О случившемся сообщили из Главного штаба ВВС и дальней транспортной авиации. То же вскоре подтвердил и страшно взволнованный, расстроенный Курцевский.

В ходе полета на борту «Руслана» отказал навигационный компьютер, а после, как всегда бывает, одно потянуло другое — произошла разгерметизация пилотской кабины, в результате экстренного снижения прервалась связь и экипажу пришлось вернуться с полпути. На подходе к запасному аэродрому попали в грозу, каким-то чудом дотянули до спасительной полосы… Теперь тот самолет стоял вместе с грузом на аэродроме в Андреаполе, под Тверью, в ожидании начала работы аварийной комиссии совместно с представителями антоновской фирмы, которые должны были прилететь из Киева, однако почему-то не спешили… Положение сложилось нелепое. До разбора комиссии и ее заключения самолет не ремонтировали, чтобы точно узнать причины возникших неисправностей, и груз застрял на земле, за что теперь перевозчикам надо было ежесуточно отваливать иностранным покупателям груза — нефтеперегонной насосной установкиогромную неустойку в валюте.

«А самолет уже в пути, — думал Стенин. — Он уходит все дальше, туда, к бананово-лимонному Сингапуру… И мне самому лететь через несколько дней с российской делегацией на открытие этого салона… Самолет летит… А на бортупустой фантик, как говорят уголовники — „кукла“, и, значит, с каждой секундой приближается мой конец. Не будет Сингапура, ни бананового, ни лимонного…»

Он взглянул туда, где неподалеку со скорбным выражением на благородном лице восседал вице- премьер, который уже поглядывал на часы — видно, призывали его по минутам расписанные государственные дела.

И вновь взгляды их на мгновение встретились. И та же нескрываемая насмешка мелькнула в льдисто- холодных глазах вице-премьера.

Стенин вдруг будто проснулся, будто вырвался из затягивающего водоворота.

Да нет же! Не как на раба, не как на смерда смотрел на него Клоков. Он смотрел на него как на… заведомо приговоренного, как на уже стертого с лица земли.

Все мысли его прояснились до пронзительной четкости.

Да ведь он действительно уже приговорен. Обречен в любом случае — во всех вариантах… Самолет поднялся, он на курсе, он ^тащит в своем брюхе какую-то жуткую клоковскую авантюру, следовательно, Роберт Николаевич Стенин свое дело уже сделал, роль сыграл. А стало быть, оборотню вице-премьеру он не только уже не нужен, но и опасен. И его, Стенина, непременно уничтожат в ближайшие часы.

Возможно, сразу после этих поминок, или ночью, или утром на рассвете… А это значит — бояться нечего. Смерть подошла настолько близко, что перестала быть страшной. Надо было решаться и действовать на опережение. Он мог спастись только так.

Стенин поднялся и не спеша пошел вдоль длинного стола, вокруг которого сидели десятки известных именитых людей, пришедших проститься с трагически погибшим академиком.

Он подошел к одному, другому, третьему… Он благодарил их за то, что они нашли время разделить их горе. Подошел к сидящим особняком нескольким видным военачальникам — командующим соединениями стратегических и военно-космических войск, подошел к генералу Курцевскому, поблагодарил и его.

Чуть ли не четверть тех, кто был на поминках, — ведущие руководители «Апогея», начальники крупных отделов, цехов, лабораторий… Среди них сидел и тот, кто был сейчас нужен ему, тот единственный человек, который мог бы теперь его спасти. Тот, кого знал он много лет, кому мог безоговорочно доверять, — начальник первого отдела «Апогея» Матвей Петрович Кривошеий, представитель КГБ, а ныне ФСБ, в их особо режимном объединении.

Он подошел к нему точно так же, как подходил к другим, и точно так же, как и другие, при его приближении Кривошеий встал, чтобы обменяться с генеральным несколькими словами о покойном. Все это происходило на глазах у всех, на глазах у Курцевского, на глазах у Клокова… — Матвей Петрович, — так, что его мог слышать только Кривошеий, быстро сказал Стенин, — мне угрожает смерть. От тех, что убрали Черемисина. Любым способом вытащите меня отсюда. Сейчас, или будет поздно.

