просишь, к чему! Завтра тут будет милиция. Это раз. Хотят они того или нет, им придется реагировать на ту небольшую войну, которую устроил в горах с утра этот кретин Витряков. Коза эта, опять же, то есть, Мила Сергеевна, я хотел сказать, к часикам девяти добежит до телефонного автомата. Или, до отделения милиции, а они, как ты понимаешь, куплены далеко не все. Да мало ли что еще может случиться? Взбредет перепившимся дружкам Витрякова поискать тебя здесь, если они, в ближайшее время не попадают под столы, или этот кретин Завик не привезет им шлюх, а судя по тому, что его до сих пор нет, что-то у него случилось, понимаешь?
– Искать меня? – немного удивилась Тома. – Зачем?
– Не задавай глупых вопросов, ладно? Зачем? Затем, что они, перепившись, не имеют обыкновения ходить по библиотекам, вот почему! Им нужна баба, чтобы, прости меня, отпетрушить. К сожалению, ни мне, ни Огнемету ни пришло в голову обзавестись комплектом силиконовых женщин, так, на всякий пожарный случай, вроде того, что сейчас настал, и ты единственная в радиусе километров пятидесяти, наверное, у кого есть то, что им надо. Так что я, на твоем бы месте, не стал расхолаживаться, не уверен, что смогу вразумить их, если они окончательно слетят с катушек, а они, кажется, уже слетели, Тома. – Боник умолк, переводя дух. Тамара, оставив его член в покое, подлила им в бокалы вина.
– Знаете, из-за чего меня бросил муж? – спросила она, передавая ему фужер.
– Ты не рассказывала, – сказал Бонифацкий, немного успокаиваясь. – Да я и не спрашивал. Так из-за чего?
– Мой благоверный, в отличие от вас, Вацлав Збигневович, вы уж простите, был большим любителем экстрима, – сказала Тамара, смакуя вино. – Нет, вы не подумайте, он не прыгал с парашютом с Ай-Петри, а с какого-нибудь моста на резинке, которая называется…
– Банджо, – подсказал Бонифацкий.
– Да-да, именно так. Он не карабкался на небоскребы, как это делают те ребята, которых любят показывать по телевизору, а потом их хватает полиция. Не ползал по пещерам, нет, ничего такого. Он был, – продолжала она под его заинтересованным взглядом, – мелким сексуальным экстремалом, скажем так. Не знаю, были ли у него другие женщины, и, если были, вытворял ли он с ними нечто подобное. Но, со мной вытворял.
– Чем же он заставлял тебя заниматься? – заинтересовался Бонифацкий.
– Ничем криминальным, вы не подумайте, – продолжала Тамара, не выпуская из ладони его вялый член, несколько напоминающий дохлую рыбку из аквариума. – Он не таскал в нашу супружескую постель своих дружков, и не заставлял меня заниматься этим с другими женщинами, делая вид, что я просто без ума от лесбийских забав, как будто мне снова пятнадцать. Нет, этого не было. Просто, на каком-то этапе, примерно года через полтора после свадьбы, ему опостылел секс в нашей супружеской кровати.
– Он начал тебе изменять?
– Нет, зачем же? – удивилась Тамара. – Просто, его, видите ли, потянуло на свежий воздух. И он потащил меня за собой.
– Ах, на свежий воздух… – сказал Бонифацкий, подумав, как зябко, должно быть сейчас на улице.
Мы начали с кухни, – продолжала Тамара, – продолжили гаражом. У нас в Алуште был маленький частный домик, с пристроенным сбоку кирпичным гаражом. Не скажу, что меня здорово заводило, когда я давала ему на его старом мотоцикле «ЧеЗет»,[78] который там стоял, но он был в восторге, уверяю вас.
– Романтика, – промолвил Бонифацкий не очень уверенно, наблюдая за ее опытной рукой, предпринимающей всевозможные движения, вращательные, поступательные и другие разные. Ему стало приятно, хоть торжествовать было рано, естественно.
– Да, мне не нравилось заниматься с ним сексом в гараже, тем более, что там было довольно грязно, пахло бензином и водились крысы. Правда, в гараже мы оставались недолго, у него возникли новые идеи.
– Какие же? – заворожено спросил Бонифацкий.
