Стрелок сидел рядом на корточках, вцепившись в винтовку, свободной рукой заслонял голову.
— Да ты брось ствол-то, — посоветовал Валера и заорал в блиндаж: — Считаем до трех и бросаем гранаты…
Да, языковой вопрос — эта такая неприятная штука…
Стрелок разжал руку, и трехлинейка повалилась поперек траншеи.
— Понимаешь? — обрадовался старлей. — Так скажи, что аэродром захвачен союзным десантом. Сопротивление бессмысленно. Гитлер и этот… Маннергейм — капут!
Стрелок что-то плачущим голосом завопил в дверь. Закашлялся — пришлось стукнуть прикладом между лопаток…
…Пулемет Женька все-таки зевнул. Да и как тут за всем уследишь? Со стороны взлетной полосы, от казарм многоголосо орали по-фински, им откликались и откуда-то из зарослей. ППШ разогрелся, вонял разъяренно. Женька полз на локтях, проклятая винтовка здорово мешала. Приподнялся — со стороны изломанных кустов финны садили как из самозарядки…
…Ох, как дало слева — даже не свист, вихрь сметающий. Женька закрылся автоматом, вдавился подбородком в землю, зажмурился зачем-то… Жив? Нет? Плотная очередь стригла хвою на несчастной ели. Это они до спарки «максимов» добрались. Не видят, лупят наугад, да только попробуй шевельнись…
А шевелиться-то надо. Опять орут, уже ближе…
Стоило поползти, как снова полили сотней пуль. Двойной, сливающийся факел Женька видел, да только как ответить? Только обозначься — спилят как той газонокосилкой. Конец, кажется. Как говаривал Шопенгауэр, этот мир «наихудший из возможных». Мля, сейчас придется проверить…
Бабахнуло там. Граната…
— До заду давай! — проорал невидимый Торчок.
— Альбом Захарычу пришлю, — пробормотал Женька, вскакивая. — Храм Христа во всех ракурсах.
Стоило вскочить, как выяснилось что финны рядом: человек десять, офицер…
Автомат все-таки недурная вещь. Выстрелили одновременно — Землякова дернуло за капюшон, а финн, срезанный очередью, упал. И другие падали. Женька пятился, изо всех сил давил на гашетку…
— …Мы вас выведем из-под огня! — объявил Попутный. — Перевести!
Очкастый, сидя на корточках, заговорил. Остальные выбирались из блиндажа и тут же ложились, приседали в траншее… Выходить было жутко: пули свистели над головами, стреляли со всех сторон, надрывались пулеметы. Но финны видели своих товарищей, сгрудившихся наверху: пригибающихся, окровавленных, в истерзанной одежде. Зажимал выбитый глаз капрал, держали под руки раненого — Коваленко пригнал «своих» глушенных.
— Господа военнопленные, срочно выходим из боя. — Майор махнул рукой, указывая направление. — Все, отвоевались вы.
— Так там же взлетная, — оторопел Коваленко.
— Именно. Пусть видят, что мы организованно и целенаправленно отходим, и совершенно незачем по нам палить. Пошли, — Попутный махнул пистолетами набившимся в траншею финнам. — Эй, телефункен, переведи, что убежища сейчас будут подорваны…
— …Отож, орали, что отходим, — пропыхтел Торчок, присев на колено и целясь из своей легкой трещотки.
— Кто?
— Та майор. Не слыхал, что ль?
— Оглох малость.
— Туда давай…
Спарка молчала, но бил какой-то пригавкивающий агрегат калибром побольше, трещали винтовки — финны лежали где-то у ровиков, силы накапливали.
Женька бежал за ефрейтором, проскочили дым — и тут переводчик Земляков порядком офигел, увидев целую кучу бегущих прочь от блиндажей, пригнувшихся финнов. Несколько успокаивала узнаваемо рослая пятнистая фигура. Коваленко махнул рукой:
— Не отставать! Отстрелят…
— …Окружили их, кажется, — прошептала, кусая губы, старшина.
— Пробьются. Там лес, проскочить можно, — сказал Алексей.
После того как ушли штурмовики и замолкли зенитки, стало ясно, что на той стороне полосы, у укрытий, идет натуральный бой. Хлопали винтовки, иногда явственно доносились автоматные очереди, потом вступил пулемет. Кажется, сразу пара…
Алексей думал, что могут и не уйти. Финны местные, все тропки знают, сядут на хвост, в болото загонят…
— Это все майор, — начала психовать Мариша. — Он же… вообще не фронтовик. Завел наших как курят. Они там…
— Да перестань. Все опытные, а старший лейтенант так и крупноват для цыпленка. Выкрутятся…
С ближней опушки выскочили несколько финнов с винтовками, побежали было через взлетную — на той стороне бухнула граната — аэродромщики затоптались, повернули назад — видимо, за собственной «карманной артиллерией». В конце полосы выкатился грузовик — к нему сбегались фигурки — подмога финнам сейчас прикатит.
— Уходить нужно, — прошептала Шведова. — Они потом лес прочесывать начнут. И радиограмму нужно…
— Ага, — согласился Алексей. Было понятно, что Мариша, пока там стреляют, никуда не сдвинется. Да и какой код «200», если еще дерутся ребята?
— Пум-пум-пум-пум-пум, — глухо колотило на той стороне что-то скорострельное. Его наперебой поддерживали своей трескотней винтовки. Поднимался над деревьями дым. И снова — пум-пум-пум-пум- пум…
— Вот сейчас бы штурмовики навести. — Старшина крепко прижимала окуляры бинокля к глазам. Небось плывет у нее там, в глазах, все.
— Да самолеты пока подойдут…
— У, мать их, финны целой толпой прут, — Мариша в отчаянии лягнула ни в чем не повинный стволик рябинки.
Алексей и сам видел: вывалилась с опушки плотная группа в светлой финской форме — взвод, должно быть. Пригибаясь, рысили через испятнанную воронками взлетную…
— …Шире шаг! — ободрял Попутный. — Ты им переведи, переведи.
Очкастый телефонист залопотал, задыхаясь. Вообще-то двигались не слишком быстро — финнам было страшно. Стыдно признаться, но Женьке тоже было весьма не по себе. Оказались на открытом — если сообразят, скосят в пять секунд. За спиной продолжала жечь снаряды подтянутая трехногая «бреда»[101], палили винтовки. Должно быть, к решительному штурму блиндажей враг готовится. Могут и зенитную трехдюймовку подкатить и раскатать бомбоубежища. И фиг бы с ним, но их же здесь еще с сотню…
Женька с Торчком прикрывали тыл «сводного отряда». Коваленко двигался с фланга, а майор ближе к голове — доброжелательно взмахивал пистолетами, указывая направление. Вообще, как-то глупо получалось. И финны начали, наконец, что-то такое соображать, все чаще оглядываться. Троих раненых
