приличий, как у нас уже был случай показать на примере Памелы Черчилль, в Англии смотрели уже не с точки зрения викторианской морали. Hаконец, сам Черчилль вряд ли подавал детям такой уж недосягаемо хороший пример. Он любил выпить, случалось, играл в казино и немало проигрывал, тратил деньги без особой оглядки – короче, был вполне живым человеком и от детей никаких сверхъестественных подвигов в этом смысле вовсе не требовал.

Но Сара переходила даже такие либерально установленные границы. Она была актрисой и работала не в достойном и уважaемом драматическом театре, а в не слишком приличной музыкальной комедии, а начинала и вовсе в бурлеске. Ее личная жизнь тоже была богемной – даже по меркам ее невестки Памелы. Вплоть до 1945 г. она была замужем за Виком Оливером, своим тогдашним не слишком респектабельным мужем, актером и режиссером, работавшим в том же жанре, что и Сара. Он был беженцем из Австрии, старше ее на добрых 16 лет, и попавшим в Англию из США.

Он был, возможно, не так плох и вульгарен, как казалось – например, был очень неплохим музыкантом и даже дирижировал в концертах легкой классической музыки. Hо Черчилль его не выносил.

Утверждается, что однажды, на обеде, на котором присутствовала и Сара со своим мужем, Черчилля кто-то спросил, кто из политических деятелей Второй мировой войны произвел на него наибольшее впечатление. Черчилль коротко ответил: «Муссолини». А нa недоуменный вопрос: «Почему именно Муссолини?» – ответил, глядя на Вика Оливера:

«Потому что у него хватило здравого смысла расстрелять своего зятя».

По-видимому, что-то – возможно, что и письмо дочери – на Черчилля повлияло, потому что 13 июня 1945 года он произнес речь, в которой сделал упор на социальные проекты партии консерваторов, поговорил о страховках на производственные травмы, о Национальной Организации Здравоохранения и даже объявил о программе бесплатнoго распределения молока для нуждающихся – почти буквальная цитата из того, что сказала ему Сара. Возможно, он посчитал ее «представителем народа», так сказать, его богемной компоненты?

Тем не менее, большого успеха речь не имела. Его предыдущее замечание о том, что социализм означает эрозию идеи свободных выборов и поведет к введению политической полиции, кому-то показалось смешным преувеличением, кому-то – оскорбительным недоверием к избирателям.

Эдит Уотсон, сотрудница секретариата премьера, сказала лорду Морану, что «в речи чувствовалась усталость».

14 июня он получил крайне неприятные новости из Москвы: там было объявлено, что задержаны диверсанты, устраивавшие саботаж и нападавшие на подразделения Красной Армии – а дальше шли имена представителей Армии Крайовой, получивших обещание неприкосновенности для участия в переговорах с «варшавским» правительством. Они были арестованы НКВД вопреки данным в Ялте обещаниям.

18 июня он произнес свою третью предвыборную речь, и она прошла не лучше, чем две предыдущие. Жена Черчилля, Клементина, писала младшей дочери, Мэри:

«Папа расстроен, он думает, что он потерял свой ораторский дар».

Он был действительно расстроен, но, скорее всего, не по поводу «потери дара», а по поводу решения Исполнительного комитета лейбористской партии. На конференцию в Потсдаме Черчилль забирал с собой Эттли, лидера лейбористов – по веками укорененной английской традиции глава парламентской оппозиции рассматривался как глава «теневого кабинета» и поэтому в канун выборов непременно посвящался во все детали государственных дел. Ho 20 июля Исполнительный комитет лейбористов заявил, что решения, принятые Эттли без консультаций с Исполкомом, будут для партии необязательны.

Такого рода установки для Черчилля были истинным кошмаром – он говорил, что всякого рода партийные исполкомы, не выбранные всенародно, но навязывающие решения министрам Короны, идут вразрез с английской традицией.

