– Президента Кеннеди, выступающего с речью! И если бы только его! По бокам стоят Митч Миллер со своим бэндом. Всякий раз, как Кеннеди пытается что-то сказать, Митч Миллер и Ганг подпевают ему хором.
Ого! Это не к добру, должно быть, я теряю рассудок!
– Все в порядке, главное, не надо нервничать. Постарайтесь сохранять хладнокровие и слушайте меня, хорошо? Вы не можете потерять рассудок. И не теряйте присутствия духа. Вы находитесь на первой дорожке стороны А альбома «Пой вместе с, JFK». Песня называется «Begin The Beguine». Вам понятно? Вы слышите меня?
Вы на пластинке. Понимаете? Алло?!
Ответа не последовало.
Только всхлипывания. Бедняга рыдал.
– Алло?!! – завопил я.
– Где же я? Здесь все так странно, я больше не хочу, не хочу здесь оставаться. Мне здесь не нравится. – Мужчина явно разговаривал сам с собой, его душили слезы. Меня он уже не слышал. – О господи, куда же меня занесло?
Телефон отключился.
Я замер, сжимая потерявшую дар речи трубку.
– Что стряслось? – взволнованно спросила девочка, – Похоже, он сообразил, где находится?
Что я мог ей сказать?
Как объяснить такое восьмикласснице, окруженной психоаналитиками: мамой, папой, дедом и бабкой?
– К несчастью, он находится в таком состоянии, что не может взглянуть правде в глаза.
Он взрослый, в конце концов, человек. Не беспокойся, думаю, больше он не станет досаждать тебе звонками.
Девочка заулыбалась. Несомненно, через год она станет намного симпатичнее.
– Большибус спасибус, господин Учителибус.
Запихнув телефон в ранец, девочка вскочила.
– Господин Учитель, можно задать вам вопрос?
– Конечно.
– Вот о нем. – Она показала на песика Снупи из комиксов про Чарли Брауна, нарисованного на ранце.
На этой фабричной картинке Снупи дремал на крыше своей конуры.
– Почему у него в конуре висит полотно Ван Гога?
– Прости, но я действительно не имею понятия, – ответил я.
Огорошив меня таинственной загадкой, девочка отправилась на поверхность земли.
Предполагаю, что она обязательно напишет стихотворение годам к шестнадцати- семнадцати. И нет никаких сомнений, что посвящено оно будет телефону и что человек на другом конце провода будет молодым человеком, который никак не может сообразить, существует ли он вообще.
Будь что будет, Чарли Браун!
Не потому ль и Снупи любит «Ночное кафе»?
У меня не было никакого представления и о том, какую плату брать с учеников «Поэтической Школы». И каким образом ученики должны делать взносы за обучение. Иногда все, что я получаю, – это мороженое.
Случай с этим мальчиком был и вовсе дремучим. Все, чем я был способен ему помочь, не стоило больше порции мороженого.
Мальчик водрузил на стол тяжелую связку книг. Здесь был «Астрономический альманах», «Подробный перечень постоянных звезд», «Снимки звезд двухсотдюймовым телескопом Маунт-Паломарской обсерватории», «Львы Марса» Урсулы Ле Гуин, пачка «Обследуемых форм солнечных пятен» и «Метеоры Леониды» Ромена Роллана. Последняя книга была, очевидно, куплена по ошибке.
– Я хочу написать поэму.
– Видимо, посвященную наблюдению за звездами? Парень выпучил глаза. Я сразу угодил в цель.
– Господин Учитель, вы что – телепат?
– Конечно.
Мне польстило столь высокое мнение о моих способностях.
– Хотите мороженого? – спросил мальчик.
– Само собой.
Парень по пути купил два мороженых – одно для себя, другое для меня. Ванильное и шоколадное. Я отдал предпочтение шоколаду.
– Только дело в том, что я не знаю, как ее написать, – сказал мальчик, лизнув свое ванильное.
– Пиши все, что хочешь, – отозвался я, лизнув шоколадное.
– Но существуют разные формы, типы обращений, так ведь? Например, какой выбрать стиль: разговорный или традиционно литературный, писать белым стихом или регулярным, с рифмой или без, и в какой форме – например, сонет? И при этом не переусердствовать со сравнениями, не так ли, ведь как сказал поэт Ган Танига-ва: «Мой внутренний Царь Момента мертв». Разве не следует принимать во внимание все это? – спросил ванильный мальчик.
Ох-хо-хо, призадумался я. Тяжелое положение. Ванильный малыш начитался того, что называют поэтикой и литературоведением. Или он не знал, что весь этот хлам следует читать в зрелом возрасте, еще лучше – в старости, когда люди, как правило, уже или ничего не пишут, а только пережевывают, или дописались до того, что уже не придают этой терминологии никакого значения.
– Ладно, давай-ка вот что, – начал я. – Все, что ты считаешь стихом, – стихом и является. Даже если другим нечто представляется стихом, это не стих, если ты это стихом не считаешь. Знаешь, кто меня этому научил?
– Нет.
– Марсиане. Они взяли меня на свой базовый корабль и учили меня там.
Ванильный мальчик так и прилип к стулу.
Он впервые встречался с человеком, имевшим тесные контакты третьего рода.
Ванильный мальчик проникся ко мне таким доверием, что даже показал свои записи наблюдений за звездным небом Он занимался этим делом с трех лет.
– Теперь это все – стихи, – сказал я.
Домой он ушел в восторженном состоянии. А почему бы нет? Парнишка просто узнал, что все, чем он занимался всю свою маленькую жизнь, было стихотворчеством.
Записи наблюдений звездного неба ванильного мальчика выглядели примерно так:
Обследования Млечного Пути, ведущиеся при помощи театрального бинокля:
(1) Средняя скорость Млечного Пути, измеряемая в течение года, – шесть узлов в час.
(2) В период с июня по сентябрь случалось множество дней, когда скорость достигала пяти узлов. Подозреваю влияние дождей.
(3) За февраль, с другой стороны, скорость значительно упала. Было несколько дней, когда Млечный Путь полностью останавливался при наблюдении в бинокль. Видимо, потому, что внешняя поверхность примерзает. И все же, если прикрепить ортоскопическую пятимиллиметровую линзу от очков к моему пятнадцатисантиметровому телескопу-рефлектору, видно, что звезды очень медленно плывут под ледяной коркой.
(4) Как сообщает «Альманах науки», средняя годовая скорость Млечного Пути в 1500 году по западному летоисчислению была равна пяти узлам.
– Зовут Вергилием, но друзья называют меня Марон, – сказал «Холодильник».
Трехдверный холодильник фирмы «Дженерал моторс» с испарителем стоял передо мной.
Я слушал его рассказ, испытывая чрезвычайное волнение.
