злоупотребления доверием, что никак не прибавило Оливеру популярности у жителей острова.

Пора было уходить. Поднявшись с кресла, Дэлглиш почувствовал такой приступ слабости, что ему пришлось схватиться за спинку кресла. Миг — и слабость прошла. Боль в руках и ногах усилилась, он даже побоялся, что не сможет дойти до двери. Неожиданно он осознал, что в дверях стоит Рафтвуд с его плащом, перекинутым через руку. Рафтвуд поднял руку и включил в гостиной люстру. Яркий свет на миг ослепил Дэлглиша. Потом их взгляды встретились. Рафтвуд смотрел на него, даже не пытаясь скрыть неприязнь. Он проводил Дэлглиша к выходу, словно узника под конвоем, а его прощальное «доброй ночи, сэр» на слух Дэлглиша звучало вызывающе, как угроза.

Дэлглиш не помнил, как шел через поросшее деревьями и кустарником пространство мыса. Казалось, что его тело было таинственным образом в один миг перенесено из освещенной огнем камина гостиной Эмили Холкум в монашескую пустоту каменных стен его коттеджа. Он подошел к камину, держась за спинки кресел, чтобы не упасть, опустился на колени и поднес горящую спичку к растопке. Из камина выплыло облачко терпкого дыма, и огонь тут же занялся. Голубые и красные язычки пламени поднялись над потрескивающими деревяшками. В коттедже «Атлантик» ему было слишком жарко, а сейчас его лоб покрывали капли холодного пота. Искусно и тщательно он уложил мелкие сучья вокруг огня, затем построил над ним пирамиду из более крупных поленьев. Ему казалось, что руки его как-то совсем не имеют отношения к остальному телу, и когда он протягивал ладони с длинными пальцами к разгорающемуся пламени, пальцы просвечивали красным — прозрачные, хрупкие, бестелесные образы, неспособные ощутить жар огня.

Через несколько минут он встал и выпрямился, довольный, что сейчас тверже держится на ногах. И хотя его тело откликалось на приказания воли с болезненной неловкостью, голова оставалась ясной. Он понимал, что с ним происходит. Он подхватил грипп доктора Шпайделя. Он надеялся, что не заразил Эмили Холкум. До сих пор, насколько ему помнилось, он, пока находился у нее в коттедже, ни разу не чихнул и не кашлянул. А руки ее коснулся только раз, по приходе, да и то лишь на миг, и сидел от нее на некотором расстоянии. За свои восемьдесят лет она, по всей вероятности, сумела приобрести здоровую сопротивляемость к большинству инфекций, и, кроме того, ей уже была сделана ежегодная противогриппозная прививка. Так что, если повезет, все должно обойтись благополучно. Он очень надеялся на это. Однако имеет смысл отменить встречу с Бентоном и Кейт или по крайней мере держаться от них подальше, да и разговор должен быть как можно короче.

Из-за встречи с мисс Эмили Холкум ежевечернее совещание с Кейт и Бентоном было назначено позднее обычного — в десять часов. Должно быть, уже время. Он взглянул на часы: без десяти десять. Они уже идут через мыс. Он открыл дверь и вышел во тьму. Звезд не было видно, низкие, плотные тучи скрывали даже луну. Видно было лишь море, оно, слабо светясь, спокойно простиралось под черной пустотой неба, еще более грозное и непреодолимое, чем отсутствие света. Легко было поверить, что даже дышать будет трудно в этом сгустившемся воздухе. В коттедже «У часовни» не светились окна, зато Кум-Хаус украшали светлые прямоугольники — будто сигналы с далекого корабля, замершего посреди невидимого океана.

Но тут он увидел какую-то фигуру, возникшую из тьмы и уверенно направлявшуюся к двери коттеджа «У часовни». Это Адриан Бойд возвращался домой. На плече он нес длинный узкий ящик. Ящик был похож на гроб, однако вряд ли можно было бы с такой легкостью — почти весело — нести сколько-нибудь тяжелый предмет. И Дэлглиш догадался, что это такое. Он видел этот ящик чуть раньше, в рабочей комнате миссис Бербридж. Разумеется, это должна быть коробка с вышитой ризой. Он смотрел, как Бойд осторожно опускает ящик на землю и открывает дверь. Потом Бойд вдруг приостановился и, поколебавшись несколько секунд, поднял ящик и направился к часовне.

