гневом и жалостью, которую было гораздо труднее вынести, чем гнев или отвращение. Она слышала над собой дыхание Бентона, но не решалась поднять голову и встретить его взгляд.

Подождав немного, чтобы справиться с собственным голосом, она сказала:

— Он умер здесь, вероятно, вскоре после того, как вернулся вчера домой. Калкрафт, возможно, бросил в него камнем или чем-то еще, Бойд упал, а Калкрафт решил докончить дело. Это ненависть. Либо ненависть, либо он уже не владел собой.

Ей приходилось видеть такое: убийцы, чаще всего те, кто совершает убийство впервые, испытывая ужас перед чудовищностью совершенного и не веря своим глазам, в безумном неистовстве набрасываются на жертву, будто, уничтожив лицо, могут уничтожить и само преступление.

— Бойд не мог сам надеть ризу, — сказал Бентон. — Раз он упал назад, она должна была бы оказаться под ним. Значит, по-видимому, это Калкрафт вынул ее из коробки. Возможно, коробка была открыта, когда он явился в часовню. Здесь есть папиросная бумага, но нет бечевки. Это ведь странно, мэм, правда?

— Вообще странно, что риза оказалась здесь, — ответила Кейт. — Надо надеяться, миссис Бербридж сможет объяснить это. Нам нужно собрать всех жителей острова, успокоить их, насколько это возможно, и дать им ясно понять, что мы уполномочены продолжать расследование. Мне бы нужно, чтобы вы были со мной, но ведь мы не можем оставить труп без присмотра. Сейчас мы сделаем все, что следует, на месте преступления, а потом вызовем носилки. Мы могли бы запереть его в коттедже «У часовни», но мне это как-то не по душе. Слишком далеко от Большого дома. Конечно, можно воспользоваться тем изолятором, куда они привезли тело Оливера, но это значит, что он окажется рядом с палатой мистера Дэлглиша.

Бентон возразил ей:

— В сложившихся обстоятельствах, мэм, это вряд ли обеспокоит того или другого. — И, как бы пожалев о бестактности сказанного, он тут же добавил: — Но разве доктор Гленистер не захочет осмотреть тело in situ?^[24]

— Мы даже не уверены, что нам удастся ее заполучить. Это может оказаться местный патологоанатом.

— Почему бы не перенести его в мою квартиру, мэм? — предложил Бентон. — У меня есть ключ, и он будет под рукой, когда прилетит вертолет. А до тех пор тело может оставаться на носилках.

Кейт была поражена тем, что ей такая мысль даже в голову не пришла. Почему вопреки здравому смыслу она заключила, что изолятор в башне Кум-Хауса просто обречен превратиться в морг?

— Отличная идея, сержант, — похвалила она.

Очень осторожно она опустила край ризы на место, поднялась на ноги и немного постояла так, стараясь привести в порядок мысли. Сделать надо было так много, но в какой последовательности? Нужно позвонить в Лондон и, кроме того, в управление полиции Девона и Корнуолла; сфотографировать все до того, как унесут труп; собрать жителей острова и поговорить сначала со всеми вместе, а попозже опросить каждого по отдельности; обследовать место преступления, включая и коттедж Бойда; предпринять всяческие усилия, чтобы отыскать орудие убийства, если это окажется возможным. А.Д. почти наверняка прав: естественным решением Калкрафта было бы зашвырнуть орудие убийства за край утеса, а орудием этим мог послужить гладкий камень — песчанистый дерн здесь просто усыпан ими. И Кейт сказала:

— Если он упал в море, то его не найти. Это зависит от силы броска и от того, швырнул он камень с края утеса или с нижней скалы. У вас есть хоть какое-то представление о здешних приливах и отливах?

— Я нашел у себя в гостиной график приливов и отливов, мэм. Думаю, теперь полная вода придет примерно через девяносто минут.

— Интересно, с чего бы начал А.Д.? — сказала Кейт.

Она просто думала вслух и не ожидала ответа, но после недолгой паузы Бентон ответил ей:

— Вопрос не в том, с чего начал бы мистер Дэлглиш, мэм. Вопрос в том, что вы сейчас решите делать.

Она взглянула на него и сказала:

— Идите к себе в квартиру как можно быстрее и принесите фотокамеру. Можете заодно захватить мой следственный чемоданчик. Воспользуйтесь велосипедом — возьмите один из тех, что в конюшенном корпусе. Я позвоню Мэйкрофту и попрошу, чтобы сюда через двадцать минут доставили носилки. Это даст нам время сделать снимки. После того как его перевезут, мы встретимся с жителями. Потом вернемся сюда и посмотрим, есть ли шанс спуститься на прибрежную полосу. А еще надо будет обследовать коттедж «У часовни». Можно почти с уверенностью сказать, что у Калкрафта на руках должны были остаться следы крови. В этом коттедже он их и смывал.

