parens fatigans' [51]).

— Мне не для чего читать это письмо, — сказала она. — Что вам сказал вчера вечером Фрэнк?

— Не много такого, чего бы я не знал сам, — отвечал мистер Эсмонд. — Но я пораздумал над этим немногим, и вот мой вывод: я не имею права на имя, которое ношу, дорогая леди; только благодаря вашему великодушию я продолжаю называться этим именем. Если какой-нибудь час я помышлял о том, что, быть может, и вам приходило в голову…

— Да, Гарри, приходило, — сказала она. — Я думала об этом и продолжаю, — думать. Я охотнее назвала бы своим сыном вас, нежели самого высокородного принца в Европе, да, да, самого высокородного принца. Ибо кто еще столь добр и отважен и кто будет так любить ее, как любите вы? Но есть обстоятельства, о которых матери трудно говорить.

— Я знаю их, — с улыбкой прервал ее мистер Эсмонд. — Я знаю, что существует сэр Уилмот Кроули из Королевского Кроули и мистер Энтони Хенли из Олресфорда, и милорд маркиз Блэндфорд, которому, видимо, отдается предпочтение перед другими. Скоро вы попросите меня надеть шаферский бант и потанцевать на свадьбе ее милости маркизы.

— О Гарри, Гарри, все это вздор, и вовсе не то страшит меня! вскричала леди Каслвуд. — Лорд Черчилль дитя еще, и его увлечение Беатрисой лишь ребяческая прихоть. Родители скорее согласятся видеть его в могиле, нежели позволят ему взять жену из рода менее знатного, нежели его собственный. Так неужели вы думаете, что я стану вымаливать мужа для дочери Фрэнсиса Эсмонда или допущу, чтобы моя девочка стала предметом ссор сына с родителями, обманом войдя в эту гордую семью, где с нею станут обходиться как с низшею? Нет, я не пойду на подобное бесчестие. И Беатриса не унизится до этого. Ах, Генри, в ней, а не в вас причина моих сомнений. Я знаю вас обоих, и я люблю вас; разве я должна стыдиться теперь этой любви? Нет, нет, никогда, и не думайте, милый мой Гарри, что вы мне кажетесь недостойным Беатрисы.

Моя бедная девочка, вот за кого я боюсь, — меня страшит ее необузданное своеволие, ее ревнивый нрав (говорят, и я была ревнива, но, хвала господу, ныне я исцелилась от этого греха), ее тщеславие, против которого бессильны мои уговоры ж мои молитвы, — лишь страдания, опыт и раскаяние могут исправить ее. Ах, господи! Не будет счастлив тот, кто ее полюбит. Ступайте прочь, сын мой, оставьте ее, любите нас по-прежнему и не поминайте лихом; что же до меня, дорогой мой, вы знаете, что в этих стенах собрано сейчас все, что я люблю на земле.

Пришлось ли Эсмонду впоследствии убедиться в истине этих печальных слов, от глубины сердца сказанных ему его любящей госпожой? Он получил предостережение, но и другие его получали, как прежде, так и после него; и оно принесло ему не более пользы, нежели большинству мужчин.

Молодой виконт был несказанно огорчен, узнав, что Гарри должен вернуться в Лондон и не может сопровождать его на петушиный бой; но, без сомнения, милорд утешился, когда победу одержали гэмшпирские петухи; он не пропустил ни одной схватки и громко ликовал по поводу поражения, нанесенного Сэссексу.

По дороге к городу слуга Эсмонда, подъехав к своему господину, стал рассказывать ему с лукавой усмешкой, что госпожа Беатриса велела приготовить себе новое платье и голубые чулки, намереваясь нарядиться во все это нынче к обеду; и, узнав об отъезде гостя, пришла в такую ярость, что дала пощечину своей служанке. Бедняжка, по словам рассказчика, прибежала в людскую вся в слезах, и след удара еще краснел на ее щеке. Однако Эсмонд строго приказал слуге отстать на несколько шагов и замолчать и продолжал путь, занятый своими мыслями, которых было у него предостаточно — и грустных и таких, что рождали чувство неизъяснимой радости и умиления.

