либо по старинке — по компасу и хронометру, а также визуально, по ориентирам на земле. Именно поэтому Джей-Джей вела самолёт по большей части над Дорогой, которая в основном совпадала с нашим маршрутом и которая с трёхкилометровой высоты выглядела как тонкая желтоватая нитка, пересекающая бесконечную равнину цвета выгоревшей травы. Справа от нас, на горизонте, возвышались горы Сьерра-Невады в виде изломанной линии, ограничивающей синеватый силуэт на фоне голубого безоблачного неба.

Стовосьмидесятисильный мотор «текстрон-лайкаминг» гудел ровно, пропеллер расплылся в прозрачный круг, самолёт шёл выше любых восходящих и нисходящих потоков, не было никакой турбулентности, и полёт доставлял настоящее наслаждение. Всё же есть большая разница между перелётом на пассажирском лайнере, пусть даже первым классом, где о тебе заботятся и предугадывают твои желания, и самостоятельным полётом на маленьком самолёте. И пусть скорости несравнимы и какой-нибудь «боинг» или аэробус преодолел бы это расстояние чуть больше, чем за час, со своей крейсерской скоростью выше девятисот, а мы летели со скоростью всего двести сорок километров в час, но удовольствия от этих перелётов несравнимы. Когда вас всего трое в маленькой остеклённой со всех сторон кабине лёгкого моноплана с высокорасположенным крылом и свисающими вниз «лаптями» обтекателей шасси, ты видишь каждое движение пилота, перед тобой покачиваются «рога» второго штурвала — ощущения совсем-совсем другие.

Около одиннадцати часов утра вдалеке показался город.

— Снижаюсь до трёх тысяч футов, — проинформировала нас Джей-Джей. — Есть связь с вышкой.

Здесь даже наличие связи с вышкой было уже достижением. Всё вернулось к временам зари авиации в Старом Свете — разве только широкополосные радиомаяки добавились, и для отслеживания их появились специальные сканеры с жидкокристаллическими дисплеями. Но в остальном — как товарищ Водопьянов при спасении героев-челюскинцев летал.

«Сессна» перешла в пологое пикирование, мотор загудел немного тише, слегка компенсируя сброшенными оборотами нарастающую при снижении скорость. Джей-Джей аккуратно вывела машину на посадочную глиссаду, чётко прицелилась в полосу, попутно продолжая болтать с вышкой, восхитительно мягко опустила задние шасси на бетонную поверхность, также мягко прижала к полосе переднее колесо. Самолёт, пробежав метров пятьсот несуетного посадочного торможения, свернул на рулёжную дорожку.

— Джей-Джей, а ведь ты прекрасный пилот — заявляю со всей ответственностью, — сказал я и получил локтём в бок от Бониты:

— Ты ещё ей руку и сердце предложи сразу! «Прекрасный пилот» сначала, а потом появится «прекрасная девушка»!

Джей-Джей вовсе не обиделась на такую эскападу от своей подруги, а лишь засмеялась и сказала:

— Я знаю. Меня Уилл Хитфилд учил летать на этом самом самолёте и всегда хвалил. И мне нравится летать. Если бы мне удалось найти постоянную работу пилота, я бы вообще больше ничем не занималась. Добывайте себе самолёт, и я готова возить вас из города в город каждый день с утра до вечера.

— А сколько стоит заиметь здесь самолёт такого класса? — спросил я.

— Берёте цену в Старом Свете и умножаете на два или два с половиной примерно, — ответила Джей-Джей. — «Сессна» такого возраста, как эта, и в таком же состоянии в Америке стоит около ста с чем-нибудь тысяч долларов. Умножайте на полтора и переводите доллары в экю по курсу один экю за один доллар.

— Неплохо.

— Как и всё здесь, — кивнула она. — Но я знаю, что пара фирм в Форт-Линкольне и в Порто-Франко принимает заказы на новые самолёты и подержанные.

