Через мыс, от коттеджа Адриана Бойда, шла женщина. Увидев Дэлглиша, она остановилась. По уверенной походке и поблескиванию золотистых волос в свете звезд он тотчас же узнал Джо Стейвли. А она, всего лишь миг поколебавшись, направилась к нему.

— Так вы все-таки выходите из дома по ночам? — с улыбкой спросил он.

— Только когда есть причина. Я подумала, что сегодня вечером не следует оставлять Адриана одного. Этот день был кошмарным для всех нас, но для него он оказался особенно ужасным. Так что я пошла поесть оссо букко с ним вместе. К сожалению, он совсем не пьет. А мне не помешал бы бокал вина, если это не доставит вам слишком много хлопот. Гай скорее всего уже лег, а я не люблю пить одна.

— Ну что вы, какие же это хлопоты?

Джо вошла в коттедж вслед за ним. Дэлглиш откупорил вторую бутылку красного и поставил на стол вместе с двумя бокалами. На Джо был красный жакет с поднятым воротником, обрамлявшим ее лицо. Теперь она сбросила его и повесила на спинку стула. Они сели друг против друга, ни один из них не произнес ни слова. Дэлглиш наполнил бокалы. Сначала Джо принялась пить вино большими глотками, как воду, словно пытаясь утолить жажду. Потом поставила бокал на стол, вытянула ноги и удовлетворенно вздохнула. Камин угасал, лишь тоненькая струйка дыма поднималась от последнего обугленного полена. Наслаждаясь тишиной, Дэлглиш подумал, а не бывало ли так, что порой гости острова оказывались пресыщены этой тишиной и уединением и стремились как можно скорее вернуться к соблазнительному блеску своей обычной, подстегиваемой тестостероном жизни? Он задал этот вопрос Джо Стейвли. Она рассмеялась:

— Такое бывало, во всяком случае, мне об этом говорили. Но очень редко. Они же знают, на что идут, еще до того, как сюда приезжают. Они же платят именно за тишину, и — можете мне поверить — она им недешево обходится. Разве у вас никогда не возникает такое чувство, что если вам надо будет ответить на еще один вопрос, услышать еще один телефонный звонок, увидеть еще чье-то лицо, вы начнете визжать, как сумасшедший? И кроме того, здесь ведь абсолютно безопасно. С этими теперешними террористами, с существующей угрозой похищения, должно быть вершиной счастья спать, не запирая двери и окна и не имея у дома спецохранника или полицейского, следящего за каждым вашим движением.

— Вы не думаете, что смерть Оливера положит коней этим иллюзиям? — спросил Дэлглиш.

— Сомневаюсь, — ответила она. — Кум оправится. Этот остров сумел позабыть гораздо более ужасные события, чем то, что положило конец Натану Оливеру.

— Такую дружную неприязнь к Оливеру, как мне представляется, должно было вызвать что-то более серьезное, чем его нежелание считаться с другими и вести себя не так, как подобает гостю острова, — сказал Дэлглиш. — Что-то произошло между ним и Адрианом Бойдом?

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Потому что мистер Бойд — ваш друг. Вероятно, вы понимаете его лучше, чем кто бы то ни было на этом острове. Это значит, что скорее всего именно вы знаете правду.

— И что именно я скорее всего сообщу ее вам?

— Не исключено.

— А у него вы спрашивали? Вы разговаривали с Адрианом? — Сейчас Джо пила вино гораздо медленнее, явно им наслаждаясь.

— Нет. Пока еще нет.

— Тогда не надо. Послушайте! Никто, даже вы сами, на самом деле не верит, что Адриан имеет хоть какое-то отношение к смерти Оливера. Он не более способен на убийство, чем вы и я… Может быть, даже в тыщу раз меньше. Зачем причинять ему боль? Зачем ворошить прошлое, которое никак не связано со смертью Оливера, не связано с тем почему вы здесь, не связано с вашей работой?

— Очень боюсь, что ворошить прошлое — это часть моей работы.

— Вы же опытный детектив. Мы знаем о вас. Так что не надо мне говорить, что вы всерьез считаете Адриана подозреваемым. Похоже, вы просто раскапываете грязь ради развлечения… ради наслаждения властью, если хотите. Я хочу сказать, должно быть, вам дает какое-то удовлетворение то, что вы можете задавать вопросы, а мы должны на них отвечать. А если мы не отвечаем, мы выглядим виновными; если же отвечаем, вторгаемся в чью-то личную жизнь. И ради чего? Не надо мне говорить, что все это ради торжества справедливости или истины. «Что есть истина?» — насмешливо спросил Пилат и не стал дожидаться ответа. Он кое-что знал о жизни, этот Пилат.

