— А вы? — поднял голову Пастух.

— Мы поняли, что можно уходить, — сказал Трубач. — Уж если знают, где наше место сбора, — значит, без вас не обошлось. Мы вылезли на крышу, спустились через другой подъезд, ну и… — А что мне было делать? — глухо спросил Семен. — Ты приказал мне принять командование — я принял. Что бы ты делал на моем месте?

— Исполнял бы приказ и уводил подчиненных.

— Ну вот так я и поступил. Но когда мы еще сидели и ждали вас на крыше, поступил еще один пейдж.

Сергей нажал кнопочку прокрутки сообщений на дисплее. Там значилось:

«00.47. Кубинка умерла. В Голицыне сломаете шеи. Встреча сегодня не позднее 21.30 у Валерия Павловича. Подарок у Руслана. Выбирайтесь любой ценой».

— Еще чудней, — сказал Пастух. — Положим, «Валерий Павлович» — аэродром в Чкаловской. Это еще понятно. А что дальше?

— В вагоне нам успели назвать Кубинку, — сказал Док. — Это уже их прокол.

Значит, с Кубинки они в любом случае действовать не будут. И нас кто-то предупреждает и перенацеливает на Чкаловскую.

— Точно! — сказал Пастух. — Другого ответа нет.

— Но вы ведь тоже должны были получить это сообщение, — сказал Трубач. — На ваши пейджеры.

— На наши последний сигнал не прошел, — ответил Пастух. — Мы в это время сидели в машине дяди Кости. А там такая радиозащита… Не вылетит, не влетит.

Значит, вам пришел приказ выходить на встречу в Быкове. И новое указание, что работать надо вместо Кубинки с Чкаловской. Причем и там и там надо быть практически в одно и то же время. Так что будем делать, господа офицеры, давайте решать.

— Либо у них самих — неувязка, либо кто-то в курсе дел обеих групп и знает все коды и пароли, либо… — Тут Артист осекся и замолчал.

— Либо кто-то третий, — сказал Трубач, — нарочно решил запутать нас, сбить с толку и тем самым вывести из игры.

— Однако, похоже, этот кто-то, — заметил Док, — за прошлую ночь минимум дважды спас нас от смерти. Это факт.

Пастухов мельком глянул на часы.

— Двенадцать сорок восемь. За оставшиеся часы мы должны принять единственно верное решение.

— Думать нечего. Придется разделиться, — вздохнул Перегудов. — Троим ехать в Быково, троим — на Чкаловскую. Другого пути просто нет.

— Веселенький вариант, — сказал Муха. — К тому же и там и тут мы нужны вшестером. Пойдут вопросы — где остальные? Что отвечать?

— Что-нибудь сочиним, — ответил Боцман, — не впервой.

— Эх ты, сочинитель! — усмехнулся Иван. — Мы имеем дело с серьезными людьми.

Их байками не заморочишь. И потом, одно дело идти в атаку ротой, и другоевзводом. Но, видно, делать нечего… Придется действовать так.

— Отряд, слушай приказ! — объявил Пастухов. — Группа первая: Пастухов, Мухин, Хохлов. Старший Пастухов, за него — Хохлов. Вторая группа: Перегудов, Злотников, Ухов. Старший Перегудов, замещает Злотников. Вопросы есть?

— Принято и подписано, — кивнул Иван.

— Разлучаться неохота, — поморщился Мухин. Остальные промолчали.

— Ну а кому куда? — спросил Боцман.

— А спички на что? Давайте тянуть, — сказал Иван.

Роберт Николаевич Стенин, месяц назад назначенный новым генеральным директором НПО «Апогей», в этот июньский день приехал на работу около восьми утра.

Он уже вполне освоился в кабинете своего бывшего начальника, академика Черемисина, и чувствовал себя в нем превосходно. Сколько лет мечтал он о том, чтобы возглавить фирму! И вот сбылось, осуществилось.

Наследство после Черемисина ему досталось огромное — прославленное на весь мир особое конструкторское бюро, мощнейшая экспериментально-лабораторная база, монтажно-сборочные цеха, испытательный полигон… Отношения Стенина и Черемисина были, что называется, непростые.

Блестящий конструктор и инженер, чье имя вошло во все энциклопедии, создатель нескольких поколений лучших ракетных двигателей, Андрей Терентьевич был человеком настроения и вдохновения. Он терпеть не мог работы административной, всякой хозяйственно-организационной рутины, всего того, в чем его первый заместитель, профессор Стенин, оказался куда способнее, он в этом был как рыба в воде.

Не сговариваясь, они поделили обязанности, и много лет отлично дополняли друг друга. С радостью свалив на своего первого заместителя массу мелких и нудных проблем, академик всецело отдался работе над последним и самым дорогим своим детищем — гигантским жидкостным двигателем нового поколения. А Стенин надежно и безропотно тащил свой тяжелейший воз. В вопросы научные, инженерные, конструкторские он вникал лишь в той мере, в какой это требовалось, чтобы обеспечить бесперебойную работу всех служб, отделов и подразделений объединения.

По сути дела, он был исполнительным директором комплекса с огромными правами, возможностями и полномочиями, и если бы не наступление новой эпохи и новых отношений, возможно, так продолжалось бы еще очень долго.

Но ход истории переменил все. И в новой эпохе Стенин почувствовал себя иначе. Он понял: наконец-то пришло его время. Время людей его склада, его устремлений.

Стенин не сомневался: эпоха энтузиастов и старомодных романтиков вроде Черемисина приказала долго жить. То положение, которое еще недавно устраивало всех, в том числе и его самого, мало-помалу стало казаться Роберту Николаевичу абсурдным и нестерпимо-тягостным. Вздорный старик Черемисин со своими иллюзиями и абстрактными принципами все сильнее мешал делать то, что Стенину казалось совершенно необходимым и неизбежным.

Надо было переоснащать и переориентировать весь комплекс, ставить его на новые рельсы согласно новым задачам, которые напрашивались сами собой и диктовались временем.

Положение «Апогея» осложнялось день ото дня. Ни Министерство обороны, ни Главкосмос уже не могли быть теми надежными заказчиками, которые десятилетиями обеспечивали работой многотысячный коллектив.

Надо было придумывать что-то новое, современное, чтобы каким-то образом избежать разорения и участи банкротов. Пришла эра торговли, и, значит, надо было учиться торговать.

Но Андрей Терентьевич, мудрец и светило науки, об этом и слышать не хотел.

И сам того, разумеется, не желая, вел возглавляемый им «Апогей» к скорой и верной гибели.

Это была проблема проблем, из-за которой и без того непростые отношения двух первых руководителей объединения обострились и испортились вконец. Мало кто знал об этом. На людях они были, как всегда, предельно вежливы и корректны друг с другом, хотя конфликт двух идеологий, двух политик не мог не привести к решительному столкновению.

Черемисин и в самом деле не знал, как в сложившейся ситуации вытащить из трясины созданное им предприятие.

Он привык к тому, что правительство всегда и без промедления давало все, а то и сверх требуемого, тем, кто, как писали советские газеты, «крепил могущество Родины, выковывая ее ракетно-ядерный меч». И вот внезапно это благоденствие кончилось. Заказы сокращались, закупки Минобороны отменялись и в конце концов почти прекратились. Все останавливалось, замирало, приходило в упадок и запустение. Но все равно, несмотря ни на что, Андрей Терентьевич отвергал идеи и предложения своего первого заместителя. Он считал их не просто ошибочными, но пагубными и вредными для всей национальной ракетной отрасли в целом.

Предвидя надвигающееся столкновение и разрыв, Роберт Николаевич решил искать поддержку и опору