Бентон бросился прочь. Он бежал через мыс легко и быстро, а Кейт вернулась в коттедж «Тюлень». Нужно было сделать два телефонных звонка, оба — очень трудные. Первый — заместителю комиссара Харкнессу, в Скотланд-Ярд. Ее соединили с ним не сразу, но вот наконец он отозвался — быстро, нетерпеливо. Однако разговор был не столь неприятным, как она ожидала. Можно было понять, что Харкнесс воспринял сообщение об атипичной пневмонии как личное оскорбление, за которое Кейт была каким-то образом в ответе, но она почувствовала, что заместитель комиссара удовлетворен хотя бы тем, что первым услышал эту новость. И тем, что она пока еще не прозвучала на всю страну. А когда Кейт доложила ему о ходе расследования во всех деталях, его окончательное решение, хотя и последовало не сразу, было вполне определенным.

— Расследовать двойное убийство вам с сержантом — далеко не идеальный выход. Не вижу оснований для того, чтобы вам не вызвать техническую поддержку из местного полицейского управления. Если офицеры спецсвязи и специалисты по отпечаткам пальцев будут держаться подальше от тех, кто заразился, они не подвергнутся сколько-нибудь серьезному риску. Но конечно, нужно будет получить добро от министерства внутренних дел.

Однако Кейт сказала:

— Сержант Бентон-Смит и я пока не знаем, заразились мы или нет, сэр.

— Да, пожалуй, вы правы. Ну, во всяком случае, контроль за распространением инфекции — не наша забота. А вот двойное убийство — наша. Я свяжусь с начальником полиции Эксетера. Они хотя бы умеют справляться с вещественными доказательствами всякого рода. А вам лучше продолжать расследование с Бентоном-Смитом, во всяком случае, в следующие три дня. Да, кстати, а как там мистер Дэлглиш?

— Не знаю, сэр, — ответила Кейт. — Мне не хотелось беспокоить доктора Стейвли вопросами. Надеюсь, я смогу поговорить с ним попозже днем и узнать, что там нового.

— Я сам позвоню доктору Стейвли и поговорю с мистером Дэлглишем, если он достаточно хорошо себя чувствует, — сказал Харкнесс.

«Только если очень повезет», — подумала Кейт. У нее было такое чувство, что Гай Стейвли станет оберегать своего пациента весьма эффективно.

Повесив трубку, она собрала всю свою волю для следующего звонка. Попыталась отрепетировать то, что она скажет Эмме Лавенэм, но все казалось ей не тем, что нужно. Все слова звучали либо слишком пугающе, либо слишком ободряюще. На листке, переданном ей А.Д., было два номера — мобильного телефона Эммы и стационарного. Кейт смотрела на эти номера и никак не могла выбрать, какой из них предпочесть. В конце концов она решила сначала позвонить по домашнему телефону. Еще рано, Эмма может быть у себя, в комнате при колледже. Возможно, А.Д. уже поговорил с ней, но она решила, что непохоже. Мобильного телефона у него нет, ему пришлось бы воспользоваться телефоном в медпункте, а доктор Стейвли вряд ли сочтет это делом первостепенной важности.

Телефон прозвонил всего пять раз, и раздался голос Эммы Лавенэм, ясный, уверенный и спокойный, неся с собой мешанину воспоминаний и чувств. Но стоило Кейт назвать себя, как голос изменился.

— Что-то с Адамом, да?

— Боюсь, что да. Он просил меня дать вам знать, что он нездоров. Он позвонит вам, как только сможет. Просил передать привет.

Эмма пыталась держать себя в руках, но в напряженном голосе звучал страх.

— Как это — нездоров? Что с ним — несчастный случай? Это серьезно? Кейт, пожалуйста, скажите мне все!

— Нет, это не несчастный случай. Я думаю, вы услышите об этом по радио в ближайших новостях. Один из гостей острова приехал с атипичной пневмонией. Мистер Дэлглиш заразился. Он сейчас в изоляторе.

Раздавшееся в ответ молчание казалось бесконечным, тишина такой полной, что Кейт забеспокоилась, не отключилась ли связь. Потом послышался голос Эммы:

— Ему очень плохо? Прошу вас, Кейт, вы должны мне сказать!