Джо удивила Дэлглиша этой цитатой, но с какой стати он предположил, что она не читала Бэкона? Кроме того, его поразила страстность ее речи, и все же, несмотря на горячность, с какой она произносила свои слова, он не чувствовал в них личного антагонизма. Он, Дэлглиш, был всего лишь заменителем. Истинный враг навсегда ушел туда, где ее ненависть уже не могла его настигнуть.

— У меня нет времени на квазифилософские споры об истине и справедливости, — сказал он мягко. — Я способен с уважением относиться к доверительным сообщениям, но лишь до определенной степени. Убийство разрушает закрытость личной жизни — личной жизни подозреваемых, близких жертвы, любого человека, оказавшегося в контакте с этой смертью. Я начинаю уставать от того, что вынужден то и дело повторять это людям, но это так или иначе приходится принять. Вы чувствуете, что имеете право защищать вашего друга. Натану Оливеру уже ничья защита не поможет.

— А если я скажу вам, вы обещаете поверить, что я говорю правду, и оставить Адриана в покое?

— Я не могу вам это обещать. Я могу сказать, что, если мне станут известны факты, мне будет легче опрашивать его, не причиняя слишком больших страданий. Причинять боль не входит в наши задачи.

— Неужели? Да ладно, ладно, я признаю, что вы не специально это делаете. Одному Богу известно, какими бы вы оказались, если бы это входило в ваши задачи!

Дэлглиш поборол желание резко ей ответить, но это не стоило ему большого труда. Он вспомнил, что ему говорили в высоком кабинете Скотланд-Ярда. По вине ее мужа умер восьмилетний мальчик. Это был результат медицинской ошибки, но местная полиция, видимо, все же была привлечена, хотя бы и в самой малой степени. Хватило бы одного сверхусердного офицера полиции, чтобы вызвать такое горькое негодование.

Джо подтолкнула к нему свой бокал, и он снова его наполнил. Потом спросил:

— Адриан Бойд — алкоголик?

— Как вы узнали?

— Я не знал. Расскажите мне, что произошло.

— Он отправлял какой-то очень важный обряд, служил Божественную литургию или что-то вроде того. Он сначала уронил потир, а потом и сам упал, смертельно пьяный. Или сам сначала упал, смертельно пьяный, и уронил потир. Некоторое время до этого он принял храм и приход, где до него служил священником муж миссис Бербридж, а один из церковных старост знал, что миссис Бербридж переехала на Кум, и, вероятно, кое-что об этом острове слышал. Он написал нашему тогдашнему ответственному секретарю и попросил, чтобы Адриану дали здесь какую-нибудь работу. Адриан — человек способный и знающий. Он и тогда уже умел пользоваться компьютером, и он прекрасно разбирается в математике. Сначала все шло хорошо. Он жил здесь больше года, совершенно трезвый, и мы надеялись, что так теперь будет всегда. И вот тут-то все и произошло. Натан Оливер совершил свой ежеквартальный наезд на остров. Однажды вечером он пригласил Адриана поужинать с ним и дал ему вина. И случилось неизбежное. Все, чего смог здесь добиться Адриан, было уничтожено за один вечер.

— Оливер знал, что Бойд — алкоголик?

— Конечно, знал. Он потому его и пригласил. Он все спланировал заранее. Он как раз писал книгу, где один из персонажей был пьяница, и ему хотелось своими глазами увидеть, что бывает, когда ты поишь алкоголика вином.

— Но почему здесь? — спросил Дэлглиш. — Он мог своими глазами увидеть, как пьяница погружается в алкогольный ступор, в десятке лондонских клубов, известных мне поименно. Нельзя сказать, что это так уж редко встречается.

— Или на улицах, в любой субботний вечер, — заметила Джо. — Ох, но ведь это совсем не то же самое, верно ведь? Ему нужен был человек, который пытался справиться с одолевавшими его демонами. Ему нужно было время и уединение, дававшие ему возможность контролировать ситуацию и наблюдать ее ежеминутно. И я думаю, он хотел, чтобы его жертва была под рукой и являлась к нему по первому зову, как только он подошел к этой фазе своего сюжета.

