могли еще уразуметь, что произошло.

Боцман невозмутимо занял чужое кресло и строго погрозил лежащим пальцем. Те непроизвольно задвигались, пытаясь высвободиться. Дмитрий очень доходчиво показал им дульный срез своего автомата и на миг поочередно прижал к их ноздрям кислородную маску, мол, делайте выводы: выбор за вами. Вдруг под камуфляжем одного из блокированных ожила переговорная рация.

Пастух стремглав метнулся и сорвал с обоих поверженных их переговорные устройства. Одну рацию кинул Боцману, на второй перевел рычажок и поднес к уху.

— Кабанов, Махотин! Как вы там? — прошепелявила рация.

Пастух выждал — не отзовутся ли те, впереди, и после паузы проговорил в микрофон:

— Летим нормально.

— Горюхин! Климов!

— На связи! — откликнулись сидящие в носовой части.

— Кофейку хотите? Горяченького?

— Не отказались бы.

— Сейчас принесу… Боцман вопросительно уставился на Пастуха. Тот вместо ответа поставил на боевой свой автомат. И Боцман вслед за ним сделал то же.

Однако довольно долго, не меньше четверти часа, никто не появлялся. И что происходило там, наверху, понять было нельзя. Они сидели наготове в напряженном ожидании. Наконец на лестнице показалась фигура. До тех, что были впереди, ему, видимо, показалось ближе, и он двинулся к ним с маленьким термосом, чуть пританцовывая и хватаясь за толстые поручни, протянутые вдоль борта.

А дальше произошло то, чего не ждали ни Боцман, ни Пастух. Тот, кто нес термос, что-то протянул одному из сопровождающих, и вдруг из этой его руки сверкнул огонь и сидевший с автоматом завалился на бок… И через мгновение та же участь постигла и второго охранника. Сергей и Дмитрий быстро встретились взглядами.

Только сейчас оба поняли: именно для этого, лишь на роли заведомых покойников, их и затягивали в это дело. Лишь для того, чтобы предъявить потом кому-то их трупы. То ли в качестве жертв угонщиков- террористов, то ли наобороткак тела воздушных пиратов, застреленных при попытке захвата самолета.

Друзья сидели друг против друга окаменев. Узнать их в кислородных масках было совершенно невозможно. Вот-вот убийца так же хладнокровно проследует в хвостовую часть, чтобы отправить в небытие Кабанова и Махотина, на чьих местах сидели теперь они сами. И что тогда?

Пастух с предельной четкостью вдруг вспомнил все, что случилось за эти дни.

Ненависть темным огнем окатила все его существо. Как просто, как легко они убивали!

Он вспомнил слова приказа в записке Голубкова: «Не допустить угона. Ни под каким видом! Пресечь изменение курса». Значит, согласно их плану сейчас все и начнется. Но прежде должны ликвидировать их, то есть тех, чьи места они заняли.

Но человек, минуту назад хладнокровно убивший членов своей команды, вместо того чтобы добраться до хвоста, вдруг… прежним путем вскарабкался наверх, скрылся в проеме, и тотчас снова заговорила рация:

— Кабанов, Махотин, как слышите?

— Нормально слышим, — отозвался Сергей, понимая, что грохот двигателей неузнаваемо меняет все голоса.

— Второй и первый, — сообщили по рации, — кофе выпили. Как поняли?

— Вас понял! Мы видели.

— Начинаем ровно через десять минут. Оставайтесь на связи! Через минуту после сигнала чтобы были у нас.

— Понял! — повторил Пастух.

Он и правда понял. Эти двое, что лежали теперь связанные у их ног, были с убийцами заодно! По совести говоря, тому и другому полагалось по пуле. Подмывало въехать им промеж глаз, но сейчас имелись дела поважней.

Пастух вел точный отсчет времени. Пять минут прошло, шесть… Он вытащил из-за пазухи кальку — полетную карту с привязкой времени прохождения контрольных точек на маршруте. Сверился, просчитал… Все точно — по истечении этих самых десяти минут «Руслан» должен был пересечь государственную границу и покинуть воздушное пространство России.

Две минуты осталось, одна… Тридцать секунд! Двадцать!

И тут из рации послышалось то, что заставило Пастухова невольно вздрогнуть:

«Подари мне лунный камень… — прохрипел из рации маленький динамик. — Все пути преодолей…»

— Мать честная! Никак ты, Голубков?! Константин!

Голубков шагал во мраке, не зная — откликаться ли, выдавать ли себя… Но окликнувший его уже оказался рядом. Деваться было некуда.

— Bon soir, mon colonel! — на прекрасном французском приветствовал Голубкова грузный человек среднего роста, и полковник, к собственному изумлению, узнал в нем старинного своего приятеля, отличного мужика, коллегу по тем еще временам, когда он был в штате ГРУ, полковника ФСБ Витю Макарычева, с которым не один пуд соли съели они на разных континентах. — Здорово! — радостно воскликнул Макарычев, и несколько его молодых спутников вежливо отошли в сторону. На них попискивали рации и другие связные устройства, как обычно бывает на серьезных операциях.

— Здорово, черт! — крепко сжал его руку Голубков. — Какими судьбами тут?

— Какими? Служебными! А я, понимаешь, ексель-моксель, пока этого борова крылатого грузили, все смотрел издали — ты, не ты? Летуном вроде не был… А ты здесь чего?

— Да так, — усмехнулся Голубков, — гуляю…. Ты где теперь, Витя, все там же?

По прежнему ведомству?

— А куда нам, старичью, деваться? — засмеялся Макарычев. — Сейчас же знаешь как, на работу не устроишься. Только до тридцати пяти и берут. А ты куда делся?

Голубков знал, что кому-кому, а Витюхе Макарычеву можно сказать и доверить многое. Однако вопрос оставил без ответа.

— Ладно, — сказал Макарычев, — молчи. Догадываюсь и так.

Показав пропуска и удостоверения часовым у ворот, они подошли к своим машинам.

— Тебе в Москву? — спросил Макарычев. — Как поедем? Давай садись ко мне, посудачим по дороге, мои ребята поедут за нами в твоей.

— Охотно, — сказал Голубков, — сколько мы не виделись-то?

— Года три.

Макарычев сам сел за руль, завел мотор, и они покатили по ночной дороге в сторону Щелковского шоссе. Оба понимали, что многие темы не подлежат обсуждению, что у каждого из их ведомств своя специфика.

Они говорили о чем-то давнишнем, вспоминали, но вдруг до Голубкова как будто что-то дошло и страшно прояснилось в голове. Только безмерная его усталость помешала сразу и вовремя соединить и связать концы. Константин Дмитриевич порывисто схватил Макарычева за руку, сжимающую баранку черного руля его «сааба».

— А ну, Витя, остановись!

Тот непроизвольно резко нажал на тормоз и свернул к обочине шоссе. Идущая сзади машина проскочила, обогнав их на сотню метров и тоже остановилась.

— Знаю, задавать вопросов не имею права, — лихорадочно заговорил Голубков,как и ты мне. Вы там были на операции, это ясно. Скажи одно, но быстрей, быстрей! Она как-то связана с грузом этого «Руслана»?

— Ексель-моксель! — взволнованно вскрикнул Макарычев. — Откуда ты знаешь? Мы же у себя вышивали этот узор почти полгода. В полной тайне. В полнейшей! Костя, говори скорей.

— Но мы тоже ведем это дело, понимаешь… И тоже секретность три нуля. Ты пойми — там, на борту, мои люди!

— И… мои! — побелев, простонал сразу севшим голосом Макарычев. — Что ж там будет-то? Они же сейчас перебьют друг друга!