– Попробую.
Чем ближе к центральному стволу, тем чаще останавливался Атагельды. Словно вслушивался во что-то, нюхал воздух, полный запахов, кружащих голову. Разглядывал почву под ногами, обильно усыпанную пожелтевшими листьями. Затем делал несколько неожиданных шагов – вперед, назад либо в сторону.
Анартай следовал за ним в отдалении, ни слова не говоря, лишь поглядывая с испугом на побледневшее лицо приятеля и его полузакрытые глаза.
Так они вышли к колодцу.
– Наберем воды, – сказал Анартай.
– Какой воды? – глянул на него Атагельды, в глазах его мелькнуло безумие. Пройдя несколько шагов, он остановился и произнес: – Сосуд из глины… узкогорлый… Странно, я когда-то его уже видел…
– Где сосуд?
– Вот здесь, – указал Атагельды себе под ноги.
– Глубоко?
– Порядочно.
– А что в сосуде?
Атагельды напрягся, застыв словно изваяние. Лицо его напоминало маску.
– В прошлый раз сосуд был полон… золотыми монетами… старинными…
– А теперь? – нетерпеливо спросил Анартай и переступил с ноги на ногу.
– Теперь он пуст…
– Тьфу!
– Только на дне… вижу какие-то камешки… Углеродистые соединения…
– Обойдемся без камешков, – решил Анартай. – И без пустых глиняных горшков.
Он достал из сумки неподвижно стоящего Атагельды баклажку, вылил из нее остатки нагревшейся за день воды, затем сбегал к колодцу и набрал свежей. Потянул за руку приятеля – тот пошел за ним безучастно, глядя прямо перед собой невидящими глазами.
Так они миновали яму, в которой было найдено оборудование для кузницы. Края ее были искромсаны мотыгой, на дно успели нападать листья. Казалось, сама земля мечтает поскорей залечить свои раны.
Внезапно Атагельды замедлил шаги, затем остановился. Анартаю показалось, что даже волосы приятеля зашевелились – жесткие, курчавые.
– Вот… здесь… – показал Атагельды рукой на ровную площадку.
– Глубоко? – В голосе Анартая явственно сквозило недоверие.
– Нет…
– А что тут? Опять черепки глиняные?
– Нет… не глина… металл… бесформенный… – Казалось, каждое слово дается Атагельды с трудом.
– Металл, говоришь? – Глаза Анартая блеснули. – Давай-ка проверим твои чудесные способности. – Он первый опустился на колени и принялся рыть руками землю, предварительно вытащив из почвы и отбросив в сторону сухой стебель с раздвоенным верхом, похожим на рога барана.
Атагельды к нему присоединился.
– Долго еще ковыряться? – через некоторое время с недовольством спросил Анартай. – Если обманешь, смотри…
Вместо ответа Атагельды вскочил и принялся ходить вокруг приятеля, все время уменьшая радиус.
Земля все горячее… горячее… жжет ступни… Копай здесь! – крикнул он.
Анартай снова принялся рыть и через короткое время с радостным возгласом вытащил какой-то тяжелый предмет, обернутый в тряпицу.
Ребята долго разглядывали свою находку. Атагельды медленно приходил в себя, словно после долгого обморока или тяжелой физической работы. Несколько раз он глубоко втягивал воздух, выравнивая дыхание.
– Я знаю этот материал, – сказал Атагельды. – Это тот самый, который мы нашли вместе с инструментом для кузницы. Вещество хорошо куется и закаливается, дед делает из него отменные инструменты.
– А это что? – указал Анартай на желтое вкрапление размером с большой грецкий орех.
Ата пожал плечами:
– Не знаю. Глыба, которая в кузнице, однородная…
– Ну, посмотри получше, – не отставал Анартай. – Может, это золото?
Но Атагельды выглядел совершенно обессилевшим. Лицо хранило сонное выражение, словно его только что разбудили и он не успел прийти в себя. Он только тупо таращился на находку, едва ли соображая, где находится.
– Э, с тебя проку сейчас мало, – махнул наконец рукой Анартай. – Спрошу-ка я у отца, он в таких делах разбирается.
В глазах Атагельды что-то блеснуло.
– Не трогай отца, – произнес он. – Спросим у Курбана. В металлах лучше всех разбирается кузнец.
– И верно, он всю жизнь имеет с ними дело, – кивком согласился Анартай.
Старый кузнец едва не грохнулся в обморок, когда увидел в руках ребят обломок вещества, который он несколько дней назад подверг самому тщательному захоронению. В голове промчался рой тревожных мыслей. И первая среди них была – золото!.. Если ребята узнают, что в материале содержится немалый золотой слиток, новость так или иначе мгновенно распространится по кишлаку: если такого рода вещи знает больше чем один человек – они станут известны всем. И один аллах ведает, к каким последствиям может это привести. Раскол, поножовщина, междоусобица, убийства…
Курбан прожил достаточно долгую жизнь, всякого насмотрелся и понимал, что кровавым делам легко вспыхнуть, но очень трудно сойти на нет.