— Это случилось только что, — ответила Кейт. — Я на самом деле мало знаю. Я надеюсь выяснить, как он, когда пойду в Большой дом попозже. Но я уверена, что с ним все будет в порядке. Он в хороших руках. Я хочу сказать, САРС ведь не такая страшная вещь, как азиатский птичий грипп. — Она говорила, ничего по-настоящему об этом не зная, просто пытаясь успокоить и не желая лгать. Но как она могла сказать правду, если она ее не знала? И она добавила: — Он ведь очень сильный человек.

А Эмма сказала с рвущим душу отсутствием жалости к себе самой:

— Он был очень усталым, когда взялся за это расследование. А мне нельзя приехать к нему, я это понимаю. Я даже не могу попытаться поговорить с ним. Думаю, мне не разрешат, а он, наверное, волнуется из-за меня, из-за того, что я могу чувствовать. Но это ведь теперь не важно. Я надеюсь, вы сможете ему передать. Передайте ему — я о нем думаю. Передайте ему мой привет. И еще, Кейт, вы ведь позвоните мне, да? И скажете мне правду, какой бы страшной она ни была? Ничто не может быть хуже того, что я сама могу вообразить.

— Да, Эмма. Я буду звонить вам, и я всегда буду говорить вам все, что сама смогу узнать. Всего хорошего.

Кладя трубку, Кейт подумала: «Не „скажите ему, что я его люблю“, а просто — „передайте ему мой привет“? Такое мог бы сказать любой приятель». Но какие же еще существуют на свете слова, кроме тех, что могут быть сказаны только наедине? А еще она подумала: «Мы обе хотели бы произнести одни и те же слова. Я всегда понимала, почему я не могу их произнести. Но ведь ее-то он любит, почему же она не может?»

Кейт вернулась в часовню и начала обыск, осторожно ступая вокруг тела Бойда, тщательно рассматривая каменный пол, двигаясь очень медленно, не отрывая глаз от пола. Потом вышла из часовни на свежий утренний воздух. Неужели это лишь ее воображение, или воздух снаружи в самом деле пахнет слаще? Ведь еще не время — слишком рано для того, чтобы в часовне появился первый, едва уловимый, но несомненный запах смерти? Она пыталась осознать все значение предстоящего ей испытания — расследования двух убийств своими силами, без должных ресурсов, с помощью одного лишь Бентона. Ставки были очень высоки для них обоих, но независимо от результата в конце концов вся ответственность ляжет на нее. И внешний мир — их с Бентоном мир — не примет никаких оправданий в случае провала. Эти два убийства — словно убийства из учебника: небольшое закрытое сообщество, недоступное для вторжения извне, и ограниченное число подозреваемых, ставшее еще более ограниченным теперь, поскольку у Шпайделя появилось алиби в отношении гибели Бойда. Провал расследования может быть оправдан, только если они с Бентоном станут жертвами атипичной пневмонии. Разумеется, они оба рискуют заболеть. Оба больше часа сидели с Дэлглишем в закрытом помещении — у него в гостиной, в коттедже «Тюлень». Теперь они должны будут вести расследование под угрозой болезни, которой все так боятся. Но Кейт прекрасно понимала, что риск подхватить САРС ей — как, несомненно, и Бентону — гораздо менее страшен, чем риск провалить расследование, уехать с Кума, не раскрыв убийства.

Вдали показался Бентон. Он энергично крутил педали велосипеда, на шее у него висела фотокамера, одна рука держала руль посередине, в другой был следственный чемоданчик Кейт. Прислонив велосипед к стене коттеджа «Тюлень», Бентон направился к ней. Она не сказала ему о звонке Эмме Лавенэм, но сообщила о разговоре с Харкнессом. Бентон заметил:

— Удивительно, что он не сказал, что, если число трупов будет постоянно возрастать, мы очень скоро решим дело за счет процесса выбывания. Какие снимки вы считаете нужным сделать, мэм?

Следующие четверть часа они работали вместе. Бентон сфотографировал труп с наброшенной на него ризой, затем — размозженное лицо, часовню, местность вокруг нее, верхнюю и нижнюю скалу, держа в фокусе полуразрушенную, сложенную из камня стену. Затем они перешли в коттедж «У часовни». Как странно, думала Кейт, что тишина может быть такой гнетущей, что присутствие Бойда теперь, когда он умер, кажется ей гораздо более ощутимым в пустоте коттеджа, чем когда он был жив.

— Постель застелена, — сказала она. — Он не спал на ней этой ночью. Это означает, что он умер там, где мы его обнаружили, — в часовне.

Они вошли в ванную. Ванна и раковина были сухи, все полотенца — на месте.