По документам на имя канадского гражданина русского происхождения Дэвида Березовских — генерал Шариф вылетел в Германию. Пакистан и Иран имели общую границу — но чтобы воспользоваться ею, пройти, к примеру, через пост Мирджава — не могло быть и речи. Слишком много глаз — в том числе и тех, что висят в небе. Во Франкфурте — он пересел на самолет, следующий в аэропорт Кемаля Ататюрка, в Стамбуле. Был прямой рейс туда, куда ему было нужно — но он предпочел лететь с промежуточной посадкой. Оттуда, из Стамбула — там он даже не проходил паспортный контроль, оставаясь в посттаможенной зоне — он вылетел в аэропорт Душанбе и только там прошел контроль. В машине, припаркованной у аэропорта и принадлежащей одному исламскому культурно-просветительскому фонду, он поменял одежду, вещи и документы. Теперь он был Абылом Макашариповым, гражданином Узбекистана. Узбекские паспорта были хороши тем, что юридически государство существовало — а фактически там шла гражданская война, и государство разрушилось. След от узбекского паспорта — в ста процентах случаев, вел в никуда.

Генерал понимал, что это — не его дело. Что, несмотря на то, что он знает и русский и фарси и даже в какой-то степени узбекский, который испытал сильное влияние фарси, что, несмотря на его огромный опыт выживания в самых экстремальных условиях, что, несмотря на подготовку к подрывной и диверсионной войне сначала в лагере ХАД, потом в банде вооруженной оппозиции, потом в движении Талибан — он может погибнуть. Но дело, ради которого он ехал, было настолько важным, что он не мог послать вместо себя кого-то другого…

Ожидая в аэропорту Душанбе рейса на Тегеран — его выполняла компания Tajic air, одна из немногих, которые все еще летали на Тегеран — он присматривался к людям, ожидающим рейса в ВИП-терминале аэропорта. С прошлого года, со времени нападения Израиля, а потом и США с Саудовской Аравией на Иран — к чему он имел самое прямое и непосредственное отношение — Душанбе стал чем-то вроде Кувейт-сити. Ворота в ад, путь в беззаконие, в страну, которая находится в состоянии войны со всем миром, в страну, которая не добита и оттого еще более опасна. В Душанбе сейчас — можно было встретить кого угодно: американского генерала, французского нефтяного дельца, русского олигарха, китайского бизнесмена из Гонконга. К блокаде Тегерана не присоединилась Россия, не присоединились среднеазиатские страны бывшего СССР, американцы никак не контролировали Каспий — все это давало возможности для зарабатывания просто сумасшедших денег. Одна поставка — чего угодно — оборачивалась двумя, тремя концами. Иранский газ продавался как туркменский, иранская нефть продавалась как русская, на границе — караванами стояли машины с товарами, доставляемыми в страну по спокойному, северному маршруту. Лететь в Тегеран — сейчас осмеливались немногие — в небе над иранской столицей мог встретиться израильский, американский, саудовский истребитель. И если первые два — вряд ли стали бы атаковать гражданский самолет — то саудиты не стали бы церемониться. Можно было бы проехать до Мешхеда, потом оттуда до Тегерана на машине — но это означало время. А его у генерала Шарифа, основного архитектора пакистанской внешней политики последних трех лет — просто не было.

Генерал заметил троих. Средних лет мужчину, который был похож на француза из-за своего породистого лица и бакенбардов. И семейную пару — дама в чадре, мужчина с бородой и в чалме. К гадалке не ходи — последние американцы или британцы. И лучше бы им повернуть назад, пока не поздно — у мужчины видны мускулы и военные повадки, а женщина — не умеет ходить в чадре как мусульманка — широко ставит ногу. Но генерал не видел смысла давать кому-то уроки искусства разведки — ему просто не было до этого никакого дела: он увидел потенциальную опасность, классифицировал ее, отложил на нужную полочку в голове и до поры забыл.

Рейс задерживался. Несмотря на то, что аэропорт недавно отремонтировали — объявлять рейсы здесь так и не научились.

Генерал съел две лепешки с мясом и зеленью, запил все это чаем из пакетика — проклятые пакетики заполонили весь мир, никто не хочет заваривать чай как следует. Ему хотелось спать — но он знал, что не сомкнет глаз, пока не окажется на борту самолета. Да и там — он будет спать чутким сном разведчика — пятьдесят секунд сна и десять секунд осторожного, на грани сна бодрствования — чтоб оценить обстановку. Такой сон плохо освежал — но он не мог позволить себе ничего другого.

