Потом, шипя змеей, широкоСвой жесткий клюв он разевал.Но я тоски не прочиталВ зрачках с предсмертной поволокой.Не муку и не сожаленье,Не злобу тщетную, не страх, —Увидел я в его глазахНеумолимое презренье.Лет недожитого излишкаОн не жалел, проживши век,И явно думал: человек,Ты глупый, но и злой мальчишка.[Для дикой и пустой мечты] злой тщеты,А скольким я таким, к<а>к ты,Клевал глаза в Карпатах.17 декабря 1917* * *Ты о любви мне смятенно лепечешьЛепетом первой, девической страсти… Что же ответить на эти Тщетные детские клятвы?Смене порывов своих уступая,Ты и со мной перестала считаться: То к поцелуям неволишь, То припадаешь и плачешь.Бедная девочка! Если б ты знала,Что передумал я, глядя на эти Слишком румяные губы, Слишком соленые слезы —Бедные, милые клеточки жизни!..Что мне до них, если я… Но смолкаю: Пусть не в испуге, а в гневе Ты от меня отшатнешься.25 февраля — 19 декабря 1917
Буриме
Огни да блестки на снегу.Исчерканный сверкает лед.За ней, за резвою, бегу,Ее коньков следя полет.И даже маска не упала.Исчезла, к<а>к воспоминанье,Костюмированного балаНеуловимое созданье.Теперь давно уже весна,Мой пыл угас, каток растаял,Покрылась шишками сосна…Но этот сон меня измаял.<Конец 1917>* * *Я родился в Москве. Я дымаНад польской кровлей не видал,И ладанки с землей родимойМне мой отец не завещал.Но памятны мне утра в детстве,Когда меня учила матьПро дальний край скорбей и бедствийМечтать, молиться — и молчать.Не зная тайного их смысла,Я слепо веровал в слова:«Дитя! Всех рек синее — Висла,Всех стран прекраснее — Литва».1917
