Вовочка, раскрыв рот, беспомощно взирал на мумию. Он явно не понимал, чего от него хотят. Зато Цезарь вдруг хлопнул себя по бокам и расхохотался.

— Ай да мысль! Вот что значит гений!.. — он поискал глазами Коляна. — Товарищ Ежов!

Крутя невидимым обрубком хвоста, подскочил Колян, встал около хозяина, навострил уши.

— Срочно доставь нам сюда пару-тройку чурок, — веско произнес император и обвел глазами местность. — Далеко ходить не надо: поищи вон там, на стройке. Там наверняка есть, где-нибудь под досками.

Не прошло и четверти часа, как посланные на охоту «быки» вернулись, волоча за собой троих перепуганных таджиков, извлеченных с близлежащей стройплощадки.

— Годится, — одобрил Цезарь. — Связать. Установить.

Молодец-городошник почесал в затылке.

— Вообще-то маловато. Надо пять штук.

— Там больше не было, — виновато сказал Колян.

— Пока хватит и этих, — вмешался коротышка. — Потом еще добудем.

— А вы какую фигуру хотите? — не унимался дотошный молодец. — Пушку? Вилку? Колодец?

— Давай колодец! — сказал вождь, нетерпеливо переминаясь с битой в руке. — Чуок — в колодец!

Городошник подумал и кивнул.

— Колодец — это можно. Двоих согнем в квадрат, третьего поставим. Вот тебе и колодец. Ладно получится.

Упирающихся пленников оттащили к «городу» и стали укладывать. Вождь ждал, размахивая битой. С дальнего края площадки вдруг донесся стон, окреп, разросся, перекинулся на фланги, пополз по толпе, как огонь по сухому подлеску. Это закончилось вино — одновременно во всех подвезенных «бешеных коровах». Люди разочарованно плевали, ругались, горько поминали недавние ошибки, не позволившие залить душу до уровня счастья: здесь опоздал рвануться, там вовремя не поставил плечо, тут оттолкнули, оттерли, отпихнули от заветного соска. Злоба угрюмо плескалась по полю, сжимала кулаки, сволочила рты, подрагивала желваками сведенных скул.

Коротышка топнул ногой и замахнулся.

— Бей чуок!

Городошник, наводивший последний лоск на пока еще живую фигуру, едва успел отскочить. Бита ударила прямо в грудь человеку, стоявшему на коленях в середине «колодца». Он охнул и упал на бок.

— Метко! — Вовочка восхищенно зааплодировал. — Не в бровь, а в грудь! Здорово, Владимир Ильич!

Но коротышка уже протягивал руку за следующей битой.

— Сейчас и в глаз будет, — пообещал он, замахиваясь. — Эх, удаль узкая, молодецкая! Бей чуок!

— Бей чурок! — эхом откликнулся одинокий голос откуда-то сбоку.

Бита попала в голову лежащему. Раздались одобрительные возгласы.

— Моя очередь! — Колян выскочил, широко размахнулся. — Бей чурок!

— Бей чурок! — нестройно отозвалась толпа.

Веню замутило. Он сделал несколько шагов назад и вдруг понял, что оказался один: его сторожа были слишком увлечены молодецкой забавой.

— Бей чурок!

Теперь скандировала вся площадь. На бегу Веня оглянулся: никто уже не бросал биты издали, теперь они просто вздымались и опускались, как цепы на молотьбе. Вене даже показалось, что он видит стекающую по ним кровь; его стошнило, и он вынужден был на минуту остановиться и постоять, опираясь на ограду.

— Бей чурок! Бей чурок! Бей чурок!

Веня бежал, не чуя под собой ног. Только бы успеть пересечь мост, пока его хватятся… только бы успеть… Толпа тем временем перестала скандировать что-то внятное; за Вениной беззащитной спиной стоял сплошной утробный вой, слитный и сильный, как чудовищный медведь, поднимающийся из берлоги. Этот медведь распрямлялся, закрывая собой полнеба, огромный, неуклюжий, устрашающий, воняющий дешевым портвейном, свежей кровью и застарелой мертвечиной. Он пока еще топтался на месте, но Веня точно знал, что это ненадолго. Там, позади, было кому вывести его на прогулку.

