завтрака. Помахав книжкой и бросив на ходу: «Тетушка приехали, там очень шумно», он исчез среди листвы.
Кажется, ее застали врасплох. Подруге будет достаточно одного взгляда, чтобы понять творящееся в душе Лизаветы Сергеевны. Придется ей все рассказать. «Какая же я счастливая! Вот и Таня приехала», — уже ни о чем не думая, она бросилась к дому, на ходу отжимая косу.
— Хотела нагрянуть прямо на именины, — целуя подругу щебетала Татьяна Дмитриевна, — но потом решила явиться накануне, так хочется поболтать всласть, mon ami. Да и приготовиться надо бы.
Постепенно просыпаясь, появлялись обитатели дома, здоровались, шумели, собираясь к завтраку на воздухе.
— Итак, завтра у вас спектакль и маскерад! Я привезла с собой домино, но не выдавай меня, shere amie, — Татьяна Дмитриевна, как всегда, была готова «с корабля на бал». — Такое роскошное домино, тебе я обязательно покажу. А что ты приготовила? Надеюсь, это не секрет?
Не дожидаясь ответа, она продолжала:
— У тебя нынче много молодежи, это весело. Ах, mon ang, я столько должна тебе поведать! Вот только стряхну с себя пыль и вся твоя. А где же мой Сержинька?
Татьяна Дмитриевна удалилась к себе «стряхивать пыль», а хозяйка дома с головой ушла в хлопоты дня. Сначала доклад, затем завтрак, распоряжения о работах в саду, теплицах, на полях, о ремонте. Надо послать мужиков к о. Владимиру, там какие-то работы в церкви — и так бесконечно. Среди всей этой суеты и деловитости время от времени в душе молодой женщины всплывало совершенно детское чувство неизбывного ликования: «Он меня любит! Он любит…»
Слушая монотонный и безнадежно скучный отчет старосты, она думала о своем, уставясь в раскрытый адрес-календарь. Надо было делать усилие, чтобы сосредоточиться.
— Сена накошено 5000 пудов, соломы на подстилку вдоволь, при хорошем корме скота позему к весне будет довольно и хорошо. Все работы в поле идут гладко. Лошадей надо прикупить. Соседи прислали поваренка в обучение. Лен надо сеять на будущий год, окромя ржи, это выгодно нынче. Десятина льна дает на худой конец 200 рублей. Проньку надо отдать в солдаты, совсем спился с кругу…
— Ну, добро, — не выдержав, Лизавета Сергеевна отослала старосту, сделала нужные распоряжения и полностью отдалась, наконец, во власть подруги. Несмотря на детскую ревность и попытки молодежи втянуть дам в свои развлечения, им удалось уединиться в гостиной для долгой, обстоятельной беседы.
Лизавета Сергеевна испытывала отрадное чувство, доверяя тайну сердца близкому существу, она так истомилась в своем вынужденном одиночестве, не имея возможности открыться кому-либо. Татьяна Дмитриевна внимательно слушала импровизационную исповедь и даже не перебивала, что для нее было весьма не просто. Наконец, рассказ завершен. Где-то на дне души Лизаветы Сергеевны осталась некая опустошенность, легкое чувство досады на себя, какое бывает, если много говорить.
— Позволь тебя поздравить, ma shere, ты не просто влюблена, — дала себе волю Татьяна Дмитриевна, — судя по всему, этот мальчик глубоко тронул твое сердце. Это любовь, mon ang, и не пытайся уверить меня в обратном. Мало того, любовь взаимная. Боже мой, кажется это настоящий роман!
Лизавета Сергеевна прижала холодные ладони к пылающим щекам:
— Скажи же мне откровенно: я смешна и нелепа в роли соблазнительницы? У меня такое чувство, что я жестоко поплачусь за все…
Татьяна Дмитриевна была готова к наступлению:
— Mon amie, ты вся расцвела, ты живешь, что еще надобно? Супротив нравственности ты не идешь, не так ли? Мальчик холост, ты — вдовая, дай себе волю! Не так часто случается любовь в нашей жизни, уж поверь мне… — она картинно вздохнула и даже умолкла на какое-то время, дав подруге возможность возразить.
— Ну, душенька, ты только представь, что заговорят обо мне! Или ты считаешь, что я могу себе позволить роман, и об этом никто не узнает? Да нет же. Я не умею таиться, а другого способа я не вижу. Я должна справиться с собой и поставить на место юнца. И так уже Александров Бог весть что готов выкинуть, как бы до дуэли не довели!
