стрелковой бригады. 70-я бригада нуждалась в поддержке — давление отходящих с юга и перебрасываемых с севера сил противника нарастало. Но прогноз погоды был неутешительным: ожидался шторм, низкая облачность, дождь.
Штурмовать аэродром силами одного профессионала, усиленного кабинетным шпионом и четверкой иных «ремб», задача неординарная, и если честно, обреченная на неудачу. Но штурмовать, жечь и взрывать, задача не ставилась. Задача — изъять человека. Знающего и нужного. Еще лучше двух. Тут уже есть некоторые шансы…
Мысль была, конечно, утешительная, но не бодрящая. Мутило рядового Землякова. Не очень сильно, но изматывающе.
Шведова и Леха вновь оставались в тыловой группе связи и контроля. С категорическим указанием в возню не вмешиваться, по окончании мероприятия дать радиограмму. В случае успеха радировать «007», в противоположном — «200».
— Раз всем все ясно, разбегаемся по шухерам, — объявил Попутный. — Но! Как старший по званию и вообще человек пожилой и опытный, вижу повод сказать пару громких слов. Поскольку политически безграмотен и беспартиен, слова будут личные и глубоко безыдейные. Начнем по старшинству. Валера, я тебя искренне прошу не зарываться. Поумерь свою удаль балтийскую. За тобой взвода спецназеров нет, мы все немножко иначе привыкли работать.
— Помню, — Коваленко изнывал, стараясь ни на кого не смотреть.
Мучается морпех, оно и понятно, не привык с практически гражданской командой работать.
— Евгений, на первом этапе, помни, что дома тебя ждет очаровательная рыжая особа и лбом пули не лови. На втором этапе вдохновись идеей, что некоторые лингвистические упражнения доходчивее, если тесно связаны с тактильным воздействием.
— Понял. Переживу, не первый раз.
Старшину Попутный почему-то обошел, сразу обратившись к Лешке.
— Из достоверных источников, естественно, не подлежащих разглашению, известно, что некий комбриг ни в чем предосудительном, вроде японского шпионства или вредительской попытки опалить усы товарищу Буденному, не обвинялся и не обвиняется. Советская власть к нему и его семье претензий не имеет. Вот куда они делись, понятия не имею. Извини, бывает и так.
— И за это спасибо, — пробормотал Трофимов.
Попутный благосклонно кивнул и повернулся к Торчку.
— Чем тебя ободрить, Захариевич, даже не знаю. О том, что Он терпел и нам велел, ты, полагаю, слышал?
— Та я неверующий, — пробурчал Торчок. — Стихийно разочарованный.
— Ну, никогда не поздно зачароваться обратно. В Москве храм Христа Спасителя был, слыхал?
— Отож, що взорвали?
— Он. После войны восстановят. В натуральную величину и с бронзовыми горельефами. Прямехонько на старом месте. На куполах не какая-то позолота банальная, а аж сам нитрид титана.
— Да брось заливать.
— Зуб даю! — торжественно поклялся майор. — Вот кончится война, сначала, конечно, заводы, электростанции и иное сугубо мирское восстановят. Потом за духовное возьмутся. Театры, клубы, центры офисного труда и досуга, иные культовые сооружения, включая монастыри, соборы и городские мечети. Восстановят и перевосстановят. Заводам сильно потесниться придется, конечно…
— Врете, — сказала, глядя исподлобья, Шведова.
— А ты доживи да проверь, — неожиданно сдержанно буркнул майор. — Все, уходим.
— Постойте. Ведь врете, ну?! И это вот, что написано было: Маньчжурия, Корея, Куба какая-то, Ангола… — Шведова вцепилась в свой автомат. — Не может этого быть. Зачем нам воевать столько, да еще за границами? Что молчите?
Попутный молчал. Женьке тоже было как-то неудобно. Будто сам в чем-то виноват. Коваленко неуверенно пробормотал:
— Они вроде за свободу боролись. Мы помогали. А Куба — хороший остров. До сих пор держится.