Действительно — такому старенькому самолёту в Америке цена тысяч сто, может быть, чуть больше, это даже я помнил. Четверть века ему уже, особыми приблудами и «наворотами» он не блещет, а капитальный ремонт его лишь упростил, лишив дорогой «гарминовской» авионики и той же кожаной обивки сидений. Только прямой перевод долларов в экю даёт стоимость в долларах около двухсот тридцати тысяч… а если ещё в полтора раза увеличить — совсем неплохо получается. Очень, очень неплохо Орден на всём, проходящем через «ворота», зарабатывает — надо лишать его монополии на «ворота» самым срочным образом.

Пока мы болтали, Джей-Джей зарулила на отведённое нам место и заглушила двигатель. После четырёх часов тарахтения мотора наступила удивительная тишина. Я открыл дверь из салона, подхватил сзади сумку, взял за цевьё автомат и выпрыгнул наружу. Сразу за мной выбралась Бонита, а Джей-Джей задержалась в кабине, завершая какие-то послеполётные дела.

Со стороны въезда на аэродром к нам направился ярко-красный «хаммер-2». Здесь, в Нью-Рино, в отличие от всех других мест Новой Земли, по крайней мере — северней Большого залива, — стиль «милитари» в автомоде не слишком прижился, а торжествовала сутенёрская пышность. Спартанская практичность автомобилей с других территорий выглядела в этом бандитском месте настоящим убожеством. Здесь в почёте были никелированные колёсные диски, сверкающие «кенгурятники», десятки дополнительных фар на хромированных дугах, установленных над крышей.

В машине сидели двое. Незнакомый мне до нынешней поры водитель — и наш знакомец Пабло в неизменной «гавайке» с кобурой под полой. Мы пожали друг другу руки, похлопали по плечам, я представил Пабло Джей-Джей и наоборот, после чего мы забросили сумки в безразмерный багажник и свободно разместились втроём на заднем сиденье большого внедорожника. Многолитровый мотор рыкнул, и мы выехали с аэродрома.

— Как прошла операция с визитёром? — спросил я Пабло.

О том, что Хоффман был успешно захвачен, я узнал ещё вчера, из обмена срочными телеграммами, но как это произошло, мне было неизвестно.

— Знаю только, что без проблем, — ответил Пабло. — Взяли его, двоих людей Томми-Два-Б и двух девушек. Девушки из Британской Индии, захвачены бандой из Дагомеи, перепроданы чеченской банде, а те их отправили прямо в Нью-Рино, минуя рабский рынок в Абу Аль-Валид-Юрте. Здесь их продержали две недели в «Одалиске», после чего передали Хоффману. А как прошла сама операция — не знаю даже, я не участвовал.

— О чём вы? — спросила меня Джей-Джей.

— Чуть позже узнаешь, — ответил я ей.

Минут через двадцать мы въехали в уже знакомые ворота анклава «семьи Лопес» в Нью-Рино, и водитель подвёз нас прямо к подъезду гостиницы.

— Выгружаемся.

Мы вышли, забрали багаж из машины — и пошли вместе с Пабло ко входу. Когда вошли в двери, Джей-Джей охнула — на неё вид гостиничного холла произвёл точно такое же впечатление, как и на меня недавно. Отвык здесь народ от роскоши, отвык.

За стойкой ресепшен располагалась уже знакомая нам Исабель, так и поражающая всех глубиной декольте, томностью взгляда и выразительностью форм, подчёркнутых тончайшим платьем в обтяжку. На этот раз платье было не жёлтым, а белоснежным, подчёркивающим насыщенную смуглость кожи. Когда Джей-Джей увидела гостеприимную распорядительницу гостиницы, она охнула ещё раз: Исабель тоже впечатляла — даже больше, чем холл в виде тропического сада.

Исабель поприветствовала нас как старых друзей, представилась Джей-Джей, заставила представиться и её, затем выдала нам ключи от номеров. Нам с Бонитой достался прежний сюит, а Джей-Джей — соседний, немного поменьше. Мы поднялись по лестнице на галерею второго этажа, и возле двери в номер я сказал Джей-Джей, что у неё есть пять минут, чтобы расположиться и спуститься вниз.

— А я вам зачем нужна? — удивилась девушка.

