предъявляют никаких ни политических, ни экономических требований, однако угрожают уничтожить самолет вместе с грузом и экипажем в случае, если будет обнародовано место его пребывания. Именно этим, и только этим, вызвано то, что правительство Рашиджистана, исходя из соображений гуманности, было вынуждено уступить требованиям воздушных пиратов и в течение почти пятидесяти часов воздерживаться от каких-либо публичных заявлений. Выступавший на брифинге представитель эмирата особо подчеркнул, что переговоры с террористами проходят трудно и напряженно, опасность того, что они пойдут до конца в намерении выполнить свою угрозу, еще не снята, а потому просил всех заинтересованных лиц, международные организации и прессу воздержаться от распространения данной информации.

Но уже через три часа тот же представитель распространил новое сообщение.

Из него явствовало, что спецподразделениями страны был предпринят штурм самолета. В ходе операции захвата все террористы, общим числом четыре человека, уже покинув самолет, покончили с собой, подорвав мощное взрывное устройство. От их тел мало что сохранилось, опознание невозможно, но фрагменты останков могут быть предъявлены мировому сообществу. Ни самолет, ни его экипаж не пострадали и не понесли никакого ущерба. После завершения необходимых формальностей экипаж сможет беспрепятственно вылететь либо обратно в Россию, либо в пункт назначенияСингапур, либо в любое другое место по указанию своего правительства.

Вслед за этим информационные агентства передали сообщение Москвы. В нем говорилось, что обстоятельства исчезновения и обнаружения самолета являются не до конца проясненными, так как сотрудникам российского посольства в столице эмирата Эль-Рашиде не было разрешено прибыть на авиабазу для встречи с экипажем самолета. Однако с летчиками установлена надежная радио-и телефонная связь. Они действительно живы и здоровы, комментировать случившееся отказались, однако дали косвенно понять, что не могут ручаться за сохранность груза, так как отдельные его части были увезены, а затем возвращены в транспортный отсек самолета.

По согласованию с экипажем его командиру, пилоту 1-го класса Буянову, было предложено сразу же, как только появится возможность, покинуть эмират Рашиджистан и продолжить прерванный полет в первоначальный пункт назначениястолицу Республики Малайзия.

Горы, горы, горы… Спуски и подъемы… Поворот за поворотом, поворот за поворотом… Неожиданно за крутым изгибом узкой каменистой дороги, переходившей в крутой спуск, они увидели, что внизу, где трасса опять круто уходила влево, что-то случилось. Там сгрудились несколько машин, дорога была перекрыта. Минут пять назад на разъезде они пропустили вперед серый фургон российской технички. Его не было видно внизу, и сердца всех троих невольно сжались.

— Давай! — негромко выкрикнул Михаил, и Артист, сидевший за рулем, чуть ослабил ногу на тормозе, разгоняя машину под уклон. Они подлетели туда, где в конце спуска стояли друг за другом разноцветные «джипы». Людей около них не было — все были у следующего поворота и, оцепенев, смотрели на что-то, закрытое скалой.

Они вошли в толпу гонщиков, механиков, спортивных комиссаров и судей. Тут же были и тележурналисты Си-Эн-Эн и Би-Би-Си с видеокамерами, наведенными на ежесекундно готовый скатиться с обрыва в пропасть тяжелый серый фургон российской технички. Он накренился, перегородив дорогу, задней частью нависая над пропастью. Видимо, что-то случилось с передним колесом. Вот-вот должно было случиться непоправимое.

Мокрый от страха водитель, тот самый здоровенный парень, выжав до конца педаль, удерживал тяжелый грузовик только тормозами. Ему надо было резко рвануть машину с места и стремительно вывернуть руль, но он оказался как раз на переломе дороги между крутым спуском и подъемом, а правое заднее колесо уже было на самом краю. Все понимали, что может произойти сейчас.

Ближе всех к кабине с распахнутой дверью стоял Добрынин, лицо его было страшным. Но смотрел он не на водителя, а на серый борт фургона, словно просвечивая его насквозь остекленевшими глазами.