Старлей закинул на плечо «суоми» и шагнул в ельник. Женька с Торчком двинулись следом. Попутный обернулся:
— Ты, старшина, щеки вытри. И подумай — раз мы здесь языками треплем, может, дальше по-иному пойдет? Чуть-чуть, а по-иному, а, старшина?
Женька шел, придерживал тяжеленный ремень — майор вновь приказал у Лехи дополнительный диск забрать. Есть такое мнение, что товарищу Землякову придется изображать пулеметную точку, и патроны ему будут нужнее. Вот обо всем есть мнение у клоуна-шпиона. Зачем же он так Маришу дожимает? Жестоко это все-таки. А если честно, так и мерзко…
Дергалась секундная стрелка на одном месте. Минуты этакие бессмысленные и бесконечные. Опергруппа уже заняла исходные: майор с Женькой за кучей песка, уже поросшего молодой травкой, Коваленко с ефрейтором левее, за грудой пней. Вокруг сосны, тропинки и иная финская инфраструктура. Неподалеку пулеметное гнездо зенитчиков и финский санузел: довольно пахучий, без всякой там скидки на элитную военно-воздушную принадлежность. Цель захвата на виду: два низких, вкопанных в землю строения, под тройным, если не толще, накатом бревен. Входы: короткая, но глубокая траншея, обшитая досками — все добротно и надежно. Коваленко был уверен, что именно сюда драпает во время налета техперсонал. Летчики и офицеры техслужб прятались в блиндаже, по другую сторону от стоянки самолетов. Женьке казалось, что именно офицеров и нужно брать за жабры, но Попутный пояснил, весьма кратко: пилоты летают, интенданты туда-сюда ездят, а заправщики и оружейники на месте сидят, скучают и многое видят. Ну, дело шпионское, майору виднее. И так понятно, что никаких ЛаГГов, ни ряженых, ни обычных, на аэродроме уже нет. Стояли замаскированные «кертисы», вернее, четыре стояло, а у пятого, подбитого, суетились техники. Осколки бомб порядком изуродовали истребителю хвост. Похоже, с машины уже снимали пулеметы. На ВПП[91] тоже трудились вовсю: бухтел трактор, энергично работали лопатами финны: засыпали воронки, трамбовали, ровняли полосу. Стояла тележка с инструментами, оружия не видно — винтовки технической команды хранятся в «оружейной» казарм — это те домики подальше в лесу.
Работали финны усердно. Остатки эскадрильи явно подумывали о срочном перебазировании в более спокойные места. И то верно: у плацдарма, несмотря на символическую ночь, активно воевали — канонада, вроде бы, даже усилилась. Да и с юга, со стороны Олонца доносилось пусть и далекое, но явственное уханье артиллерии.
— Товарищ майор, — прошептал Женька, — разрешите вопрос?
— Да откуда я знаю, где они? — вздохнул Попутный, давя на своем мясистом ухе особо наглого комара. — Может с хронометром что случилось у наших соколов, может им вообще «отбой» дали. Это у нас сплошь и рядом приключается…
— Я понимаю. Я о Шведовой хотел спросить. Обязательно вот так, без наркоза?
— Да что ж такое?! — шепотом ужаснулся майор. — Особо важное задание, боевой порыв по капле копим, последние прикидки прикидываем, цели целим, а мысли у всех исключительно о дамах? Невозможно работать.
— Виноват. Я наблюдаю.
— Ладно, спишем на твою легкую контузию. Она легкая?
— Легкая. Управлюсь.
— Вот и хорошо. А пока отдыхай, наслаждайся тишиной и зрелищем эффективного восстановительного труда. Вот финики потеют, а? А о Шведовой я тебе потом объясню. Если цел будешь, дурак студиозный. Расслабься и сосредоточься на операции, балбес…
