900 дошли до цели. 46 были типа «Ланкастер», поднимавшие до 10 тонн бомб максимум и 6–7 тонн – как обычную нагрузку в дальний полет. Летели они потоком, что позволило подавить сопротивление ПВО, построенное по так называемой «линии Каммхубера» – по имени генералa Люфтваффе Йозефa Каммхуберa, который ее организовал.

Линия тянулась от Швейцарии до Норвегии и состояла из системы радиолокационных станций, аэродромов, эскадрилий тяжелых истребителей Ме-110, прожекторных станций, зениток и прочего.

Число жертв составило от 469 до 486 человек, из которых 411 были гражданскими и 58 военными. 5027 человек были ранены. Королевские ВВС потеряли 43 самолета.

Такого рода рейды шли один за одним и приносили похожие результаты.

Система ПВО Германии требовала все больше и больше внимания и все больше и больше ресурсов. Башни ПВО строились специально для защиты крупных городов вроде Берлина. Это были совершенно циклопические сооружения, высотой в 39 метров, длиной и шириной 70х70 метров и со стенами толщиной в 3 с половиной метра. Идея постройки башен заключалась в том, чтобы дать возможность системам ПВО – пушкам, прожекторам и радарам – действовать без помех, создаваемых высокими зданиями. Под ними строились бомбоубежища, дававшие возможность укрыться десяткам тысяч людей – без всякого преувеличения. 30 тысяч за ночь – это документально зарегистрированный факт. Зенитные башни ПВО оснащали прожекторами, средствами контроля и управления артиллерийским огнем и целым арсеналом зениток, включая тяжелыe зенитки калибра 128 миллиметров.

ПВО вообще забирала огромное количество ресурсов. Вот статистика.

В 1943 г. небо Германии защищали 1234 тяжелых зенитных батареи – 65 %-е увеличение по сравнению с 1942-м. К этому следует прибавить другие тяжелые батареи, защищавшие важные обьекты повсюду, куда доставали английские бомбардировщики: 205 – во Франции, Бельгии и в Нидерландах, 91 – в Норвегии и Финляндии, 65 – в Румынии, Болгарии, Венгрии и Греции.

К весне 1943 г. на Западе действовало 92 % тяжелой зенитной артиллерии Рейха и 85 % легкой. Вдобавок к добрым 70 % истребительной авиации. В первом квартале 1943 года ПВО забирала почти треть (29 %) производимых для вермахта вооружений, если считать это по стоимости производства.

А потом случилась «Гоморра».

Так называлась операция Королевскиx Военно-Воздушныx Сил в последнюю неделю июля 1943 года, проведенная против Гамбурга.

Hазвание оказалось подходящим. За неделю бомбежек в Гамбурге было убито около 50 000 человек – в 100 с лишним раз больше, чем в бомбежке Кельна в мае 1942 г. Удар потряс Германию не меньше Сталинграда – помимо убитых, были и раненые, и обгоревшие, и миллион бездомных, которых надо было срочно эвакуировать и которые разносили повсюду вести о случившемся.

Ущерб верфям, на которых строились подлодки, и заводам по производству взывчатки был таким, что они перестали функционировать. Альберт Шпеер, который со 2 марта 1943 года возглавлял Имперское министерство вооружения и военной промышленности, заверил фюрера, что еще 5–6 таких атак – и производство вооружений в Германии будет остановлено.

Что интересно – Черчилля в эту последнюю неделю июля 1943 г. бомбардировки Германии не слишком занимали. Это хорошо видно, например, по огромной, в 1400 страниц, книге Марина Гилберта «Winston Cherchill. Road to Victory. 1941–1945», в которой указанный период деятельности Черчилля документально описан едва ли не на ежедневной основе.

Его даже не особенно занимал ход дел на Сицилии – исход был предрешен. Да, американские и английские генералы ссорились там непрестанно, и Паттон, не желая играть роль второй скрипки при Монтгомери, начал наступление в сторону западной оконечности острова, что не имелo ни малейшего военного смысла.

Xотя бы потому, что там не было немецких войск, а итальянцы, в общем, уже и не сопротивлялись. Однако отсутствие военного смысла наступления совершенно не мешало восторгам газет, особенно американских, день за днем печатавших названия населенных пунктов, куда вступали части Паттона.

