– Мне нужно еще кое-куда заглянуть. Встретимся у машины.

– А она не заперта? – спросил Армеец. Женщина покачала головой, – вы когда-нибудь видели броневики на сигнализации?

– Нет, – честно признал Армеец.

– Ну вот. Ключи тоже не понадобятся. Там… черт, из головы вылетело, как эта штука называется?

– Кнопка стартера, – догадался Армеец.

– И больше я ее не видел, – сказал Армеец, помогая Андрею подняться.

– Значит, это она дала тебе ключ от дверей и рассказала, где меня искать? – Андрей поморщился, опираясь на плечо товарища. – И она же предложила воспользоваться бронетранспортером, который якобы заправлен и, к тому же, с пушкой на крыше?

– Со-совершенно верно, – подтвердил Эдик, поддерживая приятеля обеими руками. – А что не так? Этот броневик я сам видел сегодня в горах. Он на ходу, это точно. Тебя что-то с-смущает?

– Я, наверное, знаю, кто она… – пробормотал Бандура.

– И кто же? – машинально спросил Армеец, думая о том, что если даже первые шаги даются им с таким трудом, о спасении бегством и речи нет, если только это бегство не будет, что ли, моторизованным. А коли так, то бронированный вездеход с парочкой пулеметов, – как раз то, что требуется, пока им не удастся проникнуть в более цивилизованные места. Там они подыщут другие «колеса», не так бросающиеся в глаза. Андрей, тем временем, размышлял о том, что Армеец, в отличие, скажем, от Атасова, не посвящен в его маленькие тайны, и понятие не имеет, кто такая Мила Сергеевна. Следовательно, и дальше сможет преспокойно обойтись без этой информации.

– Так кто она? – сказал Эдик.

– А, не бери дурного в голову.

– Ка-как скажешь…

– Вот так, – удовлетворенно отметила Тамара и легко подтолкнула его в грудь, заставив опуститься на лежак навзничь. Боник отметил, что они незаметно поменялись местами. Его это вполне устраивало, в создавшихся обстоятельствах. Тома уселась на него верхом, словно наездница- амазонка из древнегреческого мифа. Боник вцепился ей в талию, оставляя пальцами белые оспины на нежной коже. Вцепился так, словно опасался, что чувство драйва, которое она ему вернула с таким трудом, в противном случае ускользнет. На секунду он вообразил себе, каково доведется его партнерше, если до нее доберутся бандиты Витрякова, и эта шальная мысль даже укрепила ему функцию либидо. Он поплыл на этой волне, впрочем, плавание длилось недолго, натолкнувшись на каменную запруду. Возвратно-поступательное движение Томы было прервано громовыми ударами. В дверь заколотили так, что Вацлаву Збигневовичу с перепугу показалось, бьют прямо по голове. На мгновение Тома и Боник застыли, как актеры третьесортного порнофильма по команде режиссера.

Последние пять часов Мила провела в библиотеке. Вообще-то, она любила читать, по нынешним искривленным меркам, сложившимся после того, как телесериалы победили книги, а видеокассеты изгнали их с книжных полок, госпожу Кларчук, пожалуй, можно было даже назвать заядлой читательницей. Дома у Милы Сергеевны была собрана приличная коллекция книг. Когда она училась в школе, то частенько захаживала и в школьную, и районную библиотеки, и далеко не только затем, чтобы передрать из написанной высоколобым критиком книги пару абзацев для школьного сочинения о взаимоотношениях Му-Му и Герасима с фрейдистской точки зрения. Милу в библиотеках знали в лицо. В общем, она любила книги.

Но, это, конечно же, не значило, что госпожа Кларчук погрузится в чтение, очутившись в библиотеке, которую превратили в темницу. В ее положении даже законченный сладкоежка не притронулся к стеллажам с конфетами, если б его заключили, например, в кондитерской.

