Подплывая к Путивлю я впервые в эту эпоху почувствовал, что возвращаюсь домой. Может быть, потому, что впервые отсутствовал так долго. Впрочем, еще в двадцатом веке я заметил, что начинаю воспринимать купленное жилье, как свой дом, только года через три-четыре. Умом понимал, что оно мое, но первое время казалось, что я всего лишь арендатор.

Войдя в устье Днепра, мы выпустили белого почтового голубя, на крыльях которого угольком нанесли по три полоски, которые обозначали, что потребуются три ладьи для перевозки добытых трофеев. Второго голубя отправили, когда добрались до острова Хортица. У меня были большие сомнения по поводу голубей. Я читал, что они были надежнее российской почты, но мало ли что пишут?! Обычно в жизни всё оказывается не совсем так, как написано в книгах. Взял их, скорее, из любопытства. Подведут — не сильно расстроюсь. Наймем ладьи какого-нибудь купца.

На Хортице мы вытащили шхуну на берег, законсервировали на зиму, забрав все ценное, чтобы не представляла коммерческого интереса для местных жителей. На всякий случай я нанял сторожей. Груз со шхуны перевезли на арбах выше порогов. Охрану не нанимали, обошлись, так сказать, своими силами. Возле деревни напротив крепости Кодак нас ждали три ладьи, что говорило о том, что первый голубь долетел. В Путивле узнаем, что и второй добрался благополучно.

Нас встречал весь город. Всем было интересно, что мы привезли в трех ладьях. Первыми выгрузили трех латинских боевых коней. Захваченного в Африке арабского жеребца я подарил Ивану Асеню. Уж больно он понравился царю, а мне был не очень нужен. Для понтов уже имел. Зато крупные венгерские кони мне требовались в большом количестве. Забрал я и все высокие рыцарские седла, которые русские седельщики делать не умели. Я не мог толком объяснить, как их сделать, а образцов не хватало. Теперь будут. Тяжелые длинные копья тоже достались мне. Наши мастера умели делать такие, но я все равно взял, потому что больше никому не были нужны. Еще нам досталась часть доспехов рыцарских, довольно скромных. Обычные длинные кольчуги и шоссы и всего один ламинарный доспех ромейской работы, правда, позолоченный. Принадлежал он убитому графу Адрианопольскому. Шлем графа, тоже позолоченный, достался Сутовкану, который сразу напялил его на себя и, как мне подумалось, не снимал, даже ложась спать. В стаде шимпанзе обладатель красного мотоциклетного шлема сразу становится доминантным самцом.

Дома меня ждали две не очень приятные новости. Первая меня не сильно огорчила. Великий князь Черниговский перестал финансировать строительство собора. Мол, собирается с кем-то воевать, деньги нужны позарез. Обещал возобновить строительство, когда победит врагов. Справимся и без него, тем более, что стены уже возвели, осталось сделать купол и расписать собор внутри. В этом году у меня доход от морского похода побольше, наверное, чем у Олега с Черниговского княжества. Вторая новость была похуже.

— Половцы напали на одну из наших левобережных деревень. Перед этим приехали на ярмарку, узнали, что ты уплыл. Решили, видать, что ты всю дружину забрал с собой, — доложил воевода Увар Нездинич. — Я сразу выслал дозоры, заметили их вовремя. Будиша с отрядом отогнал поганых, но они успели увести стадо коров и несколько лошадей.

— Много? — спросил я.

— Двадцать две коровы и четыре лошади, — ответил воевода. — И скирды хлеба пожгли.

— Бостекан? — не столько спросил, сколько высказал я догадку.

— Его люди, — уверенно подтвердил Увар Нездинич. — Одного захватили в плен, сидит в порубе.

— Пусть приведут его, — приказал я.

Половец был грязен и вонял так, будто его вынули из выгребной ямы. Нос свернут вправо, причем сильно, из-за чего казалось, что лицо перекошено. Оно было худым, бледным и испуганным.

— Передашь Бостекану, что его люди, как я надеюсь, случайно напали на мою деревню, угнали полсотни коров, десять лошадей и пожгли хлеба на пять гривен. Пусть сам накажет налетчиков и возместит ущерб, когда приедет осенью на ярмарку, — сказал я половцу.