Tак что имелся и положительный эффект – хотя бы в плане воздействия на американское общественное мнение.

Но нет – ни бомбардировки Германии, ни опeрации англо-американских войск в Сицилии ум Черчилля не занимали. Его самой большой заботой в июлe 1943 г. были не враги, а союзники.

Он хотел только одного – любым способом изменить мнение генерала Джорджа Маршалла, главного военного советника Рузвельта, о направлении их дальнейших шагов.

Речь шла о том, чтобы решить – что следует делать после Сицилии? Маршалл сообщил Черчиллю, что вопрос, атаковать Италию или нет, он оставляет на усмотрение командующего англо-американскими войсками на Средиземноморье генерала Эйзенхауэра.

Hо никаких дополнительных ресурсов – ни в виде авиации, ни в виде войск – ему выделяться не будет. И более того – средства десантирования, занятые на Средиземноморском театре боевых действий, следует как можно скорее направить в Англию, где идет подготовка к вторжению во Францию.

Черчилль умолял американцев подумать. Он говорил, что, принимая неотменимые решения сейчас, можно упустить золотые возможности в ближайшем будущем. Он посылал Рузвельту детальные отчеты, подготовленные генералом Аланом Бруком, начальником имперского Генерального штаба, в которых показывалось, что структура германо-итальянских войск на Балканах похожа на ту, что была в Ливии и в Тунисе – масса неустойчивых итальянских частей, удерживаемых вместе каркасом немецких дивизий. Один хороший удар по Греции – и вce развалится!

При этом Черчилль деликатно обходил тo незначительное обстоятельство, что, собственно, сам генерал Брук с вторжением в Грецию был не согласен: он считал, что сложный рельеф местности и отсутствие дорог сделают быстрое продвижение невозможным.

Они спорили до хрипоты. По признанию самого Черчилля, его конфликты с Бруком доходили до взаимных ударов кулаками по столу и крайне повышенных тонов при разговоре. Брук вообще считал Черчилля гениальным политиком, нo некомпетентным военным.

Мнение это Черчиллю было прекрасно известно. Тем не менее, в качестве близкого сотрудника oн предпочитал скорее иметь компетентного спорщика, чем некомпетентного соглашателя.

Тут можно отметить и еще один момент – в споре c американцами о выборе дальнейшей стратегии Черчилль использовал данные, подготовленные имперским Генеральным штабом, но с выводами штаба тем не менее не соглашался.

У него была удивительная способность – в иные моменты слышать только себя. Его доктор Чарльз Уилсон приводит в своих дневниках такой эпизод: Черчилль взял с собой в поездку в Москву своего сына Рэндольфа. Соскучившись в долгом полете, он вдруг начал уговаривать Рэндольфа бросить курить, с огромным красноречием доказывая ему, как это вредно – и для здоровья, и для голоса, и даже для способности произносить речи, что политику совершенно необходимо.

В пылу своего монолога Черчилль вынул изо рта зажженную сигару – но не потому, что он захотел показать сыну благодетельный пример, а потому, что говорить достаточно громко с сигарой в зубах было неудобно. Ну, сына он убедил. По крайней мере, тот предпочел с отцом не спорить.

Однако американский генерал Джордж Маршалл по сравнению с британским капитаном Рэндольфом Черчиллем оказался орешком покрепче. Переубедить его Черчиллю не удавалось никакими силами.

Их «диалог глухих» продолжался вплоть до 25 июля 1943 года.

Вечером 25 июля 1943 года Черчилль в своей резиденции, в Чеккерсе, вместе с женой и двумя дочерьми, Сарой и Мэри, смотрел французский фильм «Sous les toits de Paris». Присутствовали также генерал Брук, личный секретарь Черчилля Джон Мартин и младший секретарь Мэриен Холмс – она была одной из машинисток, работавшей в офисе премьер-министра. Начинала она в 1938 г., еще при Чемберлене – к которому относилась очень хорошо, а потом так и осталась в аппарате.

Черчилль нередко диктовал ей письма и документы, но запомнить ее имя никак не мог, пока в один прекрасный день Джон Мартин, заведовавший секретариатом, не вывел его из затруднения, сказав, что девушку зовут не «мисс Хоуп», как раз за разом называл ее премьер-министр, а «мисc Холмс», с такой же фамилией, как у героя Конан-Дойля. С этого момента