патриарха, который будет служить только тебе, и держи его в узде, не давай набрать силу, иначе будешь иметь те же проблемы, что и латинские государи. Но сначала создай армию, дисциплинированную, хорошо обученную и вооруженную. Кто силен, у того и патриарх.

А патриарх у болгар будет, как и у русичей. Это я точно знаю. Только не помню, при каких царях они появятся.

Подходит один из помощников Ивана Асеня и докладывает, что появились первые перебежчики. Это в основном болгары, проживающие в окрестностях Адрианополя.

— Отобранные стрелы и арбалетные болты складывайте отдельно, — приказываю я. — Они нам пригодятся сегодня ночью.

— Все-таки нападем на них? — спрашивает царь Иван Асень.

— Зачем?! — произнес я. — Пусть латиняне и ромеи нападают друг на друга, а мы трофеи соберем.

Во второй половине ночи два наших отряда выдвигаются на исходную позицию. Я веду лучников и арбалетчиков, царь Болгарии — копейщиков. Луна зашла, стало темно. Воины часто спотыкаются, пересекая межи, сложенные из небольших камней. Я не боюсь, что шум привлечет внимание противника. Всю ночь наши только тем и занимались, что привлекали внимание, не давали врагу расслабиться. Уверен, что латиняне выставили усиленные караулы, а те, кто спит, делают это в полглаза, облаченные в доспехи, чтобы сразу вскочить на ноги и вступить в бой. Если прочитали подметное письмо, то союзников опасаются не меньше, чем нас. Ромеи, как сообщили перебежчики, в большинстве своем спят безмятежно. Они поверили, что мы выпустим их живыми. Всего лишь надеются сберечь оружие и доспехи, если удастся вырваться. И то, и другое куплено на свои кровные. Жалко потерять.

Приведенные мною лучники и арбалетчики занимают позицию в тылу врага, рядом с лагерем ромеев, готовятся к стрельбе. У них по несколько ромейских стрел или болтов. Болты длиннее тех, которые используют мои дружинники, и не могут быть вставлены в прорезь гайки, но нашим арбалетом выстрелить их можно. С дистанции метров пятьдесят-семьдесят в кого-нибудь да попадут. Остальное доделают болгары, у которых арбалетные такие же, как у ромеев и латинян, не имеют прорези в гайке и натягиваются вручную или с помощью крюка на ремне, надетом через плечо наподобие портупеи. Я на этот раз взял монгольский лук. Дистанция маленькая. Авось попаду. Я отправляю посыльного к царю Ивану, чтобы известить, что мы на месте, ждем его действий.

Со стороны противоположной той, с какой находится лагерь ромеев, отряд пехотинцев, приведенный Иваном Асенем, атакует лагерь латинян. Болгары подкрадываются тихо, но дозорные замечают их и поднимают тревогу, стуча мечами по щитам и громко крича. В лагере латинян раздаются команды, бойцы занимают позиции. Костры латиняне потушили, так что мне видны только суетящиеся темные тени.

В одну из них я и стреляю, тихо скомандовав своему отряду:

— Начали.

Наши стрелы и болты летят в сторону вражеского лагеря. Сперва их не замечают, потому что все внимание отдано атакующим болгарам. Судя по крикам и звону оружия, сражение идет нешуточное. На самом деле нападает всего сотня копейщиков. Остальные спокойно спят в лагере, чтобы завтра быть свежими, готовыми к бою. Проснулись и ромеи. Они тихо переговариваются, прислушиваясь к шуму в лагере латинян. Наверное, решают, не пора ли сдаваться? Уверен, что сейчас очередная группа ромеев направилась по створу из костров. Лучше потерять оружие, чем жизнь. Постепенно бой затихает. Латиняне еще кричат ругательства и проклятия вслед отступившим болгарам.

Я выпускаю по ним последнюю стрелу и тихо командую:

— Уходим.

Мой отряд под командованием Мончука движется в сторону деревни. Ведет их житель этой деревни. Там они отдохнут до рассвета, а потом пойдут дальше по дороге, пока не выберут удачное место для засады. Я же по дуге огибаю лагерь латинян, чтобы вернуться в свой. Наши враги яростно спорят. Большинство голосов требует наказать подлых ромеев за удар в спину. Нам всегда хватает благородства поверить в подлость другого.