Ввиду того, что в Англии на 5 июля намечались парламентские выборы, Черчилль просил Трумэна или отложить конференцию до конца июля, когда выяснятся их итоги, или, наоборот, ускорить расписание и перенести конференцию на июнь.

Трумэн отказал – на том основании, что дата начала конференции уже согласована со Сталиным

Выборы, как и было назначено, прошли 5 июля.

7 июля Черчилль улетел в Бордо, в короткий отпуск. Он взял с собой только младшую дочь, Мэри. Он совершенно отключился от всех дел – купался в Атлантическом океане, писал картины…

На Потсдамскую конференцию Черчилль ехал в дурном настроении – Сталин выступал на ней в роли хозяина, Потсдам находился в советской оккупационной зоне.

Перед поездкой Черчилль отправил Трумэну несколько посланий, одно из них – чрезвычайно длинное. Он просил президента о трех вещах.

1. Черчилль просил замедлить темпы вывода американских войск из Европы, ссылаясь на все более и более антагонистическую позицию СССР и на то, что у одной Англии не будет возможности оказать на Россию сдерживающее влияние.

2. Он обращал внимание Трумэна на то, что Тито пришлось выгонять из захваченных его партизанами районов Австрии угрозой оружия, напоминал и об арестованных поляках, и в связи с этим предлагал не выводить американские войска из Лейпцига, а английские – из Любека – до тех пор, пока вопрос не будет удовлетворительно разрешен.

3. Он просил Трумэна на пути в Потсдам остановиться на день-другой в Лондоне для согласования позиций Англии и США на конференции.

Трумэн ему отказал по всем пунктам. Он написал, что о задержке американских войск в Европе не может быть и речи, что неприятности с польскими делегатами и с югославскими партизанами следует разрешить на самой конференции и что он не хочет останавливaться в Лондоне, чтобы у Сталина не создалось впечатление о предварительном сговоре англосаксонских держав против Советского Союза.

15 июля Черчилль прилетел в Берлин, его встречали там Эттли, Иден, Монтгомери и Александер. Монтгомери отметил потом, что премьер постарел лет на десять.

18 июля он встретился с Трумэном, от которого узнал новости об успешном испытании атомной бомбы. В отличие от Черчилля, Рузвельт детальными сведениями со своим официальным, положенным ему по Конституции заместителем не делился, и Трумэн узнал о проекте «Мanhattan», только вступив в свои полномочия президента.

В разговоре Черчилль предложил установить осoбые отношения между Великобританией и США. Очередное предложение Черчилля, которое Трумэн отклонил. Он сказал:

«В этом нет нужды, потому что учреждаемая Организация Объединенных Наций позаботится о всех вопросах».

Вечером 18-го Черчилль и Сталин ужинали наедине, присутствовали только переводчики. Сталин сказал, что на выборах предвидит победу партии консерваторов, с большинством в 80 голосов в парламенте. Черчилль сказал, что при любом исходе голосования Англия выразит свою волю.

Они обменялись любезностями.

Черчилль сказал, что «будет рад приветствовать Россию как великую морскую державу, показывающую свой флаг повсюду, и в Дарданеллах, и на Тихом океане, и в Кильском канале [между Балтикой и Северным морем], где будет установлен международный режим, такой же, как в Суэце».

Сталин уверил Черчилля: он «против советизации стран, занятых в настоящий момент Красной Армией. Они должны иметь свободные выборы».

Оба собеседника вряд ли были искренни друг с другом.

21 июля в Берлине прошел Парад Победы, который проводили британские войска. Перед выстроившимися на парад частями проехали два джипа: в первом был премьер-министр Англии Уинстон Черчилль, во втором – лидер оппозиции Клeмент Эттли.

Приведем цитату из мемуаров Джона Пека, члена секретариата Черчилля:

«Меня – и, возможно, многих других – поразило, насколько странно было то, что Черчилля,