко сказал Сломоухов. - Черт возьми, Афанасий, не могу тебя понять. То шуточки, то какая-то раздражительная пассивность, и нате! Величайшая загадка науки - и вдруг его дедушка!
– Он правду сказал, - заметил Памфил Орестович. - Правду. И вы, Александр Денисович, тоже сообщили нам очень много интересного и важного, не так ли, Афанасий Петрович?
– Да, подтвердил Афанасий Петрович. - Конечно. Вот только врал вам Ганюшкин. Не так оно было…
– Что было не так? - поразился Сломоухов. - Все было так, именно так. Вы просто не слышали начала.
– А не так, - упрямо повторил Афанасий Петрович. - Про какую-то бекешу там говорили. Не верно это. Сам Ганюшкин пришел к нам, в деревню нашу, Горбуновку, завлек его дедушка. Про бекешу Ганюшкин говорил для отводу. О себе говорил, змей подколодный. Ну, мы его на цепь посадили… Пока не убег. Дядю моего, Григория, убил и убег. А что своих он побил, так я кости сам видал. Правда это. И выбрось, Денисыч, глупые мысли из головы. Дедушку поймать! Да и за что? Он тебе вред какой сделал! Шишку кедровую опалит, да орешков пощелкает, тем и сыт, зверя не обидит, не то что человека, а ты его ловить… Да и я не дам, нет, не позволю…
Сломоухов наклонил голову и едва слышно спросил:
– А что ты сделаешь?
– А ничего, - оказал Афанасий Петрович и будто в шутку положил свою короткопалую руку на плечо Сломоухова. - Только не нужно!
– Ваш намек понял, уважаемый Афанасий Петрович, - сказал Сломоухов, освобождаясь от прикосновения могучей длани Афанасия Петровича. - Понял, но не согласен! Разве можно забыть, что мировая науке способна изменить свой ход, свое течение при соприкосновении с новым удивительным фактом?
– Пойдемте за мной. - Пасхин взял со стола пузырек и сказал Сломоухову: - Это будет для вас очень полезно.
Пасхин вышел первым из комнаты, за ним двинулись гости. Видимо, бутылочка с таинственной жидкостью вздрагивала при каждом шаге Пасхина, так как Юрий Васильевич чувствовал непрестанное головокружение, а посмотрев на Сломоухова, убедился, что тот испытывает нечто подобное.
Юрий Васильевич даже закрыл глаза, прислонившись к дверному косяку, когда Пасхин выливая содержимое в кухонную раковину. Сломоухов попытался ему помешать, нэ Пасхин встряхнул бутылочку, и Александр Денисович едва устоял на ногах.
Через минуту все было кончено.
Каково же было удивление Юрия Васильевича, когда, придя домой, он обнаружил в кармане пальто пузырек с обгоревшей наклейкой. Пузырек был опорожнен… на две трети, но того, что осталось, было достаточно для исследования. Юрий Васильевич вспомнил, что Пасхин, прощаясь, хитро подмигнул ему.
Юрий Васильевич внимательно рассмотрел пузырек. Снял наклейку, вынул пробку… Медленно наклонив пузырек, слал в граненый стакан содержимое - вода как вода, ничего особенного. Но только теперь Юрий Васильевич заметил, что сквозь темное стекло пузырька проглядывает какая-то сложная и тонкая конструкция, прикрепленная к его донышку.
Утром, в лаборатории, Юрий Васильевич раскалил изогнутый пруток и аккуратно отрезал верхнюю часть пузырька. Когда раздался характерный треск лопающегося стекла, Юрий Васильевич поднял за горлышко пузырек и остолбенел от изумления: перед ним на четырех ножках, скрепленных с донышком пузырька, стояла металлическая «луковица» с неплотно прижатыми лепесткемистворками. Все было искусно выточено из кости и металла.
Далекий день промелькнул в памяти. Еще школьником Юрий Васильевич видел нечто подобное. В то время как его класс изнывал на контрольной по химии, Юра Дейнека решил не рисковать понапрасну и провести часок-другой под гостеприимной сенью старинного собора. В соборе был размещен антирелигиозный музей, и на стенде перед алтарем среди надписей с цитатами из Вольтера и Омара Хайяма Юра заметил большую бутыль, внутри которой находилась модель деревянного храма. Сквозь узкое горлышко бутыли эта модель никак не могла пройти.
Юра спросил у скучавшего за столиком экскурсовода: «А как в эту бутылку попала модель?», и экскурсовод, обрадовавшись вопросу, подробно рассказал, что весь «храм» вначале собирался вне бутылки из маленьких деталек, а потом, с помощью щипчиков, каждая такая деталька, смазанная предварительно клеем, отправлялась на свое место. Экскурсовод даже показал Юрию Васильевичу - тогда просто Юре - сохранившиеся на некоторых детальках номерки и добавил, что модель эту одиннадцать лет собирал из кипарисового дерева один монах, давший перед какой-то там иконой обет, что трудом рук своих прославит монастырь.
Несомненно, и Ганюшкин, а в том, что эту луковицу мог изготовить только Ганюшкин, Юрий Васильевич не сомневался, так же, как тот монах, собирал эту конструкцию по частям. Юрий Васильевич вооружился лупой и действительно обнаружил на отдельных деталях сооружения выгравированные резцом номерки и обозначения. И вот тогда, повинуясь инстинкту экспериментатора, Юрий Васильевич капнул несколькими каплями дистиллированной воды на верхушку «луковицы». И тотчас же вся конструкция пришла в движение: створки откинулись, и в центре показалось полупрозрачное, похожее на каплю застывшей смолы тело, Юрий Васильевич осторожно дотронулся до него и почувствовал, что предмет этот упруг, но не тверд… Скорее всего он был похож на кусочек хряща.
А когда взошло солнце, Юрий Васильевич вдруг заметил, что над лепестками «луковицы» заклубился парок… Дотронулся до одного из лепестков - горячий. Юрий Васильевич достал высокий химический стакан, с помощью ниток опустил на дно стакана всю конструкцию, затем достал из шкафа прибор Дюбуа - Реймона, дававший довольно сильные импульсы высокой частоты…
Но оставим Юрия Васильевича за этим занятием,
Пройдут годы, десятки лет… И какими бы успехами ни сопровождались плановые исследования Юрия Васильевича, его всегда влекла к себе странная «луковица» Ганюшкина.
Все вновь и вновь он возвращался к ней, пока многое не стало для него понятным.
Многое, но не все…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Свежевыкрашенный катер скользил по Адуну. За рулам сидел старшина Ашмарим, рядом с ним - Федор Никанорович. На заднем сиденье катера расположились Афанасий Петрович и Юрий Васильевич.
– Пригрела бабка сердечного дружка? - сказал Ашмарин, разворачивая катер к далекому мосту. - А сам-то ушел.
– Да, ушел, - подтвердил Федор Никанорович, не отрывая глаз от секундомера, который он держал в руках. - Не надо увеличивать скорость, с такой и иди.