Полковник Кривошеий был, несомненно, профессионалом высокого класса. Он и бровью не повел, а на лице его возникла лишь скорбная мина и, чуть повернув голову, он бросил взгляд на портрет покойного.

Они обменялись рукопожатием, слегка обнялись.

— Проходите дальше вдоль стола… — держа его за локоть и глядя в глаза, сказал Кривошеий. — Возвращайтесь на свое место. Через десять минут выходите из зала. Ничему не удивляйтесь. Здесь много наших людей.

Стенин кивнул и подошел к следующему. Это был начальник монтажно-сборочного цеха, вместе с которым они накануне произвели рокировку. Они тоже обнялись и тоже посмотрели в глаза друг другу. Потом это было еще с кем-то и еще… Сердце Стенина колотилось… Он вернулся на свое место. Большие настенные часы висели как раз перед ним. Через пять минут Кривошеий поднялся и они вместе с начальником сборочного цеха направились к выходу из зала.

Прошло шесть минут. Семь… На десятой минуте к Стенину подошла его личная секретарша.

— Роберт Николаевич, извините, там вас просят какие-то люди… — Кто такие? — удивленно поднял он голову. — Пусть подойдут сюда.

— Нет-нет, они просят, чтобы вы вышли сами. Он взглянул на часы — осталось тридцать секунд.

— Но вы же видите, я занят, — сказал он раздраженно и, явно недоумевая, поднялся из-за стола и медленно пошел к широким двойным дверям банкетного зала.

В просторном вестибюле, сверкающем бронзой и темно-красным мрамором, было полно людей, но женщин почти не было. В основном здесь топтались дюжие парни с каменными лицами профессиональных секьюрити — в банкетном зале находилось немало охраняемых персон. Они ждали своих подопечных. Из трех охранников Стенина здесь были почему-то только двое.

К нему как бы с растерянным, изумленным видом подлетел Кривошеий.

— Роберт Николаевич! Простите, пожалуйста, с вами хотят поговорить… Немолодой мужчина, невысокий, довольно грузный, в прекрасном черном костюме и темном галстуке, неторопливо подошел к Стенину.

И в тот же миг в большом вестибюле что-то изменилось: несколько молодых людей одновременно, как заводные фигурки, перегруппировались, так что Роберт Николаевич вдруг оказался в плотном кольце, наглухо отсеченным от своих телохранителей.

Один из его телохранителей автоматически сунул руку за полу черного пиджака, то ли за рацией, то ли за пистолетом, но в долю секунды, как в убыстренной киносъемке, оказался на полу с заломленными руками, которые крепко держали очень похожие на него рослые молодые люди. Второй делать резких движений не рискнул.

За всем происходящим внимательно наблюдал еще один пожилой мужчина в таком же превосходном черном костюме, что и у первого, но худой, с чрезвычайно усталым, бледным лицом.

Он вплотную подошел к Стенину, достал и показал ему темно-красное удостоверение.

— Гражданин Стенин Роберт Николаевич, — негромко, но почему-то так, что разнеслось по всему вестибюлю, произнес подошедший, — Федеральная служба безопасности. До выяснения некоторых обстоятельств вы задержаны.

— Что за бред?! — закричал Стенин. — Вы же знаете, какой у нас день? Что еще за обстоятельства?

— Обстоятельства чрезвычайно серьезные, поверьте. Так что не стоит пререкаться. Пройдемте с нами.

— Матвей Петрович! — ища глазами Кривошеина, беспомощно обернулся Стенин.Тут какая-то полная ерунда! Объясните хотя бы им, с кем они имеют дело! Просто тридцать седьмой год какой-то!

— Да успокойтесь, пожалуйста, Роберт Николаевич, — подошел к нему Кривошеий. — Поезжайте, разберитесь… ничего страшного… — Идиотизм какой-то, — возмущенно пожал плечами Стенин. — Учтите, у вас будут большие неприятности.

И в кольце высоких строгих молодых людей они оба двинулись по направлению к мраморной лестнице.

В этот момент один из равнодушно стоящих в сторонке охранников с невероятной быстротой выхватил из-за пояса длинноствольный пистолет и, как бы не глядя, навел его на удаляющегося генерального