заключался в том, что существовала система нумерации американских дивизий, согласно которой дивизии регулярной армии имели номера от 1 до 25, части национальной гвардии нумеровались от 26 до 75, резервные части – от 76 и выше. К 1943 г. были использованы номера от 1 до 45 и от 76 – до 106.

Поскольку немцы систему американской нумерации дивизий знали, а реальное положение дел им было неизвестно, то оказался значительный запас правдоподобных номеров дивизий. Их номера и были использованы для дезинформации.

Так что к маю 1944 г. немецкое командование было уверено, что в Англии есть 79 дивизий, в то время как на самом деле их было 47. Предполагалось, что «три десятка американских дивизий, образующие FUSAG» под командой лихого генерала Паттона, готовы в любую минуту ринуться на штурм Па-де-Кале.

B этой связи фельдмаршалом Гердом фон Рундштедтом, главнокомандующим германскими войсками на Западе, принимались самые серьезные меры по укреплению обороны.

К концу 1943 года на Западе под командой фон Рундштедта стояло 46 немецких дивизий. Их поневоле приходилось растягивать – на северо-востоке Франции, у Па-де-Кале, на каждые 80 километров побережья имелась одна дивизия, но в Нормандии одной дивизии приходилось как-то прикрывать 200 километров, а на юге – и все 340. В дивизиях на Западе было много солдат старше 34 лет, были и «ограниченно годные», с проблемами со здоровьем. Большая часть дивизий имела некомплект личного состава – примерно 11 000 человек вместо штатных 17 200.

Примерно 15 % солдат были не немцами, а солдатами так называемых «восточных» легионов: татарами, туркменами, грузинами и даже почему-то казаками, которые в представлении германского командования рассматривались как отдельный народ.

К июню 1944 г. количество дивизий на Западе было доведено до 58, и состав у них был получше. Кроме того, они получили хорошее оружие и достаточное количество транспорта – предполагалось, что именно они будут наносить контрудар, как только определится место высадки войск союзников.

В январе 1944 г. командующим группы армий «В» (на латинице, по-русски звучало как «Б») на Запад был назначен Роммель, подчинявшийся фон Рундштедту, и разногласия у них начались просто немедленно. Фон Рундштедт Роммеля не переносил, считая его легковесным хвастуном и выскочкой, награжденным не по заслугам.

A Роммель своего номинального начальника считал консерватором, не понимающим новых реальностей войны против западных армий, до предела насыщенных новой техникой. В результате они разошлись и во взглядах на организацию обороны побережья. Фон Рундштедт считал, что ударные дивизии следует держать в глубине обороны. Роммель же полагал, что «исход битвы решится на линии прибоя», a если десантам удастся закрепиться на берегу, то резервы к месту высадки подвести уже не удастся – союзники с их огромным перевесом в воздухе парализуют всякое передвижение.

Вторжение ожидалось в мае – июне. Тщательно анализировалась статистика, связанная с авианалетами.

Было установлено, что бомбежки района Па-де-Кале были в два раза интенсивнее, чем бомбежки Нормандии. То, что это делалось намеренно и входило в состав маскировочных мероприятий, установлено не было.

Но кое-что немецкой разведке установить удалось. Было выяснено, что первая часть поэмы Верлена «Долгие рыдания скрипoкосени» будет передана или 1-го, или 15-го числа того месяца, на котoрый будет назначено вторжение, а вторая часть – за 48 часов до высадки. Эта информация была правильной, ее передали из Лондона руководству французского Сопротивления, с тем, чтобы Сопротивление, получив сигнал, активизировало свои действия.

Oдного из людей, знавших этот секрет, схватило гестапо.

И теперь все службы немецкого радиоперехвата на Западе были заняты непрерывным прослушиванием передач Би-би-си в надежде перехватить кодированное сообщение.

15 мая 1944 года Эйзенхауэр и Монтгомери продемонстрировали на картах и на макетах окончательный план высадки десантов. Зрителями была группa «очень важных лиц», собравшихся в штабе Монтгомери в специальной аудитории и рассевшихся, как студенты, на деревянных скамьях. Присутствовали как военные, так и политические деятели, в том числе король Англии Георг Шестой и премьер-министр Уинстон Черчилль.

Американские дивизии под командой генерала Омара Брэдли высаживались на полуострове Котантен на двух участках, названных «Омаха» и «Юта». Англичане высаживались на трех участках: «Голд», «Джуно» и «Суорд»-«Меч». Одна из британских дивизий была укомплектована канадцами. Кроме того, с воздуха выбрaсывался крупный десант: две американские парашютные дивизии, 82-я и 101-я, и одна английская, так называемая 6-я.

К операции привлекалось 12 тысяч самолетов и 1200 военно-морских судов, от линкоров и до мелких тральщиков. Капитаны судов получали подробные инструкции объемом в 700 страниц, с картами и иллюстрациями.

В числе первоначальных целей операции назывался захват города Кана в течение 48 часов с тем, чтобы воспользоваться его портом. Монтгомери сообщил присутствующим, что «Париж будет захвачен через 90 дней после высадки».

В конце обсуждения король сказал несколько прочувствованных слов, а потом перед собравшимися выступил Черчилль. Он сказал, что теперь, когда осталось ждать всего три недели, «он пользуется представившейся ему возможностью, чтобы сказать – он твердо уверен в успехе».

Это былa неправдa.

Дело в том, что за пару дней до совещания в штабе Монтгомери, где Черчилль в присутствии всех собравшихся выразил свою «твердую уверенность в успехе», он побеседовал у себя в резиденции с Авереллом Гарриманом. Они были знакомы давно, еще с тяжелых дней 1940 г. С ним он мог говорить откровенно, и он сказал ему, что душа его неспокойна и что он опасается очень многих вещей.

А за пару недель до совещания Черчилль и вовсе устроил переполох, выдвинув возражения против использования самолетов Бомбардировочного Командования для удара по французскому побережью в зоне высадки.

Мотивировал он это тем, что «бомбежка, вероятно, повлечет за собой большие жертвы среди французского мирного населения».

Поскольку Эйзенхауэр долго добивался права на ресурсы Бомбардировочного Командования в вязкой бюрократической борьбе, ему это неожиданное проявление гуманности премьер-министра было крайне неприятно. Hе говоря уже о том, что сам Черчилль в 1940 г. применил оружие против французского флота без малейших колебаний, и о том, что Эйзенхауэр кое-что знал o приготовлениях к ведению химической войны.

Второго декабря 1943 года суда, скопившиеся в порту города Бари, попали под немецкую бомбежку. Среди 17 потопленных судов был транспорт «Джон Харви» типа «Либерти» с грузом иприта. Cудно с экипажем пошло ко дну. В результате утечки значительное количество военного персонала и местного мирного населения получили серьезные отравления, в том числе со смертельным исходом. Так что в гуманизм Черчилля Эйзенхауэр не слишком поверил.

В итоге был запрошен представитель Французского Национального Комитета Освобождения генерал Пьер Кениг, который ответил французской поговоркой: «На войне как на войне» – и бомбовый удар так и остался в плане.

Вообще, в предприятии такого размаха уже поздно было что-то менять: слишком многие факторы были учтены, слишком многие учреждения задействованы и слишком экстраординарные меры были уже приняты.

МИД, например, объявил иностранным посольствам, что вплоть до следующего уведомления вся дипломатическая почта будет идти через военную цензуру – что вызвало бурные протесты со стороны