– Ох, Вацлав Збигневович, где мы только этим с ним не занимались, – сказала Тамара, и, на минуту оставив шефа в покое, до краев наполнила бокалы. – Скажу, не поверите. Как я уже говорила, у него был старенький мотоцикл, на котором он пристрастился меня иметь в гараже. Кстати, как ни странно, верхом на мотоцикле – довольно удобно, когда он, конечно, стоит.
– Вы занимались любовью на ходу? – вскинул брови Бонифацкий.
– Нет, зачем же? На мотоцикле мы исколесили весь Крым. Он подыскивал подходящие, по его разумению, естественно, места, возбуждавшие его, когда к ним прилагалось мое тело. В качестве эротического довеска.
– А, – протянул Вацлав Збигневович, улыбаясь. – Теперь я понял. Тома, я открываю в тебе новые стороны.
– Да, – согласилась она. – Мы с ним тоже – много чего открыли, за пару лет. Наверное, его возбуждала сама мысль о том, что нас могут застукать, как подростков, занимающихся чем-то предосудительным. В квартире – ничего такого не было, по-моему, со временем он там вообще ничего не мог. Кроме того, в соседней комнате постоянно торчала его бабушка, и у нее были уши от слона. Бабушка, конечно, тоже могла подсматривать и подслушивать, но, его это, к счастью, не возбуждало. А то, знаете ли… Другое дело – пляж, лесополоса или, например, пожарная лестница жилого дома. Знаете, например, та ее часть, что ведет на крышу, к лифтовым помещениям.
– Да уж, – протянул Бонифацкий, вспомнив свой первый и последний опыт занятия сексом на природе. Ему тогда не было и восемнадцати, его партнерша была младше на два года. Они отправились на старое кладбище, давным-давно превратившееся в нечто вроде заброшенного парка, твердо зная, чего хотят друг от друга. И довольно долго блаженствовали, действительно испытывая весьма острые ощущения, пока Боник, находившийся позади девушки, опиравшейся руками о слегка покосившийся замшелый мраморный обелиск, неожиданно не почувствовал, что на них кто-то смотрит. А, вскинув голову, увидел, метрах в десяти, буквально за парой обветшавших оград здоровенного заросшего щетиной бугая со спущенными штанами, который, не отрывая от них жадных глаз, бешено орудовал таким инструментом, что у Вацика перехватило дыхание. Он, помнится, громко закричал, от неожиданности и ужаса, чем чуть ли не до смерти напугал свою партнершу. Потом они бежали из парка, поправляя одежду на ходу, и им еще здорово повезло, как он думал тогда, и продолжал думать теперь, что они так легко отделались. Могло быть гораздо хуже. Больше Боника на природу никогда не тянуло, он предпочитал комфортабельные, уединенные помещения, снабженные душевыми, кроватями и дверями с надежными запорами.
– Один раз, – продолжила Тамара, допив вино, – наверное, спустя полгода, как я родила ему второго сына, мы отправились в окрестности Орлиного гнезда. На его еле живом мотоцикле. Там тогда было полно уединенных мест. Захватили выпивку и еду в кошелке, с детьми осталась моя мама, она как раз приехала в гости.
– И что же случилось потом? – спросил Бонифацкий.
– Ну и, не знаю, как он, а я получила сполна этого экстрима, который он искал. Рано или поздно что-то такое должно было произойти. Нас таки застукали, когда мы занимались этим, плотно перекусив и выпив по бутылочке пива.
– Милиция? – предположил Бонифацкий заворожено.
– Если бы, – вздохнула Тамара. – Они неожиданно вышли из зарослей, человек десять, быть может, даже больше. Я, если честно, сбилась со счета. Потом. Они дали моему благоверному по ушам, просто так, чтобы мы поняли – это не шутка, а затем объяснили нам, в двух словах, что им от меня требуется, чтобы мы смогли разойтись.
– От тебя?
– Ну, естественно, от меня! Чего им было добиваться от моего дурака-мужа? Мотоцикл, как вы, наверное, понимаете, Вацлав Збигневович, их не очень-то интересовал. Тем более, на нем не уедешь вдесятером, верно?
– Они тебя изнасиловали? – догадался Бонифацкий, испытывая какое-то странное, немного болезненное любопытство.
– Не совсем так, – сказала Тамара. – Мне предложили отдаться добровольно, пообещав, что в противном случае, если я упрусь, обязательно изнасиловать, а потом и убить. И меня, и его. Будь хорошей