ему побеседовать на свежем воздухе. И он ведь был не такого уж крупного телосложения. Думаю, она могла перевалить его через поручни. Впрочем, тогда ей надо было бы его поднять. А это не так легко.

— Как вы полагаете, Рафтвуд мог бы совершить убийство ради нее? — спросил Бентон-Смит. — Или помочь ей в этом?

— Откуда мне знать, сержант? Не так уж много смысла рассуждать о мотиве или о сговоре, прежде чем мы не проверим все алиби, если они действительно алиби, и не узнаем, кто по-настоящему чист. Главное, что нам нужно, это факты. Если предположить, что он воспользовался велосипедом, каковы шансы, что его могли заметить?

— Шансов не так уж много, мэм, особенно в этом узком проходе. Он укрыт склоном и изгородью, так что если Рафтвуд держал голову низко над рулем, его не было бы видно. А та дырка в покрышке могла быть прорезана ножом. Взгляните на дорожку, жесткая трава, песчаная почва, гладкая галька, кроме каких-нибудь двух-трех камушков. Или же он мог поехать вдоль нижней скалы. На том пути он с полной гарантией мог проколоть шину. Острый кремень прорезал бы ее точно так же, как нож. Но я сказал бы, что разрез сделан специально, не так важно чем.

— Но это не обязательно указывает на вину. Он мог сделать разрез, потому что ему пришло в голову устранить всякие подозрения на его счет, в надежде что тогда мы оставим их обоих в покое.

— Тогда почему бы не сделать это более убедительно? — возразил Бентон-Смит.

— Времени не было. Эта идея могла прийти ему в голову незадолго до нашего к ним прихода. В сарайчике были инструменты и пара больших ножниц. Любой острый предмет подошел бы.

— Но, мэм, если и убийство, и алиби были преднамеренными, разве он не мог испортить велосипед гораздо раньше?

— Вот тут вы правы, сержант.

Остаток пути до Кум-Хауса они шли молча, но Кейт чувствовала, что молчание было дружелюбным, что одна из секций ограды была осторожно приотворена.

Дэлглишу показалось удивительно интересным то, какими разными, хотя бы внешне, были коттеджи, которые он успел увидеть. Похоже было, что архитектор, получив простой план, всячески старался избежать ведомственного однообразия. Коттедж «Тюлень» обещал быть одним из наиболее привлекательных. Построенный всего футах в тридцати от края скалы, он, несмотря на незамысловатую планировку, отличался приятной симметрией в расположении окон и тщательно продуманной соразмерностью стен и крыши. Главных комнат в коттедже было всего две: большая спальня с современной душевой — наверху и гостиная с кухней — внизу. Окна выходили на две стороны, так что комнаты были полны света. Все было сделано для того, чтобы Дэлглиш мог здесь чувствовать себя удобно; он заключил, что это миссис Бербридж не пожалела усилий. Перед широким, облицованным камнем камином, на каменной плите, — плоская корзина из древесной дранки, полная поленьев и бездымных брикетов, с уже приготовленной растопкой; слева, в углублении, Дэлглиш заметил железную дверцу духовки для хлеба и, открыв ее, увидел, что там тоже лежит запас растопки.

Обстановки в гостиной — минимум, но она хорошо продумана: два мягких кресла перед камином и простой обеденный стол посреди комнаты, у стола — два стула с прямыми спинками. Под окном, выходящим на море, — письменный стол в современном функциональном стиле. Кухонька крохотная, словно кухня на борту самолета, но хорошо оборудованная, с небольшой электроплитой и микроволновой печью. Здесь обнаружился щедрый запас апельсинов и соковыжималка, а в холодильнике — молоко, полдюжины яиц и четыре порции бекона, не в целлофане, а в специальном пластмассовом контейнере; кроме того — крем-брюле и полбатона хлеба явно домашней выпечки. На полке шкафчика лежали пакетики овсянки и кукурузных хлопьев для завтрака и стояла банка с завинчивающейся крышкой, полная мюсли. В другом шкафчике — столовая и чайная посуда и столовые приборы, а также стаканы и три бокала для вина. Там же стояли шесть бутылок: три — белого новозеландского «Совиньона» и три — «Шато батай» 1994 года — качество этих вин не допускало питья на ходу. Кто же за них заплатит? — подумалось ему. — А то еще может случиться, что люди мелочные захотят счесть это вино побуждением к выпивке или сознательной попыткой споить полицейских. Насколько же, по мысли хозяев, должно хватить этого вина? Были ли эти бутылки результатом дружелюбного расчета миссис Бербридж, решившей, что именно столько вина могут выпить трое полицейских офицеров за пару дней, и — если бутылки окажутся пустыми раньше — заменят ли их полными?