Дэлглиш заметил, что она вся дрожит. Ее переполняло такое мощное моральное негодование, что ему казалось — оно просто физически, как волны об утес, ударяется о твердый камень стен и, отпрянув от них, заполняет комнату сгущенной до предела ненавистью. Он подождал немного, затем спросил:

— Что было дальше?

— Кто-то, возможно, сам Оливер вместе с этим его редактором или с дочерью, отнес Адриана в его коттедж. Ему потребовалось целых два дня, чтобы протрезветь. Мы и не знали о том, что на самом деле случилось, только — что он пил. Предполагалось, что он каким-то образом добрался до вина в Большом доме, только не могли понять как. Через два дня он отправился вместе с Джаго на материк получить зарплату за неделю и исчез. В том же месяце, только чуть позже, я поехала домой, в Лондон, и как-то вечером обнаружила Адриана у собственной двери, мертвецки пьяного. Я забрала его к себе и ухаживала за ним несколько недель. Потом привезла его обратно на Кум. Таков конец истории. Пока мы жили вместе, он рассказал мне о том, что произошло.

— Вам пришлось нелегко.

— Ему тоже. Меня вряд ли можно считать идеальной соседкой по комнате, особенно когда мне даже выпить нельзя. Я поняла, что моя лондонская квартира — место для этого совершенно невозможное, так что я сняла коттедж на отшибе, близ Бодмин-Мура. Сезон еще не начался, так что легко было найти что-то не очень дорогое. Мы оставались там шесть недель.

— А здесь кто-нибудь знал, что происходит?

— Я позвонила Гаю и Руперту и сказала, что со мной все в порядке и что Адриан у меня. Я не сообщила им, где нахожусь, но Джаго я сказала. Он стал приезжать и отпускать меня, когда у него выдавался свободный конец недели. Без него я бы не справилась. Мы не выпускали Адриана из виду ни на минуту — либо я, либо Джаго. Господи, до чего же это в то время надоедало! Но, странно сказать, теперь, когда я оглядываюсь назад, мне кажется, я тогда была счастлива, счастливее, чем чувствовала себя многие годы до этого. Мы ходили на прогулки, разговаривали, готовили еду, играли в карты, часами сидели у телевизора, просматривая видеопленки старых сериалов Би-би-си; некоторые из них, как, например, «Жемчужина в короне», длились много недель подряд. Ну и конечно — книги. С Адрианом было легко. Он добрый, умный, чуткий и забавный. И никогда не ноет. Когда он почувствовал, что пришло время возвращаться, мы вернулись. Никто не задавал никаких вопросов. Вот так они здесь живут. Они не задают вопросов.

— Эта алкоголизм заставил его отойти от церкви? Он с вами говорил об этом?

— Да, насколько мы могли общаться на этом уровне. В религии я ничего не понимаю. Отчасти — из-за алкоголизма, но главным образом потому, что утратил веру в некоторые догмы. Не могу понять, почему это его так беспокоит. Я-то всегда думала, что самая замечательная вещь в нашей славной старушке АЦ — это то, что ты можешь более или менее верить, во что хочешь. Ну, в общем, он уверился, что Бог не может быть одновременно добрым и всемогущим: жизнь есть борьба между двумя силами — добром и злом, Богом и дьяволом. А это вроде какой-то ереси, длинное такое слово, на «М» начинается.

— Манихейство, — подсказал Дэлглиш.

— Да, звучит похоже. Мне это кажется вполне разумным. Во всяком случае, это объясняет страдания ни в чем неповинных людей, иначе нужно к софистике всякой прибегать, чтобы это какой-то смысл имело. Если бы у меня была какая-то религия, я выбрала бы эту. Думаю, я стала манихейкой — это так называется? — сама того не зная, еще в детстве, когда увидела, как умирает от рака ребенок. Но видимо, человек не должен верить в это, если он христианин и, я думаю, особенно — если он священник. Адриан очень хороший, добрый человек. Может, я сама не такая, но отличить одно от другого я могу. Оливер был зло. Адриан — добро.

— Если бы все было так просто, — сказал Дэлглиш, — моя работа была бы совсем легкой. Спасибо, что вы мне все это рассказали.

— Так что вы не будете задавать Адриану вопросы о его алкоголизме? Ведь такой был уговор?

— Никакого уговора не было. Но я не стану упоминать об этом в разговоре с ним, во всяком случае — пока. Возможно, это вообще не понадобится.