– Может, для собак?

– Со-сомневаюсь.

Тогда для шлюх. Вроде той, как ее, не поиню звали, которую еще предок Баскервилей трахнуть хотел, а она сбежала, и потом их обоих демоническая собака загрызла.[80] Помнишь?

– По-помню. Ладно, давай, хватит болтать. А то я тебя ей Богу, брошу…

– Не бросишь, ты хороший.

– Это я дома, на диване хо-хороший. А тут, я сам не-не знаю, какой я…

– Ладно, давай, подсаживай.

Перед тем, как лезть наружу, Армеец подтянулся на руках, просунул голову в форточку и убедился, что во дворе относительно тихо. Откуда-то, вероятно из окна, доносились пьяные вопли, под аккомпанемент надрывающегося из динамиков Киркорова. Певец обещал своей Зайке сесть в тюрьму, если та чего-нибудь спионерит, видимо в благодарность за то, что вытащила его на вершину пирамиды отечественной попсы. Головорезам Витрякова было очень сложно перекричать эстрадного исполнителя, ведь он на всю катушку использовал фанеру, а они обходились живыми голосами. Тем не менее, никто из бандитов не пробовал убавить громкость. Эдик решил, что им с Андреем это только на руку. Машины, на которых приехали головорезы, дремали во дворе, по форме напоминавшем подкову, уткнувшись радиаторами в стены, как лошади у коновязи. Не было заметно ни часовых, ни даже сторожей. Видимо, бандиты полагали, что им некого бояться в бандитской стране, кроме других бандитов, а вороны, как гласит поговорка, не клюют друг другу глаз. Убедившись, что путь открыт, Армеец подсадил Андрея и тому, правда, с превеликим трудом, все же удалось протиснуться в окошко. Эдик последовал за ним.

– Куда теперь? – задыхаясь, прошептал Бандура. Они распластались по земле, словно два диверсанта, собирающиеся пересечь госграницу.

– Во-он туда, – Эдик показал рукой в том направлении, где двор плавно переходил в поле. Там, почти в полной темноте, виднелся силуэт машины, о которой говорила Мила Сергеевна. Ее нельзя было спутать ни с какой другой. Это было бронированное трехосное чудовище, покоившееся на больших вездеходных колесах грузовика повышенной проходимости. Броневик и внешне напоминал ЗИЛ-131 или УРАЛ, только обшитый толстыми стальными плитами с прорезанными в них бойницами. Среди прочих, припаркованных во дворе автомобилей он казался носорогом, по ошибке приблудившимся в конюшню. Андрей немедленно узнал машину, потому что в Венгрии, в полку, где служил отец, была пара таких.

Вау! – не удержался Бандура. – Это ж БТР-152![81] – у него возникло такое ощущение, будто он встретил старого надежного друга.

– По-потише ты! – взмолился Армеец. – У-слышат – будет тебе вау. И мне тоже. Что, знакомая конструкция?

– Ага. – Правда, там, в Южной группе войск, бронетранспортеры вроде этого имели на крыше множество антенн, поскольку служили передвижными пунктами управления, тот, который они собирались захватить, был снабжен башней с двумя устрашающего вида пулеметами, которые оттуда торчали. Пулеметы представлялись Андрею куда привлекательнее разных антенн, тем более, он понятия не имел, с кем связываться по рации. Ну, не с Поришайло же…

– Во-вот и хорошо, что знакомая. Покажешь, как управлять.

– А ты что, в армии не служил? – несколько растерялся Андрей.

– Я-то – служил, – обиделся Эдик. Только в авиации.

– Ты не говорил, что летал.

– А я и не летал, между прочим. Я ри-рисовал схемы пролета са-самолетов в штабе воздушной армии. На-на большом таком стекле. Сзади на перед. Чтобы генералам на п-противоположной стороне было удобно читать. Мо-может видел?

– Ага, в каком-то старом фильме про то, как классно быть солдатом. Ладно, разберемся, как-нибудь, – заверил Бандура, сомнения которого по поводу транспорта, предложенного госпожой Кларчук, испарились, как только он разглядел сам транспорт. – Не думаю, что управлять этим гробом сложнее, чем Валеркиным джипом.