Теперь Дэлглиш разглядел другой огонек — небольшой кружок света, словно сошедшая на землю луна, мягко покачиваясь, двигался к нему через мыс. На минуту он скрылся в небольшой роще, а затем снова стал ясно виден. Кейт и Бентон явятся вовремя. Он вернулся в коттедж и расставил стулья: два у стола и один подальше, у стены, — для себя. Поставил на стол бутылку вина и два бокала и стал ждать. Он передаст Кейт и Бентону то, что рассказала ему мисс Холкум, и на сегодня этого будет достаточно. Когда они уйдут, он примет горячий душ, согреет себе молока, примет пару растворимых таблеток аспирина, и вся инфекция выйдет к утру вместе с потом. Он уже не раз так делал. Кейт и Бентон могут и без него справиться с работой, требующей беготни, но он должен достаточно хорошо себя чувствовать, чтобы руководить расследованием. И он будет достаточно хорошо себя чувствовать.

Они вошли, на ходу сняв плащи и оставив их на крыльце. Взглянув на Дэлглиша, Кейт спросила:

— С вами все в порядке, сэр?

Она старалась, чтобы ее голос не выдал беспокойства: ведь она знала, как он не любит болеть.

— Не совсем, Кейт. Боюсь, я подхватил грипп доктора Шпайделя. Возьмите вон те два стула и садитесь и не вздумайте подходить ко мне ближе. Не можем же мы все тут разболеться. Бентон, займитесь вином, пожалуйста, и подбросьте поленьев в камин. Я расскажу вам то, что узнал от мисс Холкум, а потом нам лучше будет пожелать друг другу спокойной ночи.

Они слушали его молча. Сидя поодаль и откинувшись на спинку стула, он видел их так, словно они были незнакомцами или актерами в какой-то пьесе, — придуманная, неспешно разыгрываемая ими сцена казалась весьма тщательно аранжированной: светлые волосы Кейт, ее зарумянившееся в отблесках пламени лицо; серьезное смуглое лицо Бентона, наливающего вино в бокалы.

Когда Дэлглиш закончил свой рассказ, Кейт сказала:

— Это интересно, сэр, но ведь это не дает нам какой бы то ни было возможности дальше продвинуться с расследованием. Это лишь подтверждает существование мотива у доктора Шпайделя. Однако я не вижу его в роли Калкрафта. Он приехал на Кум попытаться разузнать правду о смерти своего отца, а не для того, чтобы осуществить месть за то, что совершил — или не совершил — четырехлетний ребенок более шестидесяти лет назад. В этом нет никакого смысла.

— Но это усиливает довод о существовании мотива у Джаго, — заметил Бентон. — Думаю, он знал что, по слухам, старый Оливер убил его деда, когда они вместе шли на паруснике в Пентворти.

— Еще бы, — ответил Дэлглиш. — Он знал об этом с детства. Вполне очевидно, что все моряцкое братство в Пентворти знало или подозревало об этом. Такое не забывается.

А Бентон продолжал:

— Но если Джаго планировал месть, зачем ему было ждать до сих пор? Ему вряд ли удалось бы выбрать более неудачное время — ведь остров наполовину пуст. И почему маяк и такое странное повешение? Почему бы не устроить еще одну ложную катастрофу с Оливером на борту катера? В этом была бы хоть какая-то доля справедливости. А мы снова и снова упираемся в ту же проблему. Почему именно сейчас?

— А разве не странно, — сказала Кейт, — что Сол Оливер захотел вернуться на остров? Вы не думаете, что здесь оставалось что-то ценное, что он собирался украсть или, возможно, спрятать на острове до конца войны, когда он сможет это забрать? Может быть, он и дед Джаго договорились об этом, а потом Оливер убил напарника, чтобы не делиться добычей? Или у меня фантазия разыгралась?

— Но даже если это верно, — возразил Бентон, — это нам никак не может помочь. Мы ведь не расследуем убийство дедушки Джаго. Что бы ни случилось на их обратном пути, нам все равно не узнать правды.

— Я думаю, — заговорил Дэлглиш, — что корни этого убийства действительно кроются в прошлом, но не в далеком прошлом. Нам следует задавать себе один и тот же вопрос: не случилось ли чего-то в промежутке между предыдущим приездом Натана Оливера на Кум в августе этого года и его прибытием на остров на прошлой неделе? Что заставило одного или нескольких человек на острове прийти к решению, что Натан Оливер должен умереть? Не думаю, что сегодня нам следует идти дальше в наших рассуждениях. И я хочу, чтобы завтра утром вы первым делом отправились к Джаго и поговорили с ним, а затем пришли сюда и доложили о результатах. Конечно, это может его сильно расстроить, но нам необходимо знать правду о самоубийстве его сестры. И еще одно. Почему он так противился тому, чтобы Милли участвовала в поисках Натана Оливера? Почему не хотел, чтобы она помогала? Может быть, оберегал ее, чтобы она не видела висящего на маяке трупа? Знал ли он уже, что они там найдут, когда его позвали присоединиться к поисковой группе?