Были здесь и другие признаки стараний миссис Бербридж, чтобы ему было удобно. Они позабавили его, так как ясно говорили о ее попытках понять, что он такое как личность, и представить себе его вкусы. В нишах по обе стороны камина располагались встроенные книжные полки, которые, как можно было предположить, обычно стояли пустыми, чтобы гости могли заполнить их привезенными с собой книгами. Миссис Бербридж выбрала для него книги из библиотеки: «Миддлмарч» — надежная опора, привычный и удачный выбор для чтения на безлюдном острове, и четыре томика стихов — Броунинг, Хаусман, Элиот и Ларкин. Хотя телевизора в гостиной не было, здесь имелся современный стереофонический музыкальный центр, и на другой полке миссис Бербридж разместила целую коллекцию специально отобранных компакт-дисков, или, может быть, она просто взяла их из шкафа фонотеки как придется? Их разнообразие вполне могло удовлетворить, хотя бы на некоторое время, не слишком капризный вкус: месса си-минор Баха и его виолончельные сюиты в исполнении Поля Тортелье, песни Финци, вокальные пьесы Генделя и Вивальди в исполнении Джеймса Баумэна, Девятая симфония Бетховена и «Женитьба Фигаро» Моцарта. Но миссис Бербридж, как видно, не смогла догадаться о любви Дэлглиша к джазу и пойти ему навстречу также и в этом.

Дэлглиш не предложил своей группе пообедать вместе и за обедом обсудить ход расследования. Обеденный ритуал — необходимость подавать еду, пытаться справиться с незнакомой кухней и в конце концов еще и посуду мыть — был бы бесполезной тратой времени и неминуемо заставил бы отложить серьезное обсуждение. Кроме того, он рассудил, что Кейт и Бентон скорее предпочтут поесть в своих апартаментах, каждый у себя, а может быть, и вместе. Впрочем, «апартаменты» — не очень подходящее слово, слишком объемное для служебных квартир в конюшенном корпусе. Ему хотелось бы знать, как строятся отношения между его сотрудниками, когда они вдвоем работают без него. Кейт вполне могла справиться с подчиненным ей мужчиной, тем более с человеком, явно интеллектуальным и к тому же обладающим привлекательной внешностью. Однако Дэлглиш проработал с ней достаточно долго, чтобы почувствовать, что оксфордское образование Бентона в сочетании с нескрываемым честолюбием вызывало у нее чувство некоторой неловкости. Бентон всегда был безупречно корректен, но Кейт не могла не заподозрить, что за этими темными внимательными глазами кроется всегдашняя готовность судить вышестоящих сотрудников и аккуратный расчет карьерных возможностей.

Миссис Бербридж, очевидно, предвидела, что они будут есть отдельно. Она не добавила лишних тарелок или столовых приборов, только бокалы для вина и пару кружек, что позволяло предположить, что она допускает — пить они все же могут и втроем. На полке шкафчика лежала написанная ее рукой записка: «Пожалуйста, позвоните, если Вам понадобится что-нибудь еще». Дэлглиш решил, что нужно свести просьбы к минимуму. Если он и его коллеги решат поесть вместе, нетрудно будет принести все необходимое из конюшенного корпуса.

Обед был оставлен ему в металлическом контейнере с судками, стоявшем на полке под деревянным ящиком с надписью «Для писем». В записке, прикрепленной к большему судку, говорилось:

Следуя инструкции и накрывая на стол, он с грустной иронией размышлял о странности ситуации. В прежние годы, с тех пор как сержантом он поступил на службу в управление уголовной полиции, ему уже приходилось вспоминать свои «трапезы» на дежурстве, торопливые или не очень, на воздухе или в помещении, в одиночестве или вместе с коллегами, довольно вкусные или едва съедобные. Большинство из них, конечно, давно забылись, но некоторые, особенно из тех времен, когда он был молодым полицейским детективом, по-прежнему порой тревожили его память: зверское убийство ребенка стало навсегда нелепейшим образом ассоциироваться с бутербродами с сыром, которые с яростной энергией делала мать ребенка; гора никому не нужных квадратных ломтиков все росла и росла, когда вдруг с пронзительным криком женщина схватила нож обеими руками и вонзила его в разделочную доску, а затем, рыдая, упала лицом в рассыпающуюся гору хлеба с сыром. Или — он, вместе со своим напарником, сержантом-детективом Нобби Кларком, прячется под мостом от проливного дождя, пока они ждут прибытия судебного патологоанатома. Нобби Кларк достает из следственного чемоданчика два пирожка с мясом: «А ну-ка, пожуй малость, сынок. Жена спекла. Сразу оживешь». Дэлглишу до сих пор вспоминалось чувство покоя, исходящее от еще теплых пирожков, зажатых в замерзших руках; никогда больше еда не казалась ему такой вкусной. Но трапезы на острове Кум, похоже, будут из самых странных. Неужели он и его коллеги станут получать пищу по милости убийцы? Вне всякого сомнения, управление уголовной полиции когда-нибудь заплатит — кто-нибудь из чиновников Скотланд-Ярда возьмет на себя труд выяснить, сколько надо заплатить, а в Кум-Хаусе, как можно предположить, уже имели место взволнованные консультации мистера Мэйкрофта с миссис Бербридж по поводу беспорядка, привнесенного приездом полицейских в домашний уклад острова. Совершенно очевидно, что их решили принять как обычных гостей. Но значило ли это, что они могут обедать в Большом доме, если предупредят о своем желании заранее? Хотя бы в этом Дэлглиш мог уберечь Мэйкрофта от неловкости. Однако он был благодарен, что сегодня вечером миссис Бербридж или миссис Планкетт решили, что после ленча, состоявшего из сандвичей и чая, им полагается горячий обед.

И все же, когда оссо букко было готово, аппетит Дэлглиша вопреки стимулирующему запаху лука, помидоров и чеснока, заполнившему кухню, загадочным образом угас. После нескольких кусочков телятины, такой нежной, что мясо само отделялось от кости, он понял, что слишком устал, чтобы есть. Убирая со стола, он убеждал себя, что это неудивительно. Он неделями перерабатывал, пока неожиданно не возникло теперешнее дело, и здесь, на Куме, даже в те минуты, что он оставался один, остров рождал в нем странное беспокойство. Неужели он, Дэлглиш, не поддается спокойствию этого острова из-за того, что утратил свой собственный покой? Сейчас в его душе бушевал вихрь надежд, тоски и отчаяния. Он стал вспоминать о женщинах, которые ему когда-то нравились, которых он уважал, дружбой которых дорожил, близостью с которыми наслаждался. Отношения с ними не требовали иных обязательств, кроме сохранения тайны, и не рождали иных ожиданий, кроме стремления дарить и получать наслаждение. Женщины, которые ему нравились — утонченные, интеллектуальные, — не искали постоянства. Они занимались престижной работой, у них были доходы повыше, чем у него, а также собственные дома. Час, проведенный с детьми друзей, усиливал их убежденность в том, что материнство — пожизненный приговор, и они были благодарны судьбе за то, что психологически к этому не приспособлены. Они признавались в эгоизме без всякого стеснения, и если потом жалели об этом, никогда не отягощали Адама своими жалобами. Его отношения с женщинами обычно заканчивались из-за требований, предъявляемых его работой, и если с той или другой стороны возникала обида, гордость обязывала это чувство скрывать. Однако сейчас, полюбив, как ему казалось, впервые после смерти совсем еще молодой жены во время родов, Дэлглиш нуждался в недостижимых гарантиях, в доказательствах, что любовь не угаснет — не менее того! Как все-таки странно, что секс — это так просто, а любовь — сплошные сложности!

Усилием воли он заставил себя выбросить из головы образы прошлого и личные проблемы настоящего. Надо было заняться делом: Кейт и Бентон явятся сюда через пять минут. Вернувшись на кухню, он заварил крепкий кофе, откупорил бутылку красного и раскрыл дверь коттеджа в мягкий, ароматный вечер, ярко освещенный звездами, высыпавшими на синий полог неба.

Кейт и Бентон-Смит ели каждый у себя, забрав судки с обедом на кухне Кум-Хауса после телефонного звонка миссис Планкетт. Кейт подумала, что если бы она работала здесь с Пьером Таррантом, они обедали бы вместе, на время забыв о соперничестве, и спорили бы о расследовании дела. Но с Бентоном-Смитом все было иначе, и вовсе не потому, что он