При упоминании Протасова Армеец сник. Андрей этого не заметил. Приятели в обнимку, поскольку самостоятельно Андрей передвигаться не мог, отправились к бронетранспортеру, стараясь держаться в тени, отбрасываемой другими машинами. Хоть большинство из них были подержанными джипами японского и германского производства, приятели обращали на них не больше внимания, чем на «Украины», которые сельские жители беспечно оставляют у крылец продуктовых лавок. Нельзя сказать, что у них получалось двигаться бесшумно, как двум ниндзя, хоть они и старались изо всех сил. Благо, веселье в особняке вошло в такую стадию, когда его участники не слышат даже соседа по столу. Киркорова сменила какая-то женщина, распевавшая про какого-то милого бухгалтера, неожиданно-негаданно выдвинувшегося в герои нашего времени вместо ветеранов-афганцев и ликвидаторов аварии на ЧАЭС.

Им потребовалась четверть часа, прежде чем они очутились у броневика. Пока Эдик пытался открыть тяжеленную угловатую дверь из одного согнутого листа металла, Бандура в изнеможении сполз на землю, цепляясь здоровой рукой за бугристое колесо. Он совершенно выбился из сил, гипсы сковывали движения, будто цепь с ядром на ногах каторжанина. Переведя дыхание, Андрей потянул носом. От машины пахло резиной и бензином, наверное, ее действительно недавно заправили.

– Эй, эй?! – забеспокоился Эдик, – ты ку-куда?!

– Дай посидеть, не гони лошадей.

– Дома насидишься.

– Кстати, а где твоя женщина? – спросил Андрей, вспомнив слова приятеля о том, что Мила Сергеевна будет дожидаться их у машины. Как ему вести себя с ней, он пока не решил, впрочем, интуиция подсказывала, что она вряд ли появится.

– Мадемуазель?! – свистящим шепотом позвал Эдик, – эй, мадемуазель?! Вы где?!

– Сейчас эти уроды услышат про бабу, и полетят сюда, как мухи на говно, – предупредил Андрей.

– Г-где же она? – не унимался Эдик. Ему хотелось отплатить добром за добро.

– Оставь это. Сматываем удочки.

– Так не го-годится, – уперся Армеец. – Надо дождаться даму.

– Не придет она, – заверил Бандура.

– О-отчего это?

– Можешь не сомневаться, она уже далеко. Хотя, я не удивлюсь, что она преспокойно наблюдает из окна за тем, как мы уматываем. Как только мы устроим шум, и вся орава увяжется за нами в собачью свадьбу, она преспокойно выйдет, выберет машину по вкусу, и уедет. Как тебе такой вариант?

– З-звучит п-правдоподобно, – уныло протянул Эдик.

– Не быть тебе генералом. Все, пошла она к черту. Помоги мне забраться внутрь.

– Кстати, ты с-сказал, что мы бу-будем шуметь? – спросил Эдик, подавая Андрею руки. – Это де- действительно так?

– А ты полагаешь, эта балалайка за-заведется тихо, как шестисотый «мерин»?

– Не-нет. Я так не думаю. А что мы будем делать, ко-когда эти па-парни выбегут на з-звук мо-мо- мотора?

– Как что, Армеец?! Не задавай глупых вопросов. Мы их всех перестреляем из тех вон пулеметов, что стоят на крыше этого бронированного корыта. Как тебе мой план?

Бледное лицо Армейца свидетельствовало в пользу того, что план этот ему не по душе. Но, он не стал перечить.

– За-завораживает, – сказал Эдик кисло.

– Тогда по коням.

– Браво, Вацик! Сделай еще разок, на бис. Я, б-дь на х… смотрю, вы меня тут по полной программе оплакиваете…

– Леня, – начал Бонифацкий, как только к нему вернулась способность говорить, – Леня… это не то, что ты думаешь, партнер.

Значит, партнер? – уточнил Огнемет таким голосом, после которого обычно дают в физиономию либо вообще стреляют. Правда, Боник с некоторым облегчением отметил, что при Лене нет огнестрельного