Все это пронеслось в его мыслях, пока он с деланным безразличием рассматривал находку мальчиков.
– Знаю, знаю этот материал, – произнес он, вертя глыбу перед ярко пылающим горном. – Молодцы, спасибо, что принесли. Славно с ним работать…
– А это что? – ткнул Анартай пальцем в червонно-желтое вкрапление.
– Медь, обычная примесь, – сказал Курбан, попробовав металл на зуб. – Не бойся, она не помешает.
– Я и не боюсь, – пожал плечами Анартай, сбитый с толку. – Мы-то думали с Атагельды, что это золото.
– Золото нам, конечно не помешало бы, – вздохнул старик. – Только где его найдешь? Разве что в сказках про Али – Бабу. Если вам надо, забирайте свою находку, протянул он обломок Анартаю.
Анартай взял его, и сердце кузнеца упало. Толкнув дверь, мальчик на пороге обернулся:
– Курбан, ты можешь мне сделать тесак?
– Не могу, – выдавил старик. – Материал кончился, разве не знаешь?
– А из этого? – показал Анартай находку. Курбан оживился.
– Разве что из этого куска, – согласился он. – Должно, пожалуй, хватить. Ну-ка, дай сюда.
– Только медь не выбрасывай, – сказал Анартай. – Она красивая.
– Красивая, – согласился старик, поглаживая бороду, – да негодная: лезвие мягкое получится.
– А ты сделай ручку из меди, – произнес Анартай.
– Ладно, сделаем тебе ручку из меди, – согласился Курбан. Больше ему ничего не оставалось.
«…Сегодня – великий день. День, когда я, Зерен, могу быть собой доволен, а такое случается редко. Мне, кажется, удалось решить проблему бессмертия живых существ, обитающих близ оазиса.
Может быть, нет смысла говорить о бессмертии – это понятие достаточно метафизическое. Во всяком случае, особи смогут жить неограниченно долго. Прежде мне удалось несколько из них спасти от смерти. Теперь я научился продлевать их существование, причем на достаточно высоком энергетическом уровне клеток».
«Предварительный опыт проделал на нескольких экземплярах. Лучше всего получилось с кузнецом. Не могу, конечно, впрямую задать ему вопрос о самочувствии, но достаточно и информации о его внешнем виде, которую приносят анализаторы. Он распрямился, исчезла сутулость, бицепсы налились силой. Даже походка изменилась, стала уверенной и упругой, как у молодых особей. А в последнее время длинные волосы на подбородке, доселе белые, как полярный снег, начали приобретать темный оттенок, характерный, как я уже усвоил, только для молодых существ.
Возврат молодости!»
«Конечно, нужно провести еще множество опытов, но главное я уже сделал. Метод воздействия на живую клетку – моя гордость. И как просто! Впрочем, это представляется простым только после того, как достигнута полная ясность, когда позади долгие часы бесконечных экспериментов и прозрения чередуются с провалами.
Так или иначе, открытие завершено. Изложение его – даже в интегральных символах – займет достаточно много места. К счастью, на стенках пещеры есть еще достаточно свободного места.
Сейчас приступлю к записи. И кто знает, через сколько тысячелетий расшифруют ее двуногие?»
«С помощью микрокорневой системы строка за строкой наношу на вогнутые стены пещеры, недавно опаленные звездным пламенем, информацию, ценнее которой нет, вероятно, в космосе.
Бессмертие живого!
Именно оно запрятано в эти структурные формулы, схемы, биохимические реакции…»
«Увы, сам я лишен возможности передать открытие своим собратьям, в родную галактику. Какой парадокс! Остается одна надежда на то, что когда-нибудь, в необозримом будущем, местные существа, ныне столь примитивные, поймут и усвоят мои формулы и сообщат их моим дальним потомкам… Что ж, такова диалектика космоса».
«Ну вот, дело сделано, записи завершены. Теперь пещера от пола до потолка заполнена бесценной информацией».
«На мгновение представил себе, как в пещеру, сделав подземный ход, проник кто-то из существ, живущих в кишлаке, которых я опекаю.
Вот он входит с пылающим факелом, сделанным из отмерших коммуникаций, которые он считает засохшими стеблями тростника. Входит с опаской, недоумевающий, в одежде из листьев – так именует он мои внешние анализаторы, которые за ненадобностью опадают.
Он останавливается у проломленного люка, оглядывается. Факел коптит, по стенам пляшут тени. И здесь он увидит неведомые письмена, странные символы, загадочные знаки. Что будет дальше – экстраполировать нетрудно.
Либо он не придаст им значения, станет обитать в пещере, и стены закоптятся, записи пропадут.