В глубокой магратеанской ночи, излучая неяркий одинокий свет, плавно и беззвучно скользил аэромобиль. Спутник Артура глубоко погрузился в собственные мысли. Артур пару раз попытался завязать с ним беседу, но тот в ответ лишь рассеянно интересовался, достаточно ли Артуру удобно, а больше ничего не говорил.

Артур попробовал определить, с какой скоростью они летят, но абсолютная чернота за окнами не давала возможности найти отправную точку для расчетов. Движение было настолько легким и плавным, что Артур охотно поверил бы, если бы ему сказали, что аэромобиль не движется вовсе.

Через некоторое время далеко впереди появилась крохотная световая точка. За какие-то секунды она выросла до гигантских размеров. Артур осознал, что на них с колоссальной скоростью летит нечто и попытался догадаться, что за корабль это может быть. Он напряженно таращился в окно, не в силах различить никаких сколько-нибудь ясных форм, и вдруг вскрикнул от неожиданности и страха, ибо аэромобиль резко нырнул и взял курс навстречу неминуемому столкновению – так, по крайней мере, казалось. Относительная скорость перемещения была немыслимой, и у Артура едва хватило времени на то, чтобы набрать побольше воздуху перед неизбежным концом. В следующее мгновение его бешено закружило в серебряном облаке. Он завертел головой, увидел в заднее стекло уносящуюся с сумасшедшей скоростью маленькую черную точку и не сразу понял, в чем дело: аэромобиль влетел в подземный тоннель. Колоссальная скорость была скоростью их собственного движения, воспринимаемого относительно источника света, представлявшего собой стационарное отверстие в земле – вход в тоннель. Сумасшедшим серебрянным облаком показались ему круглые стены тоннеля, по которому они неслись со скоростью, судя по всему, не менее нескольких сотен миль в час.

Артур зажмурился и стал молиться.

По прошествии некоторого времени, какого, он даже не пытался судить, Артур почувствовал, что скорость немного снизилась, а еще через некоторое время аэромобиль начал притормаживать, гладко скользя.

Артур решился открыть глаза. Аэромобиль по-прежнему прокладывал себе путь в тоннеле, в путанном лабиринте сопряженных путей. Наконец они прибыли и остановились в обшитой сталью камере со сводчатым потолком. Несколько других тоннелей тоже заканчивались в этой камере, и в дальнем ее конце Артур различил большой расплывчатый круг раздражающего света, раздражающего потому, что он вызывал постоянный обман зрения, не давал возможности сфокусироваться и определить, насколько близок или далек его источник. Артур подумал (совершенно неверно), что это ультрафиолетовый свет.

Слартибартфаст повернулся и своими старыми глазами серьезно поглядел на Артура.

– Землянин, – сказал он, – мы сейчас находимся в самом сердце Магратеи.

– Откуда вы знаете, что я землянин? – потребовал отчета Артур.

– Все это станет понятно через некоторое время, – мягко ответил старик, – по крайней мере, – прибавил он с некоторым сомнением в голосе, – понятнее, чем теперь.

Он продолжал:

– Я должен предупредить вас, что зал, куда мы вскоре перейдем, не может реально существовать внутри нашей планеты. Он слишком…м-м-м… велик. Мы у входа в огромное гиперпространственное поле. Въезд туда может испугать вас.

Артур выразил свой испуг нечленораздельными звуками.

Слартибартфаст нажал какую-то кнопку и добавил, не слишком утешительно:

– Я сам боюсь этого до чертиков. Держитесь крепко.

Корабль стрелой влетел в круг света, и Артур вдруг очень хорошо понял, что такое бесконечность.

Это, конечно, была не бесконечность. Бесконечность сама по себе плоская и неинтересная. Смотреть в бесконечность все равно, что смотреть в ночное небо – расстояния в нем отсутствуют как факт. Зал, куда из тоннеля выпорхнул аэромобиль, был каким угодно, только не бесконечным, но он был очень-очень-очень большой и давал представление о бесконечности гораздо лучше, чем сама бесконечность.

Все пять чувств Артура смешались и пришли в полное расстройство, когда, на невероятной скорости, которую, как уже знал Артур, мог развивать аэромобиль, они стали подниматься вверх, в мгновение ока оставив далеко позади отверстие, сквозь которое только что прибыли. Булавочной головкой дрожало оно в зыблющейся стене.

В стене…

Эта стена бросала вызов воображению – охмуряла его и одурманивала. Стена была такой отвесной и такой ошеломительно необъятной, ее верх, низ и боковые стороны уходили так далеко за пределы человеческого зрения, что, глядя на нее, можно было умереть от головокружения.

Стена казалась абсолютно прямой. Понадобилось бы точнейшее лазерное оборудование, чтобы определить, что, по мере того как стена, как бы в бесконечность, поднималась вверх, и головокружительно падала вниз, и необъятно простиралась в стороны, она одновременно немного изгибалась внутрь. Стена смыкалась на расстоянии тринадцати световых лет от того места, где в данный момент находился аэромобиль. Другими словами, эта стена представляла собой внутреннюю поверхность полой сферы, имевшей в диаметре свыше трех миллионов миль и заполненной умопомрачительным светом.

– Добро пожаловать, – сказал Слартибартфаст, в то время как аэромобиль, двигавшийся со скоростью, в три раза превышавшей скорость звука, микроскопической точкой незаметно полз вперед в умопомрачительной необъятности пространства, – добро пожаловать на нашу фабрику планет.