— Это их стрелы и болты! — кричат рассерженные воины. — Надо отомстить!

Обладатель властного голоса пытается урезонить разбушевавшуюся солдатню, но его речь тонет в возмущенных выкриках. Недисциплинированное войско опаснее для своего командира, чем для врагов. Властный голос замолкает. Я слышу, как раздвигают поставленные в круг телеги и арбы напротив лагеря ромеев. С громкими воплями латиняне бросаются на своих бывших союзников. Они не обращают внимания на то, что «изменники» ведут себя, как люди, не знающие за собой вины. Когда противник не сопротивляется, его так приятно убивать. Чувствуешь себя героем. Ромеи, правда, быстро оценивают ситуацию и начинают разбегаться в разные стороны. Темнота помогает им. Оттуда они посылают несколько стрел и болтов в латинян, убеждая последних, что обвинения в измене были не напрасны.

Когда я прихожу в наш лагерь, там уже находятся сотни две ромеев. Один из них, судя по одежде, знатный грек с темными курчавыми волосами, орлиным носом и большим ртом, вокруг которого усы и борода выбриты. Они с царем сидят у костра, и ромей, отхлебывая вино из поданного слугой кубка, возмущенно жалуется Ивану Асеню на коварство латинян. Болгарин кивает головой, соглашаясь с ромеем.

Я подсаживаюсь к костру на седло, принесенное слугой, и насмешливо говорю Ивану Асеню:

— Латиняне напали на ромеев. С чего бы это?!

— Разве их поймешь, выродков?! — в тон мне произносит царь Иван. — Вот Алексей Тарханиот, — кивает он на ромея, — командир ромеев, тоже не может понять, за что на них, спящих, напали?! Говорит, что он и его воины готовы завтра отомстить за подлое нападение.

— Дадим им такую возможность, — соглашаюсь я и беру поданный слугой бокал с вином.

Стоит нам с царем хоть на минуту присесть, как слуга сразу подает вино. Это уже пожилой мужчина с вытянутым лицом почти без подбородка. Ему еще в молодости отрезали язык. За что — рассказать не может. Наверное, за это похвальное качество его и взял в слуги отец царя, тоже Иван Асень, которым сын очень гордится и называет Старым Асенем.

— Это Александр, князь Путивльский, — представляет меня болгарский царь.

— Тот самый, что взял сарацинский город? — спрашивает Алексей Тарханиот.

— Видимо, да, — отвечаю я, приходя к выводу, что отсутствие средств массовой информации абсолютно не влияет на скорость распространения слухов.

— Говорят, ты защищал Константинополь, — продолжает знатный ромей.

— Это было не самое удачное сражение в моей жизни, — молвил я.

— Для моего отца оно было последним, — сообщил Алексей Тарханиот.

Я не стал спрашивать, что заставило его воевать на стороне убийц отца.

— Иоанн Дука Ватацес неплохо справляется с латинянами. Наверняка ему нужны толковые офицеры, — подсказываю я.

— Я уже думал об этом, но граф Генрих обещал мне имение, — рассказал ромей. — Теперь граф погиб, а его вассалы подло напали на нас. Отомщу им и уеду к Вацатесу.

На рассвете латиняне, бросив арбы и большую часть награбленного, снялись и с небольшим обозом из телег, нагруженных, видимо, тяжело раненными и самым ценным имуществом, начала отступать в сторону Адрианополя. Они разделили свой отряд на две части. Одна, меньшая, в которой были и легко раненые, шла впереди обоза, вторая, более боеспособная, — позади. Рыцари и сержанты ехали сразу за обозом. Наверное, чтобы иметь возможность помочь обеим частям отряда в случае необходимости. Надо признать, командир у них толковый. Такого нельзя отпускать живым.

О чем я и сказал царю Ивану Асеню, который ехал рядом со мной:

— Мы слишком многому научили этих. Такие знания не должны попасть на вооружение остальным латинянам.