Через пятнадцать минут блокпост, перекрывающий Ленинградское шоссе на пересечении с Беломорской улицей, остановил занюханный, видавший виды «Москвич», за рулем которого сидела молодая женщина.
Волосы ее были подвязаны простоватым платком, под глазами залегли синие тени. Выглядела женщина очень усталой. На пассажирском сиденье, надвинув на глаза замусоленную кепочку, спокойно почивал крепкий мужик. Землистого цвета щеки выдавали в спящем выпивоху с приличным стажем.
Подтянутый лейтенант, остановивший машину, заглянул в салон и поинтересовался:
— Далеко направляемся?
Женщина раздраженно взглянула на него и неприязненно, с отчетливой ноткой усталости, ответила:
— Вы — не знаю, а мы — на дачу.
— Это… — лейтенант кивнул на спящего, — …муж?
— Кто ж еще, чтоб ему пусто было! — зло выдохнула женщина. — Все люди как люди, а этот… Господи, за что мне такое наказание!
— Откуда едем?
— Из дома. — Тон женщины становился все более агрессивным.
— Где дом-то?
— На Пулковской. — Она вздохнула и принялась рассматривать две БМП, перегораживающие шоссе, троих солдат с автоматами наперевес, покуривающих и поглядывающих в сторону «Москвича».
— Почему не эвакуировались вместе с остальными жильцами? — задал очередной вопрос лейтенант, наблюдая за реакцией женщины.
— С какими «остальными»? Договорились с этим козлом, что после обеда едем на дачу, пришла с работы, а он уже напринимался. Готовый, чтоб ему…
Лейтенант пришел к выводу, что если бы не тени-синяки, не дурацкий платок, совершенно скрывающий волосы, то женщину вполне можно было бы назвать хорошенькой.
— Где работаете?
— На почте. В отделе доставки. Участковый заявился перед самым обедом, сказал, что надо идти домой, а в чем дело — не объяснил. Пока все сложила, пока то, пока се, и вот… — Женщина снова кивнула на мужа.
— Документы на машину имеются?
— У мужа в бумажнике.
— Разбудите его.
— Нет уж, — вскинулась злобно женщина. — Сами и будите, если вам надо. Он, между прочим, с недосыпу буйный становится. Так пусть уж лучше вам морды бьет. Может, тогда упекут моего ненаглядного на пару лет. Хоть отдохну по-человечески.
Лейтенант застыл в нерешительности. В конце концов, в сводке значилось трое беглецов, а в машине двое… И развалину эту с фургоном при всем желании не перепутаешь. Да и, честно говоря, вряд ли отыщется психопат, который рискнет позариться на такой хлам. Еще разбуженный жлоб драться кинется. Возись с ним потом.
— Вам далеко ехать?
— До Истры.
— Смотрите, осторожнее, — высказал последнее напутствие лейтенант. — Сегодня на дороге много машин.
— Сама вижу.
Офицер повернулся и махнул рукой: «Пропустить». Одна из БМП откатилась в сторону, освобождая проезжую часть. «Москвич», чихая и лязгая изношенными внутренностями, протарахтел мимо, и заслон вновь сомкнулся, перекрывая дорогу…
Отойдя от стола, Котов направился к оператору-связнику. С момента побега Полетаевой и Марафонца прошло одиннадцать минут. Район был полностью блокирован. Передвижные милицейские и военные патрули прочесывали улицы и дворы. В воздухе беспрерывно кружили два вертолета, однако «РАФ» до сих пор обнаружен не был. Котов полагал, что беглецам все-таки удалось ускользнуть.
При его приближении оператор сдвинул один из наушников на затылок и, упреждая вопрос, покачал головой.
— Никаких новостей, товарищ майор. Как сквозь землю провалились.
— Вот что, — Котов остановился, сунув руки в карманы брюк, — свяжись со всеми блокпостами в районе Ховрино, запроси, не выезжала ли за последние… — он посмотрел на часы, — …десять минут машина с тремя пассажирами: двумя мужчинами и женщиной.
— А марка машины?
— Угнанная.
— Товарищ майор, — нерешительно начал связник, — сейчас большой поток из города. Ребята на блокпостах и не вспомнят…
— Да знаю я, — буркнул Котов. — Но что-то же делать надо?..
Он прошелся по залу, остановился перед картой и принялся задумчиво наблюдать, как один за другим исчезают последние коричневые островки. Эвакуация заканчивалась. Теперь цветные пятна смыкались быстро, а сообщения поступали чаще: «Ноябрь-первый, эвакуация закончена»; «Сентябрь-восемь, у нас все чисто»; «Борт ноль-сорок восемь-три. Облет заканчиваю. Людей на улицах не видно».
Котов оглянулся. Члены объединенного штаба, сгрудившись вокруг карты, продолжали обсуждать план эвакуации Кремля. Выглядели они на редкость хмуро и напряженно. Выбрать наиболее безопасный способ эвакуации — задача не из самых простых. Котов выбрал. В сложившейся ситуации самым логичным и безопасным было бы эвакуировать запасники Алмазного фонда и Грановитой палаты по правительственному тоннелю на Чкаловский аэродром и далее в Питер под усиленной охраной. Скорее всего отцы-генералы, подумав, придут к такому же выводу.