Артур в благоговейном ужасе озирался по сторонам. Далеко впереди, на расстоянии, которое он при всем желании не смог бы, хотя бы приблизительно, оценить, были расставлены, точнее, развешаны в воздухе, какие-то непонятные суспензии, какие-то странные конструкции из металла и света, образующие ажурные сферы.

– Вот здесь, – торжественно объявил Слартибартфаст, – мы и собираем большую часть планет, видите?

– То есть, – Артур тщательно подбирал слова, – вы имеете в виду, что снова начинаете это делать?

– Нет-нет, упаси боже, конечно, нет, – воскликнул старик, – нет, Галактика все еще недостаточно богата, чтобы содержать нас, конечно, нет. Нас разбудили, чтобы выполнить один весьма своеобразный заказ для весьма…м-м-м… своеобразных клиентов из другого измерения. Вам это может показаться интересным… вот там вдалеке, видите? Впереди?

Артур проследил за пальцем старика и в конце концов увидел плавающую конструкцию, на которую тот указывал. Это, действительно, была единственная конструкция, вокруг которой витала рабочая атмосфере, но такое впечатление достигалось скорее в результате неопределенных субъективных ощущений, чем каких-то конкретных действий.

В этот самый момент, со всей внезапностью, всю структуру озарил изнутри яркий луч света, высветив контуры, формируемые на поверхности сферы. Контуры, которые Артур сразу узнал: милые продолговатые кляксы, знакомые, как начертание слов родного языка – часть домашней обстановки его мозга. Некоторое время он сидел как громом пораженный, а увиденное им трепыхалось в мозгу, ищя себе места и объяснения.

Одна часть мозга говорила, что ему прекрасно известно, на что именно он смотрит и что такое суть эти контуры, в то время как другая часть мозга весьма разумно отказывалась одобрить направление мыслей первой и заранее снимала с себя всю ответственность за дальнейшие идеи того же направления.

Новый луч света осветил сферу, и на этот раз никаких сомнений не осталось.

– Земля… – прошептал Артур.

– Земля номер два, если быть точным, – весело сказал Слартибартфаст. – Мы делаем копию по исходным калькам.

Повисла пауза.

– Вы что, хотите сказать, – медленно заговорил Артур, изо всех сил контролируя себя, – что вы с самого начала… сделали Землю?

– Ну разумеется, – кивнул Слартибартфаст. – Вы когда-нибудь бывали в таком месте… по-моему, оно называлось Норвегия?

– Нет, – покачал головой Артур, – не бывал.

– Жаль, – огорчился Слартибартфаст, – это одно из моих творений. Я за нее даже приз получил. Такие очаровательные изрезанные береговые линии. Я был очень огорчен, когда узнал об их разрушении.

– Вы были огорчены!

– Да. Еще бы пять минут, и в этом не было бы необходимости. Такое досадное недоразумение.

– М-м-м? – не понял Артур.

– Мыши были возмущены.

– Мыши? Возмущены?

– Еще как, – заверил старик.

– Так же, как, я полагаю, и собаки, и кошки, и утконосы… Но…

– Но ведь не они же платили, вот в чем дело.

– Слушайте, – сказал Артур, – не будет ли намного проще, если я скажу, что сдаюсь… и сойду с ума прямо сейчас?

На некоторое время в аэромобиле повисло неловкое молчание. Затем старик попытался дать доходчивое объяснение.

– Землянин, создание планеты, на которой вы жили, было заказано и оплачено мышами. Они же и управляли планетой. Планета была разрушена за пять минут до завершения проекта, ради которого она была построена, и теперь нам придется строить новую.

Из всего сказанного Артур вычленил только одно слово.

– Мыши? – переспросил он.

– Точно так, землянин.

– Так. Прошу прощения. Хочу убедится, что мы говорим об одном и том же. Мы говорим об обожающих сыр маленьких белых пушистых созданиях, от которых в комиксах шестидесятых дамы с визгом лезли на стол?

Слартибартфаст вежливо кашлянул.

– Землянин, – деликатно сказал он, – иногда мне очень трудно следить за тем, что вы говорите, учитывая вашу манеру изъясняться. Не забывайте, что я спал внутри планеты Магратея пять миллионов лет и практически ничего не знаю об этих комиксах шестидесятых, о которых вы упомянули. Создания, которых вы зовете мышами, понимаете ли, не таковы, какими они вам кажутся. Они – лишь проекция в наше измерение повышенно-сверхразумных многомерных существ. Все, что касается сыра и визга – всего лишь маска.

Старик помолчал и с сочувствующей улыбкой продолжил:

– Боюсь, они ставили на вас эксперименты.

Секунду-другую Артур обдумывал последнее утверждение, и постепенно лицо его просветлело.

– Да нет же! – воскликнул он. – Теперь я понимаю – произошло недоразмение! Сейчас я вам объясню, как все было на самом деле. Это мы ставили эксперименты на них. Их использовали при исследовании поведенческих рефлексов, знаете, собака Павлова и всякое такое прочее. Этим самым мышам предлагали всевозможные тесты, чтобы они научились звонить в звонок, бегать по лабиринтам и все такое, чтобы можно было изучать процесс обучения в целом. Глядя на их поведение, мы узнавали многие вещи о самих себе…

На этом познания Артура иссякли.