Вот и Крестовский мост. На середине реки кислород иссяк в Вениных легких; задыхаясь, беглец припал грудью к мостовым перилам. Наверное, это и спасло его: мимо, не обратив внимания на склонившегося к воде человека, пронеслись несколько машин с цезаревыми «быками». На съезде с моста они разделились, веером разойдясь на Левашовский проспект, Большую Зеленину улицу и по обеим сторонам набережной. Неужели это погоня? Наверное… Но, если так, то все пути к отходу перекрыты! Куда же теперь? Внизу поблескивала серая невская вода. Нет уж, туда всегда успеем… Веня отдышался и перешел мост, уже не торопясь, дабы не вызывать подозрений.

Из четырех возможных продолжений он выбрал Зеленину — только потому, что там было больше возможных укрытий: домов, дворов, подъездов… а может быть, просто по инерции пошел прямо. Впереди, метрах в ста пятидесяти, отвалил от тротуара черный «бычий» «бумер». Веня подождал, пока машина скроется из виду и двинулся дальше. Асфальт был густо усыпан осколками битого стекла, в воздухе стоял острый запах спиртного. Подойдя поближе, Веня заглянул к разбитую магазинную витрину. Внутри все было разгромлено, на полках не осталось ни одной целой бутылки, посреди помещения быстро намокала красным груда опрокинутых, измочаленных битами картонных коробок, рядом в луже вина лежало неподвижное тело хозяина. Зачем они это делают?

Та же картина повторилась и в соседнем магазине, и еще дальше, вверх по улице. Никто за тобой не гонится, Веня, вот что. Перед «быками» явно стояла совсем другая задача: они последовательно уничтожали все запасы спиртного на своем пути. На своем ли? Веня прислонился к стене, прислушался. Со стороны Крестовского по-прежнему доносился непрекращающийся слитный гул. Они планируют направить этот поток злобы сюда, в это каменное русло. У толпы кончилось вино; увидев разгромленные винные лавки, она обозлится еще больше. Как это сказал коротышка? «Народные массы похожи на каловые: кинетическую или потенциальную энергию они обретают только в болезненных состояниях… Массы надо загнать в болезненное состояние, возглавить и вести на штурм, пока не остыли…»

Веня отлепился от стены и, покачиваясь, двинулся дальше. В том, что эти сволочи уже ввели массы в болезненное состояние, сомневаться не приходилось. И вот теперь, пока массы не остыли… Гадкий карлик просто повторяет свой успешный трюк девяностолетней давности! Тогда по улицам Питера тоже текли винные реки… Веня увидел слева маленький одноэтажный домик, почти будку, с надписью «Закусочная», не задумываясь, толкнул дверь и вошел. Он знал, что нужно продолжать движение, что оставаться на месте опасно, но ничего не мог с собой поделать: им овладела странная апатия, сопряженная с бессилием — таким, что руки не поднять.

В маленькой закусочной не было ни души. Десяток пластиковых столов, покрытых красно-белой клетчатой клеенкой, не слишком опрятная стойка, запах уксуса, лука и жареного мяса. Усатый кавказец в переднике радостно бросился навстречу.

— Я только посижу тут, ладно? — сказал Веня. — Подожду.

— Конечно, конечно… — с готовностью закивал хозяин. — Конечно, жди, дорогой, отчего не подождать? Друзей ждать будешь? И много их?

Веня, с трудом передвигая ноги, прошел в дальний угол и мешком опустился на стул.

— Много. Очень много… — он поднял голову и посмотрел на черные с проседью усы хозяина. — Уходить тебе надо. Убегать. Может, еще успеешь.

— Уходить? — удивился кавказец. — Зачем, дорогой? Кто же тогда тебе поможет, дорогой? Кто воды подаст? Кто вина нальет? Ты, я вижу, совсем без сил. Подожди, дорогой, я сейчас…

Вытирая руки передником, он побежал за стойку. Веня положил голову на руки и закрыл глаза.