Его госпожа, с которою целый год он был в разлуке, снова стала его любимого госпожой. В семье, которая его оттолкнула и которую он любил горячо и беззаветно, он снова был родным. Красота Беатрисы сияла ему теперь ласково и мирно, и, глядя на нее, он испытывал то же наслаждение, с каким рассматривал улыбающиеся лики мадонн в монастыре Кадикса, когда был послан туда с белым флагом; что же до его госпожи, трудно было описать то чувство, с которым он взирал на нее. Встреча с ней была Счастьем; расставание не показалось тягостным; сыновняя нежность, любовь, почтительная и в то же время заботливая, наполняли его душу при мысли о ней; так было и есть, в близости или в разлуке, и так будет до смертного часа и того, что ждет нас потом; это священное пламя горит в нем и, если будет на то милость божья, никогда не угаснет.

Итак, мистер Эсмонд воротился в Лондон, и если его внезапная и самовольная отлучка рассердила вдовствующую виконтессу, то столь быстрое возвращение обрадовало ее и заставило забыть свой гнев.

Прибыв на место, он тотчас отправился представляться своему новому начальнику, генералу Лэмли, который принял его весьма любезно, ибо знавал его отца, кроме того, — как ему угодно было заметить, — слыхал самые лестные отзывы о мистере Эсмонде от генерала, адъютантом которого тот состоял во время экспедиции в Виго. Этой зимой мистер Эсмонд был официально зачислен поручиком в стрелковый полк бригадного генерала Уэбба, в те время находившийся вместе со своим командиром во Фландрии; но, состоя в личной свите генерала Лэмли, Эсмонд присоединился к своему полку лишь год спустя, после битвы при Бленгейме, завершившей кампанию 1704 года. Поход начался очень рано; наши войска выступили еще до окончания зимы и под командою самого терцета осадили город Бонн на Рейне. Его светлость прибыл в армию удрученный горем, с траурной повязкой на рукаве в знак постигшего его дом несчастья, и тот самый пакетбот, который привез генералиссимуса, доставил опередившим его войскам почту, среди которой было и письмо к Эсмонду от его дорогой госпожи, содержавшее немало интересных для него известий.

Юный маркиз Блэндфорд, сын его светлости, учившийся в Королевском колледже в Кембридже (куда не так давно отправился и милорд виконт с мистером Тэшером в качестве наставника, но только не в Королевский, а в колледж св. Троицы), заболел оспой и скончался, имея шестнадцать лет от роду; таков был конец невинной юношеской страсти, разрушивший все честолюбивые замыслы бедного Фрэнка о будущем его сестры.

Госпоже Эсмонд хотелось, чтобы он вернулся, — так, по крайней мере, можно было понять из ее писем; однако близость неприятеля делала это невозможным, и наш молодой джентльмен, приняв посильное участие в осаде, которую здесь нет надобности описывать, остался, по счастью, цел и невредим и после сдачи города пил вместе с другими за здоровье своего генерала. Почти весь этот год он провел в боях и ни разу не испрашивал отпуска, благодаря чему, впрочем, избегнул участи двоих или троих менее счастливых приятелей, потерпевших крушение во время страшной бури, разразившейся в последних числах ноября, той самой, что 'на бледную Британию сошла' (как о том пел мистер Аддисон) и потопила десятки лучших наших кораблей и пятнадцать тысяч моряков.

Говорили, что герцога весьма тяжело поразил удар, обрушившийся на его семью; однако врагам его пришлось убедиться, что он одинаково хорошо умеет справляться и с ними и с собственным горем. Как ни успешны были действия великого полководца в минувшем году, победы новой кампании затмили их блеск. Его светлость генералиссимус после Бонна воротился в Англию, армия же отступила в Голландию, и герцог снова присоединился к ней в апреле 1704 года, сев на корабль в Гарвиче и высадившись в Маасланд- Слюис; вслед за тем его светлость без промедления отправился в Гаагу, где принимал иностранных послов, представителей местной власти и иных сановных особ. Повсюду — в Гааге, Утрехте, Рурмонде и Маастрихте — его светлости оказывались величайшие почести; гражданские власти выходили навстречу его поезду, в честь его палили из пушек, повсюду воздвигали почетные арки, а для джентльменов, составлявших его многочисленную свиту, задавали роскошные пиры. Между Льежем и Маастрихтом его светлость сделал смотр войскам Генеральных штатов, а затем и английским, стоявшим под командой генерала Черчилля близ Буа-ле-Дюк. Меж тем делались приготовления к долгому походу; в армии прошел слух, встреченный общим ликованием, что генералиссимус намерен вынести войну за пределы Нидерландов и идти по направлению к Мозелю. Еще до выступления из Маастрихта мы узнали, что туда же идут французы под командою маршала