— Товарищ майор! — Из-за спины вынырнул оператор. — «РАФ» нашли.
— Где? — Котов резко развернулся на каблуках.
— В детском саду неподалеку от Петрозаводской.
— Беглецов задержали?
— Никак нет. Вероятно, им удалось пройти сквозь блок-посты. На всякий случай патрули прочесывают район.
— Как закончат, сразу сообщи.
— Хорошо. — Оператор заторопился к стойке с аппаратурой.
Котов посмотрел на часы. Скоро три. Пора идти в студию. Главарь террористов должен выйти на связь, и Котову необходимо при этом присутствовать.
Он обогнул стол, заваленный служебными бумагами, досье, характеристиками, заключениями, и направился к двери. Оперативники, охранявшие вход, посторонились, пропуская его. Длинный коридор был, как и прежде, забит битком. Оставшиеся без работы репортеры, операторы и дикторы не желали находиться в стороне от событий. Они курили, обменивались новостями и своими соображениями по поводу происходящего. При появлении кого-либо из оперативников телевизионщики дружно и быстро, но словно бы ненароком, смыкались стеной, загораживая Мишу, держащего камеру.
— Товарищ майор! — От лестницы через толпу пробивался Беклемешев. Лицо его было исцарапано и намазано йодом.
Взглянув на подчиненного, Котов кривовато усмехнулся и произнес сакраментальную фразу:
— Ну и рожа у тебя! Ох и рожа! — Беклемешев символически развел руками. — Так, я в студию. Пошли, по дороге расскажешь.
— Я побеседовал с «голосовиками», — понижая голос, сообщил капитан.
— И что?
— По поводу сообщения, переданного Полетаевой.
— Ну я понял, понял. Что говорят-то?
— Они «вычистили» сообщение. Запись вообще сделана не человеком.
— Да? А кем же? Святым духом, что ли?
— Я в том смысле, что говорил не человек. Компьютер. Программа, синтезирующая речь.
— Вот хитрый гад! — Котов засмеялся тихо. — Но текст составлял Хорь?
— Ну да, конечно.
— Вот именно. Он может все что угодно сделать с голосом, но психологию свою Хорь поменять не может. Он — тот, кто он есть.
До дверей студии они шагали в полном молчании.
— Черт, поймал он меня с этим своим Рыбой! Выбил из седла наглухо. — Котов взялся за ручку двери и, словно вспомнив о чем-то, повернулся к Беклемешеву. — Тебе фамилия Науменко ни о чем не говорит? Лев Макарович Науменко.
— Нет. А должна?
— Лев Макарович Науменко — это и есть Рыба. Где-то я уже слышал эту фамилию, а где — не помню, хоть убей. Да, вот еще что. Как ты думаешь, шестнадцать человек — не многовато? Деньги-то уносить?
— Я так думаю, люди ему понадобились, чтобы ограбить склад и быстро установить фугасы. Задержанный же объяснил: пять групп. Это как минимум по три фугаса на группу. Не так уж и мало.
— Допустим. Значит, расстояние между установленными фугасами должно быть большим. А еще, Зиновий, это значит, что десять из этих шестнадцати — и это самое малое! — потенциальные покойники. Надо как следует изучить список и наметить костяк — пять, максимум шесть человек. И начать нужно с Генерала. Сказал же этот… Марафонец… Генерал — из добровольцев. Иди, займись пока.
— Хорошо, Саш.
Майор открыл дверь и вошел в студию. Зальчик был забит под завязку. Котов осмотрелся. На высоких передвижных трибунах женщины, дети, старики, пятеро или шестеро мужчин. Справа, у самой стены, молодая мама баюкает на руках девчушку лет пяти. Впрочем, и сама мама тоже потихонечку клюет носом. В самом верхнем ряду две забившиеся в уголок девчонки веселят друг друга анекдотами. Они молоды, и им скучно. Это понятно. Подростки не могут представить себе СМЕРТЕЛЬНОЙ опасности. Слева, у прохода, уютно посвистывает носом седенький старичок, даже во сне бережно прижимающий к костлявым коленям обшарпанную клюку. Большинство зрителей вялы и сонны. Обычная реакция на скуку и первичный стресс. За трибунами переминались с ноги на ногу оперативники: один — справа от двери, второй — слева.
На невысоком подиуме в центре студии установили три кресла, в которых разместились «центральные фигуры шоу»: двое бодрых, профессорского вида толстяков в годах, оба работники телевидения, и худой лысоватый очкарик с лицом, напоминающим вяленую рыбу, — сотрудник Антитеррористического центра ФСБ. Преувеличенно веселый ведущий с красными утомленными глазами расхаживал между рядами, изо всех сил стараясь не дать беседе завянуть окончательно. Он тоже работал в известном здании на Лубянской площади. Данная