Как только двое здоровяков, Мила подозревала, что оба служат телохранителями Бонифацкого, втолкнув ее в помещение, захлопнули дверь, Мила Сергеевна принялась мучительно размышлять, как бы ей сбежать. Ничего путного не приходило в голову. Все три выходившие на горы окна были снабжены надежными решетками, уходя, бандиты заперли дверь на два ключа, причем замки были явно не из тех, что открывают шпилькой от волос. Тем более, что у Милы Сергеевны не было ни соответствующих навыков, ни шпильки, только футболка, тонкий джемпер и спортивные брюки, надетые на голое тело, потому что обещанное Бонифацким белье ей так и не принесли, Вацлав Збигневович об этом наверняка просто забыл, занимаясь своими проблемами. Их у Боника хватало весь день. Мила наблюдала за тем, как они нарастают из окна, которое, хоть и выходило на горы, позволяло разглядеть участок дороги, ведущей в усадьбу. С утра по ней то туда, то сюда рыскали автомобили, двор и особняк то наполнялись невнятным гулом голосов, то замирали, до следующего раза. Мила знала о дне рождения Витрякова, но происходящее нисколько не походило на праздничную суету, даже принимая в учет зловещую фигуру именинника (юбиляра?). Время от времени до нее доносились откровенно зловещие вопли, свидетельствовавшие, там, за стенами, творится нечто из ряда вон. Тогда она снова пробовала на прочность то решетки, то засовы, снова и снова убеждаясь, бегство – не по ее зубам. Возможно, если бы к ней подсадили Ивана Поддубного, она бы уговорила его раздвинуть стальные прутья, и он бы справился с этим играючи. Гичин Фунакоши так же легко проломил бы для нее дверь пяткой или локтем, а обаятельный медвежатник Генрик Квинто из замечательного фильма «Ва-банк» открыл каким-нибудь компактным воровским инструментом, который бы извлек из своей замечательной тросточки.[74] Но, под рукой не было ни того, ни другого, ни третьего, а она… Она оказалась бессильна, как ребенок.

Впрочем, у нее было при себе кое-что, над чем бы раньше она наверняка посмеялась, если б кто-то стал утверждать, что это оружие. Изящные маникюрные ножницы, которые ей посчастливилось стащить накануне. Конечно, это было немного, но все же лучше, чем ничего. В продолжение своего многочасового заключения в библиотеке Мила предприняла три попытки применить ножницы вместо ключа, все три окончились неудачей.

В промежутках между этими своими первыми неуклюжими опытами взлома, Мила Сергеевна попыталась перелистать старые книги, которые знала по детству. Сначала она сняла с полки томик из полного собрания сочинений Джека Лондона, это оказались Северные рассказы. Но, с ее рассудком творились странные вещи. Вместо Смока и Малыша, продирающихся через пургу и ледяную крошку на северном склоне гор Маккензи, она почему-то увидела себя, волокущую через безлюдный пляж неподъемную тушу Гриши Любчика. За Смоком и Малышом гнались голодные волки, ее и умирающего милиционера тоже преследовали звери, только на двух ногах, и куда как более опасные. У волков с Клондайка животы прилипали к спинам, голод подстегивал их бичом. Желудки зверей, охотившихся за Милой, переполняла пища, а голод, терзавший их, был несколько иного толка. Это был долларовый голод, утолить который можно, только набив страждущий рот сырой землей. Рассеянно отложив Лондона, Мила Сергеевна перелистала Хаггарда,[75] но и здесь наваждение повторилось. Копи царя Соломона казались ей валютными банковскими счетами Артема Поришайло в оффшорной зоне, а незадачливый вождь Твала, обмишуренный бледнолицыми колонизаторами – полковником УБЭП Украинским, под носом которого эти самые копи, тихо шелестя зелеными, либо слоновьими бивнями, которые еще дороже, поменяли форму собственности. Вернув на место «Копи», Мила Сергеевна, прихватив Майн Рида, пошла с ним к окну, но автомобили уже миновали ту часть дороги, которая была оттуда видна.

Через десять минут Мила вернулась в кресло, оставив книгу на подоконнике, потому что зловещий всадник без головы, напугавший ее когда-то в детстве, напугал теперь еще больше, потому что оказался, в конце концов, не несчастным братом Луизы Пойндекстер,[76] а Леонидом Витряковым. «Цыпа, б-дь на х… иди сюда», – пролаяла своими перекошенными синими губами отрезанная голова, которую Витряков, как и полагалось всаднику-призраку, держал под мышкой. Правда, сидел он верхом на мотоцикле.

Потом Мила провалилась в забытье и проспала, как ни странно, около трех часов.

Из забытья ее вывели торопливые шаги, оборвавшиеся прямо под дверью библиотеки. Она вздрогнула, подумав, что за ней пришли бандиты, и не сразу сообразила, что последние бы наверняка не таились. А зачем?

Мила напрягла слух. Сначала ее ушей достиг короткий металлический перезвон, с которым человек под дверью нащупывал нужный ключ. Затем тот с характерным звуком очутился в замочной скважине, щелкнул язычок, заскрипели петли. Дверь приоткрылась наполовину, в образовавшуюся щель заглянула мужская