Ни слова не говоря, Артист, Муха и Михаил, рыча от натуги, выворотили тяжеленный красно-бурый камень и, растолкав застывших людей, подсунули его под левое заднее колесо. В тот же самый момент, взревев дизелем, к переду грузовика подкатил серебристый «рейнджровер» английской команды. Тот англичанин, которого Муха и Артист приняли за водителя микроавтобуса, с удивительной ловкостью и быстротой зацепил трос за мощный бампер и заорал что-то по-английски водителю, отчаянно крутя в воздухе руками.

Но смертный ужас, видно, парализовал парня за баранкой. Окаменев, он неотрывно смотрел в зеркало заднего вида, боясь и на долю секунды отпустить тормоз.

Муха, маленький, стройный и верткий, как все классные каратисты, кошкой взлетел на подножку грузовика и, убедившись, что англичанин уже сидит за рулем своего «рейнджровера», резким ударом локтя отбросил тяжеловеса на правое сиденье и, успев сделать знак рукой англичанину, быстро до предела выкрутил руль вправо.

Тот не промедлил, и дернул грузовик ни секундой раньше, ни секундой позже. Муха сбросил тормоз и, едва буксируемая машина сдвинулась в сторону от обрыва, так же быстро выкрутил руль влево. Техничка встала вдоль дороги, и Олег, врубив первую переднюю передачу, поставил ее на сильный ручной тормоз.

— Все! — выдохнул он.

Техничка стояла на краю, но ей теперь уже ничто не угрожало, надо было только сменить спустившее переднее колесо.

Вокруг раздались аплодисменты. Муха выскочил из кабины и в знак приветствия помахал англичанину поднятым кулаком. И тот, высунувшись из машины и глядя назад, тоже поднял сжатый кулак.

— Нет, — сказал в эту минуту Артист Михаилу, — плюньте мне в рожу, если он англичанин!

И сграбастал, крепко прижал к себе Олега, кажется еще не понимающего того, что он сделал.

К ним подошел Добрынин. Он был в полном смысле слова зеленым от пережитого волнения.

— Спасибо вам! — сказал он. — Вы даже не представляете, как я вам благодарен!

Откуда-то из толпы возник Штукин, подлетел невесомо, своей спортивной походкой.

— Ну а я вам что говорил, Леонид Павлович! Золотые парни!

— Да какие там золотые! — с трудом выговорил Добрынин. — Они не золотые… Но неужели вы журналисты?

— Вот он журналист, — сказал Муха и ткнул пальцем в грудь Артиста. — А я так… гонщик на выживание.

— Ба! — воскликнул Добрынин. — По-моему, я вас видел в Москве и как раз на гонках в Крылатском, в ту субботу. Я там был председателем жюри.

— Да нет, что вы, это я так… — со смехом отмахнулся Олег, — просто к слову пришлось.

Но Штукин как-то особенно посмотрел на него, и Муха понял, что случайно сболтнул лишнее.

— Вернемся в Москву, — сказал Добрынин, — приходите ко мне, устрою вас на хорошее место.

— Спасибо, — сказал Мухин и поспешил поскорей скрыться за спинами гонщиков.

Он тоже узнал их. Там, в Крылатском, господин Добрынин под звуки фанфар надевал на Боцмана почетный знак победителя, а этот шустрый Штукин обряжал в тот белый костюм с хитрыми радиовисюльками, с которого все и началось.

И в этот вечер, как уже несколько дней подряд, Борис Лапичев, первый помощник вице-премьера Клокова, уже привычно включил телевизор в ноль двадцать пять, когда по Российскому каналу передавали очередной репортаж о ходе авторалли «Европа — Азия». Компания Си-Эн- Эн, как всегда, вела прямые передачи через спутник прямо с места событий, а потом эти видеосюжеты расходились по всему миру, многократно повторяясь в информационных программах на всех континентах.

Интерес Лапичева к гонкам был вовсе не праздный: каждый репортаж он записывал на видеомагнитофон, а затем внимательно просматривал каждый кадр.

Согласно договоренности где-то на картинке непременно должен был мелькнуть Ричард Слейтон в красной спортивной кепке козырьком назад — это был сигнал ему, мистеру Лапичеву, подтверждающий, что все проходит по плану, все о'кей.

И в этот вечер он сидел у большого экрана своего «Панасоника», когда был показан ошеломляющий момент спасения российской технички, едва не сорвавшейся в пропасть. Сюжет был жуткий и сам по себе.