Наконец, уже после наступления темноты — объявили рейс. Очевидно, пилот не хотел лететь днем, опасаясь одинокого охотника в небе. И ошибался — основные налеты и обстрелы происходили по ночам…

Полет прошел относительно нормально. Пилот — а это был русский — сознательно нарушал все правила самолетовождения, принятые, по крайней мере, в гражданской авиации. Всю дорогу — он пер на высоте две — две с половиной тысячи метров — и это был огромный, полный пассажиров Боинг-757! Пассажиры — многие не понимали, что происходит, они понимали только то, что их трясет намного сильнее, чем при обычном полете. Но профессионалы — и в их числе был генерал Шариф — вцепившись в своим кресла, бормотали молитвы, каждый на своем языке. И тут — контрразведчикам было нечего делать… подходи и хватай. Только контрразведчиков на борту — не было…

Когда самолет совершил посадку в международном аэропорту имени Имама Хомейни — генерал вышел одним из последних. Мокрый от пота, он бормотал первую суру Корана — что делал очень редко…

Полосы международного аэропорта имени Имама Хомейни сильно пострадали от бомбежек — а 'отклонившийся от курса' Томагавк, приземлившийся аккурат на здание пассажирского терминала — довершил дело. В итоге — часть терминала была закрыта до сих пор, темнеющая грудами развалин, а часть была отремонтирована, наскоро, бетонными плитами. Весь город — а это был огромный, многомиллионный город — прятался во тьме. Только в нескольких местах — сиротливо тлели огни: то ли это была приманка, то ли пасадарнцы не успели добраться до этих мест. Генерал знал, что в Тегеране — расстреляно уже несколько тысяч израильских шпионов, вся вина которых заключалась в том, что они говорили не то, что нужно, фотографировали не то, что нужно или неосторожно включили свет.

Очередь продвигалась медленно под автоматами бодрых для ночного времени пасдаранцев — короткоствольные автоматы, военная форма, ставшие в последнее время модными головные повязки — косынки на голову как у американских морских котиков и зверское желание кого-нибудь расстрелять. Несколько гражданских — раньше здесь стояли военные — проверяли документы. Под ногами мелко хрустело — бетонное крошево и стеклянные осколки после попадания Томагавка убрали, но не до конца. Это напоминало ситуацию со всей страной: победили, но не до конца…

Когда очередь дошла до генерала — он увидел перед собой… женщину! Еще год назад это почти невозможно было представить: женщинам не доверяли, тем более такие важные посты как пост на границе, вылавливать и отсекать шпионов. Но теперь — перед ним стояла женщина, в мешковатой форме, скорее всего из женского корпуса КСИР — и возможно, она была опаснее мужчин. Мужчина к ночи устанет. Женщина — нет, ей надо все время доказывать, что она может. Иран — мужская страна…

— Ваше имя? — спросила она, рассматривая паспорт при свете примитивной туристической лампы. При таком свете разглядеть подделку не смог бы, наверное, и сам генерал Шариф, видевший их достаточно — но у иранцев было кое-то, успешно заменяющее и свет, и многое другое. Дикий фанатизм, революционная подозрительность, сатанинская безжалостность — все эти чувства, всколыхнувшиеся с новой силой, делали вояж в Иран смертельно опасным.

— Абыл Макашарипов.

Женщина рассматривала визу.

— Вы гражданин Узбекистана?

— Да.

— Такой страны больше нет…

Генерал вздохнул.

— Хвала Аллаху, у меня есть свой дом. Я живу в Казахстане…

Генерал Шариф перед вояжем тщательно изучил все, что касалось проблемы — и твердо знал, какие вопросы могут быть заданы и что на них следует отвечать. Он даже мог показать на спутниковой карте свой дом, описать, как он выглядит, где расположен и кто у него соседи. Это была советская школа, до девяностых — лучшая в мире…

— Покинули собственную страну… — усмехнулась женщина. Так и есть, фанатичка.

— Заступничеством Аллаха, мы освободим свою страну от неверных!

Повышенный тон привлек внимание одного из пасдаранцев, он подозрительно посмотрел на них. Но