Татьяна Дмитриевна внимательно посмотрела в лицо подруги и изрекла трагическим голосом:
— Так ты готова отказаться от любви, посланной тебе небом, и отдать это сокровище, то бишь Николеньку, какой-нибудь пустышке, холодной светской развратнице или, еще хуже, дворовой девке?! Подумай хорошенько. Молодой, сильный мужчина вот уже месяц живет на лоне природы, питаясь только надеждами. По девкам не бегает, как Волковский, влюблен в тебя без памяти, а ты мучаешь его и даже готова его вовсе отвергнуть!
Эта обличительная речь повергла бедную женщину в смятение:
— Но… его тайна? Ведь что-то он скрывает.
— Тебе что за дело? Nikolas благороден, у него не может быть никакой порочащей его связи или мрачного секрета, поверь мне.
Лизавета Сергеевна чувствовала, что Таня права.
— Так ты отказываешься от него? Да или нет? — продолжала наступление безжалостная подруга.
Лизавета Сергеевна мучительно искала ответ:
— Я… я не знаю. Нет, я знаю, что не должна компрометировать себя, иначе все рухнет…
— Тогда я им займусь, — хладнокровно заявила Татьяна Дмитриевна.
— Как? — тут же возопила несчастная женщина. — Неужели ты способна на такое коварство?
— Где здесь коварство, mon amie? Я внесу в его летний отдых здоровое начало.
Лизавета Сергеевна подавленно молчала под пристальным взглядом непреклонной подруги, потом выдавила из себя:
— Ты не сделаешь этого.
— Сделаю, будь покойна. Я-то знаю, на что способен ревнивый человек! — произнеся эту загадочную фразу, она чмокнула тихую подругу в щечку и бодро направилась в сад.
Лизавета Сергеевна не знала, как поступить: бросаться ли вслед за ней или положиться на волю провидения. «Все мужчины таковы, — заранее сердилась дама на ни в чем не повинного Nikolas, — Они будут вам клясться в вечной любви, но стоит только появиться в их поле зрения более доступному предмету, прощай любовь! Тут же отдаются в плен искусственных приманок… Неужели и он, он даст себя соблазнить?.. Но Таня какова! После всего, что я рассказала!»
Она окончательно расстроилась и удалилась к себе под предлогом головной боли. Не вышла к обеду, отказалась от прогулки и катания на лодках и, мучая себя, не имея сил ни на какое дело, металась по комнате, заговаривая с собой вслух.
— Что же произошло? Таня права: я веду себя, как собака на сене. Нет, я не должна выдавать своего смятения, ведь ничего не случилось. Ничего!
Старательно причесавшись и тщательно продумав свой наряд, Лизавета Сергеевна вышла к ужину, твердо решив не обнаруживать свои чувства. Молодежь за столом весело обсуждала предстоящий праздник. Приготовления велись весь день, дом ходил ходуном: вынимались старые вещи из сундуков, зачем-то посылалась экспедиция в деревню, дети мастерили костюмы, репетировали спектакль. Но нынче вечером было решено музицировать и танцевать.
Лизавета Сергеевна держалась мужественно, ничем не выдавая своих мук, хотя сразу приметила первые шаги подруги: Татьяна Дмитриевна выбрала место за столом возле Nikolas и постоянно обращалась к нему, кокетничала совершенно бесстыдно, как казалось Лизавете Сергеевне, и требовала ухаживать за ней. Юноша, как всегда, был предупредителен и внимателен к даме, отвечал на ее вопросы, улыбался, жаля в самое сердце молодую женщину, наблюдающую за ним. Хвостова заговорщески подмигнула подруге, когда та вошла. Она была тоже во всеоружии: изысканно причесана и одета к лицу. Ревнивый взгляд влюбленной женщины отмечал каждую деталь. Вот Nikolas склонился к даме, слушая ее, и их головы соприкоснулись, вот он улыбается мягкой, снисходительной улыбкой, как Ангел из ее сна. Она заметила также, что Александров поглядывает в сторону Мещерского довольно злобно, хотя молчит.
— Maman, а Nikolas обещал нам спеть «Жил-был король когда-то»! — похвастала маленькая Аннет.
— Ах да, mon ami, я еще не слышала его голоса, — тут же подхватила Татьяна Дмитриевна, —