Хожу — и в ужасе внимаюШум, не внимаемый никем.Руками уши зажимаю—Все тот же звук! А между тем…О, если бы вы знали сами,Европы темные сыны,Какими вы еще лучамиНеощутимо пронзены!5–10 февраля 1923Saarow
Хранилище
По залам прохожу лениво.Претит от истин и красот.Еще невиданные дива,Признаться, знаю наперед.И как-то тяжко, больно дажеДушою жить — который раз? —В кому-то снившемся пейзаже,В когда-то промелькнувший час.Все бьется человечий гений:То вверх, то вниз. И то сказать:От восхождений и паденийУж позволительно устать.Нет! полно! Тяжелеют векиПред вереницею Мадонн,—И так отрадно, что в аптекеЕсть кисленький пирамидон.23 июля 1924Париж* * *Интриги бирж, потуги наций.Лавина движется вперед.А всё под сводом ПрокурацийДух беззаботности живет.И беззаботно так уснула,Поставив туфельки рядком,Неомрачимая УрсулаУ Алинари за стеклом.И не без горечи сокрытойХожу и мыслю иногда,Что Некто, мудрый и сердитый,Однажды поглядит сюда.Нечаянно развеселится,Весь мир улыбкой озаря,На шаль красотки заглядится,Забудется, как нынче я, —И всё исчезнет невозвратноНе в очистительном огне,А просто — в легкой и приятнойВенецианской болтовне.19–20 марта 1924Венеция
Соррентинские фотографии
Воспоминанье прихотливоИ непослушливо. Оно —Как узловатая олива:Никак, ничем не стеснено.Свои причудливые ветвиУзлами диких соответствийНерасторжимо заплетет —И так живет, и так растет.