— Пока ты входишь в группу, вопросы «зачем» и «почему» задавать не следует, а следует выполнять приказы. Всё понятно? — почти серьёзно объяснил ей я.

— Сэр, так точно, сэр! — по-шутовски вытянулась и откозыряла Джей-Джей.

— Хорошая девочка. У тебя пять минут — время пошло.

Чем хороши самолётные перелёты, в отличие от автомобильных путешествий с конвоем, так это тем, что ты прибываешь на место не уставшим и вполне чистым, а не покрытым пылью с головы до пят. Поэтому тебе достаточно быстро распаковать сумку в номере, и ты готов двигаться дальше.

Пабло ждал нас внизу, любезничая с улыбающейся Исабель. Едва мы спустились, как хлопнула дверь номера Джей-Джей и дочка Джо присоединилась к нам.

— Где сейчас наши? — спросил я у Пабло.

— На тренировке, — ответил он. — Я провожу.

Мы вчетвером вышли из отеля, но пошли не в направлении уже знакомой нам «потайной» гостиницы, а в противоположную сторону — к огромному ангару, из которого доносились приглушённые хлопки одиночных выстрелов и барабанные дроби очередей.

— Здесь у вас что, тренировочная база? — спросил я.

— Да, целый комплекс построили. Раньше соседи, живущие вокруг анклава, пугались стрельбы, но теперь привыкли. Хотя для бандитов тренироваться — не слишком традиционно. Они здесь и без всяких тренировок круче некуда, — съехидствовал Пабло.

Мы подошли к высоким массивным воротам и вошли в калитку в одной из створок. Ангар был гигантским — в нём хватило места и на стрельбище, и на два «лабиринта» с передвижными перегородками и мишенями на мешках с песком, предназначенными для отработки захвата помещений и таких операций, как спасение заложников, например. В обоих лабиринтах и на стрельбище сейчас занимались обе егерские группы. Сова как раз переснаряжал автоматный магазин, и я окликнул его. Он обернулся, увидел рядом с нами Джей-Джей, удивлённо вытаращившую глаза, подбежал к нам, обнял и поцеловал девушку.

— Это и есть сюрприз? — спросила та, немного отстранившись.

— Плохой? — невинно уточнила Мария Пилар.

— Нет, хороший, — ответила Джей-Джей. — Но могли бы и сказать — я бы оделась поприличней.

— И так хороша, — резюмировала Бонита.

— Где Михаил? — спросил я у Сергея.

— На втором лабиринте.

— Понял.

Мы с Бонитой пошли в направлении второго лабиринта, стрельба в котором уже закончилась. Владимирский стоял возле стартовой позиции, о чём-то говоря с Корнеевым и двумя сержантами. Увидев меня, он махнул рукой в знак приветствия и подошёл к нам. Мы поздоровались, Бонита получила традиционный поцелуй в щёку.

— Рад вас видеть, — сказал Владимирский. — Как долетелось?

— Прекрасно.

— Джей-Джей за пилота у вас была? — Он показал на девушку, болтающую с Сергеем.

— Да, — подтвердил я. — Отлично летает. Талант.

— У Джо доченька, как мне кажется, обладает всеми талантами, кроме традиционно присущих девушкам её возраста, — усмехнулся он.

— Как знать, как знать. Что с Хоффманом?

— Поёт как птица: столько дисков уже извели на его душевные излияния — обалдеешь, — сказал Михаил. — У него две рабыни с собой были, двести килограммов кокаина и десять тысяч доз «экстази» из «глюквы-ягоды»…

— Как-как? — не понял я.

— «Глюквы». Не слышал это слово до сих пор? — удивился он.

— Нет, — покачал я головой.

— Темнота, — махнул он рукой небрежно. — «Глюквой» у нас её кличут. В общем, не суть. Как только он понял, к кому он попал со всем этим, так и раскололся в одну секунду, до самой задницы. Не знает, что ещё нам рассказать.

— А как взяли его? — поинтересовался я.

— Проще некуда, — засмеялся Михаил. — Детский сад с барабанами. Устроили засаду на пути на аэродром на следующий день — после того, как вы улетели. Этот же самолёт за ним