исчерпали.
– Наверное, для тебя большой удар потерять такую девушку, – посочувствовал Умник.
Испугавшись, что сейчас он примется вспоминать свой собственный неудавшийся роман, я пригласил его выпить в моем лофте в среду вечером. В мозгу моем вызрел коварный план: правдами и неправдами вынудить его настроить мой развлекательный центр и объяснить назначение пяти пультов дистанционного управления. А дабы сбить его со следа, я сказал, что пригласил еще и Найджела.
В Крысиную верфь на первое в новом году заседание писательской группы собрались Кен Тупс, Гэри Вялок и две унылые девицы. Три четверти времени пропало втуне – пришлось выслушивать претензии по поводу организации рождественского обеда.
Затем Кен Тупс прочел очередную антиамериканскую поэму.
Гэри Вялок завел шарманку про свой дебильный роман и про то, как трудно его закончить.
– Все мои персонажи желают жить дальше, – заявил он.
Мне хотелось ответить, что все до единого его персонажи заслуживают смерти, насильственной и мучительной, но я промолчал.
Гэри читал в полной тишине, затем гневно воззрился на своих поклонниц:
– Кто печатал эту главу? Сплошные орфографические ошибки.
Девушка с челкой занервничала:
– Я печатала, Гэри. Прости, у меня как раз был ПМС.
Я прочел стихотворение, сочиненное в магазине в период затишья:
– И сколько времени тебе понадобилось, чтобы написать это? – спросил Кен Тупс.
– Меньше пяти минут, – ответил я.
– Оно и видно, – хмыкнул Кен.
Последовавшее молчание прервал шум на балконе. Я вскочил и увидел, что сэр Гилгуд разоряет кашпо с анютиными глазками. С его клюва капал компост. Схватив первый попавшийся предмет – венчик для сбивания яиц, – я швырнул им в пернатого хулигана.
Одна из унылых девиц пригрозила, что пожалуется на меня в Королевское общество охраны птиц. Вряд ли она стала бы так защищать сэра Гилгуда, если бы он сломал ей руку.
Просматривал список телефонов в моем сотовом, отыскивая номер стоматолога (болит проросший наполовину зуб мудрости), и наткнулся на имя Георгины. Мы обменялись телефонами в День коробочек, Георгина тогда сказала, что ей до крайности нужен номер экстренного вызова книготорговца на тот случай, если она проснется среди ночи от приступа литературного голода.
Мы оба были немного пьяны, перепив отвратного лукового вина, произведенного ее родителем.
Я тогда ответил, подхватив игру:
– Боюсь, ночной вызов тебе дорого встанет.
Она пожала плечами:
– Значит, если я позвоню под утро и скажу, что мне нужен забористый… э-э… Киплинг, ты придешь?
Ханжа, вероятно, объявил бы нашу беседу непристойной, сплетник сказал бы, что мы флиртуем, прагматик – наводим мосты, а буквалист – что мы беседуем о службе экстренной библиофильской помощи.
Мучаюсь с зубом мудрости. Не могу говорить, не могу есть, не могу смеяться. Могу пить, причем только через соломинку.
Поехал к стоматологу в Эшби-де-ла-Зух.
Меня встретила суровая медсестра:
– Врач больше не принимает по страховке Национальной службы здравоохранения. Отныне мистер Маршалл пользует только частных пациентов.
Объехал весь Эшби-де-ла-Зух в поисках стоматолога Национальной службы здравоохранения. Острая боль заставила меня вернуться к Маршаллу, где я умолил медсестру срочно меня принять.
Обстановка у стоматолога определенно изменилась с тех пор, как я был здесь в последний раз в 1987 году. Под самым потолком, прямо над стоматологическим креслом, висит аквариум с тропическими рыбками.
Мистер Маршалл предложил называть его Маркус. Санировав мою ротовую полость, он сообщил, что полный курс лечения, включая удаление зуба мудрости, обойдется мне в 999 фунтов без учета НДС, оплаты работы зубных техников и услуг специалиста по гигиене полости рта.
Я совершенно одурел от нурофена-экстра и бессонной ночи, поэтому кивнул и протянул карточку «ВИЗА».
Боль улеглась.
Выпивка с У. X. и Н.
Миа Фокс вновь жаловалась на шум из моей квартиры. Она специально спустилась узнать, когда закончится наша вечеринка. Умник Хендерсон как раз демонстрировал возможности стоп-кадра в моем домашнем кинотеатре. К несчастью, для демонстрации он выбрал сцену с маслом и бренди из «Последнего танго в Париже» – зад Марлона Брандо заполнил половину стены. Лицо мисс Фокс исказила гримаса отвращения.
– Странно, почему я никогда не слышу шума из вашей квартиры, – сказал я.
– Просто я живу, не производя никаких звуков, – ответила соседка. – Я думаю, медитирую, хожу босиком. Ни с кем не общаюсь. Я обитаю в тишине. Моя квартира – заповедник, убежище от мира.
Спросил, чем она зарабатывает на жизнь.
– Работаю в диспетчерской службе аэропорта Восточного Мидлендса, – ответила она.
– Напряженная работа, – пробормотал я.
– Верно, – подтвердила она, – и начинается она в шесть часов утра, а из-за вашей порнографической вечеринки я не могу уснуть.
Умник встал на мою защиту:
– Адриан – последний человек, который может заинтересоваться порнушкой, и вообще у нас вовсе не вечеринка.
– Это точно, – подал голос Найджел, который весь вечер пребывал в странном настроении. – Я больше веселился, прочищая канализацию.
Умник Хендерсон отменил стоп-кадр, и зад Марлона Брандо на плазменном экране пришел в движение. Миа Фокс исчезла.
Умник несколько раз показал, как пользоваться пультом, но я никак не мог сосредоточиться – опасался за сверхчувствительные нервы Миа Фокс.
Попросил Умника сделать звук потише.
Он посмотрел на меня так, словно я с Луны свалился:
– Тихого звука в наши дни не бывает, Моули. Долби пришел навсегда.
Он предложил отвезти Найджела домой, избавив меня от этой обязанности. Я был рад их уходу.
Разделся, лег на футон и начал давиться кашлем. Надо мной лежала Миа Фокс, и приступом кашля я мог разбудить ее и стать виновником авиакатастрофы.
Перечитывая написанное, осознал, что совершил ошибку: следовало написать «с маслом и Брандо», а не «с маслом и бренди».
Пять дней провел в тяжелом недуге. Был момент (пятница, 17-го, 3 пополудни), когда даже встал вопрос о моей госпитализации в связи с острой инфекцией верхних дыхательных путей.
Медсестра доктора Нг сказала, что доктор Нг не может приехать ко мне, поскольку я теперь проживаю не на его участке.
– Вам следует найти другой центр первичной медицинской помощи, – посоветовала она.