В переводе с дипломатического, это обозначало, что я прощу налет, если Бостекан заплатит вдвойне.

— Передам, князь, — заверил половец, улыбнувшись.

Видимо, ждал худшего.

— Проводите его до границы Степи в таком виде, а там отпустите на все четыре стороны, — приказал я.

Когда кочевник ушел, воевода Увар сказал уверено:

— Не приедет хан на ярмарку и ничего не заплатит.

— Насчет того, что не приедет, согласен, — произнес я, — а вот заплатить ему всё равно придется. Сторицей.

Остаток лета и осень я занимался увеличением своей дружины и подготовкой ее к будущим сражениям. Решил образовать отдельную сотню тяжелой конницы, оснащенной длинными копьями для рыцарского боя. Набрал в нее тех, кто плохо стрелял из лука верхом. Для стрельбы требовалось седло без задней луки, чтобы можно было вертеться и стрелять в разные стороны, а для таранного удара такое не годилось, нужна более прочная посадка. Доспехов и оружия теперь хватало. Все мои пехотинцы имели длинные кольчуги и железные шлемы, а всадники еще и бригандины, оплечья, наручи и поножи. Причем у большинства броня была из «наалмаженной» стали, прочность которой я испытал в бою. По возвращению из последнего похода пришлось заменить кожу на моей бригандине, потому что была порвана в нескольких местах. Кто и чем сделал некоторые прорехи, я не мог вспомнить. В горячке боя просто не заметил эти удары. Уже потом, после боя, начинаешь чувствовать, как тело ноет в некоторых местах, находишь там синяки, а на бригандине — следы вражеского оружия.

К зиме закончили верхнюю часть собора. Заплатил строителям я. Осталось покрыть купол золотом. Для этого используют очень тонкую золотую фольгу. Хоть она и тонкая и купол невелик, но золота требовалось немало. Я внес половину, остальное собрали путивльчане по призыву попа Калистрата.

Освободившихся каменщиков я подрядил на строительство жилого дома для своей семьи и дворни. Деревянные хоромы, тесные и склонные к возгоранию, меня больше не устраивали. Решил построить трехэтажный «дворец» с полуподвалом, в котором разместятся кухня и кладовые, первым этажом с залом для приемов, банкетным и личным кабинетом, вторым жилым для моей семьи и третьим — для дворни. Парадный вход будет на первом этаже, а перед ним — широкое крыльцо с каменной лестницей под навесом. Без крыльца в эту эпоху на Руси никак. Гость, в зависимости от того, где его встречают, сразу должен понять, кто он есть такой в глазах хозяина. Для обеспечения строительства нужными материалами создал в пригородной слободе кирпичный заводик. В Путивле делали кирпич, но в небольших количествах, на кладку печей. Каменные дома здесь пока не в моде. Строить их долго, стоят дорого, да и холоднее деревянных.

Старший артели каменщиков, посмотрев нарисованный мной чертеж будущего дома, почесал затылок и произнес с сомнением:

— Никогда такого не строили, боюсь, что не сумеем.

— Сумеете, — заверил я. — Чем вы хуже ромеев?!

Последняя фраза зацепила каменщиков. Уверен, что сделают не хуже, чем константинопольские мастера. Я нанял им в помощь подсобных рабочих, чтобы быстрее построили. С деньгами у меня теперь не было проблем. Кстати, расчет за собор каменщики попросили произвести перцем, который здесь очень в цене. Холодильников нет, ледник могут позволить себе только зажиточные, поэтому мясо и рыбу часто едят с душком, а перец помогает забить неприятный вкус и запах.

Народа в городе становится все больше. Почти не осталось пустырей на посаде и в слободах под городом количество домов выросло. В Путивле, благодаря военной добыче, появились деньги. По тем временам, не малые. Вот и начали перебираться в мое княжество люди разных профессий. Одни стали выполнять мои заказы, другие — удовлетворять возросшие запросы моих дружинников, у которых появились лишние деньги. Пришло и много всякой швали, ворья и попрошаек. С первыми разговор был