просмаливают, а через верхний люк догружают, — рассказал капитан.

Вот уж не знал, что горизонтальная погрузка судов была придумана так давно!

— Судно я заберу, а вас отпущу, если будете вести себя спокойно, — пообещал я арабам. Все-таки они — мои коллеги. Пусть остаются свободными.

— Как прикажешь, господин, — молвил капитан.

Мы отвели захваченное судно ближе к берегу, где поставили на якорь. Забрав экипаж на шхуну, направил ее на запад. Решил полюбоваться Мерса-Матрухом, высадить неподалеку от города арабов, а потом вернуться к захваченному судну и потащить его на буксире к Ахейскому княжеству. Добыча, конечно, не ахти, но обижать судьбу отказом не стоит. А то и такую уродину не даст.

До Мерса-Матруха добрались после полудня. За восемь веков в городе произойдут значительные перемены. Пока он был намного меньше. Набережная отсутствовала. На ее месте была крепостная стена высотой метров пять, сложенная из светло-коричневого камня и с четырьмя прямоугольными башнями, включая надворотную. Башни были высотой метров восемь, а надворотная — все десять. Восточная стена была такой же высоты и с пятью башнями. Наверное, остальные две стены такие же. Это мне уже было не важно, поэтому положил шхуну на обратный курс. Судя по размеру города, в нем полторы-две тысячи жителей. Из них сотня-две военный гарнизон плюс ополченцев три-пять сотен. Многовато на мой экипаж.

Удалившись от Мерса-Матруха миль на пять, высадил арабских моряков на берег, разрешив забрать свои вещи и взять воды и еды. Они никак не могли поверить в свое счастье, всё ждали подляны. Сами бы именно так и поступили. Дружинники, назначенные на шлюпку гребцами, поворчали немного, потому что не хотели в такую жару грести, но отвезли арабов без происшествий. За это ворчания я заставил их грести немного дольше, догоняя шхуну, которая шла на восток курсом крутой бейдевинд. Правда, двигалась она очень медленно. Мало того, что ветер был почти встречный, так еще и слабенький.

К захваченному судну вернулись только на следующее утро, когда ветер, убившийся ночью, задул снова, причем начал свежеть и заходить к югу. Возле зерновоза уже суетились три галеры. Одна была ошвартована к нему. На судне выбрали якорь и начали поднимать паруса. Галеры были, судя по всему, торговые. Поэтому я решил отбить свою добычу. Для чего приказал взять мористее, поменять курс бейдевинд на галфвинд, чтобы иметь больше скорости и лучшую маневренность.

На галерах заметили шхуну. Две развернулись носами в нашу сторону и подняли паруса. Для них ветер был попутный. Впрочем, они и на одних веслах догнали бы нас. Впереди шла сорокавосьмивесельная галера. Весла располагались парами. Видимо, на одной скамье по два гребца. Две мачты с латинскими парусами. У второй галеры сорок весел, но зато три мачты. Самой высокой была грот-мачта, фок — чуть ниже, а бизань, расположенная близко к корме, — еще ниже. У обеих из носовой части, на полметра выше ватерлинии, торчали длинные, заостренные тараны, предназначенные не для того, чтобы потопить вражеский корабль, а крепко сцепиться с ним и взять на абордаж. В эту эпоху купец и пират — синонимы. Галеры брали нас в клещи. Шли красиво. Весла одновременно поднимались и опускались, напоминая взмахи крыльев.

Главной опасностью для нас были тараны. Дело даже не в том, что продырявят корпус. Пробоины будут выше ватерлинии, как-нибудь залатаем их и доберемся до порта, где отремонтируем. Но в случае протаранивания будет трудно освободиться от галеры, из-за чего потеряем маневренность. Тогда две другие галеры будут нападать на нас, как захотят. Третья, кстати, уже закончила возню с зерновозом, оставив на нем небольшой экипаж, и заспешила на помощь первым двум.

Капитан большей галеры почти правильно рассчитал угол упреждения. Когда мы сблизились метров на двести, стало понятно, что, следуя прежним курсом, он пройдет у нас по носу. Поэтому арабский капитан дал команду подвернуть немного влево, чтобы угадать нам в борт. Ошибся он в том, что мы не жертва, а агрессор. Мои арбалетчики смели лучников и арбалетчиков, которые располагались на форкастле галеры, заставили и капитана искать укрытие понадежнее. В это время другие дружинники быстро опустили паруса, а рулевой положил руль вправо. Шхуна обогнула нос галеры в сотне метров от него и пошла на сближение правым бортом к правому. Затрещали, ломаясь, весла галеры, послышались вопли гребцов, которых, наверное, посбрасывало со скамей. Сопротивление весел затормозило шхуну, форштевень ее дошел лишь до грот-мачты, но этого было достаточно. «Ворон» упал на борт галеры, и по нему я во главе десанта перебежал на нее.

Вдоль бортов галеры, над головами гребцов, находились палубы. В центре ее и в кормовой части лежал груз в бочках, тюках и больших корзинах, над которым на высоте фальшборта располагался переходной мостик, куршея, от кормы к баку. На баке находились помещения команды и кладовые для судовых запасов, а на корме — помещения для офицеров и кладовые с продуктами. Там и находились остатки команды, десятка два человек, вооруженных короткими копьями и саблями. Они не столько готовились отразить нашу атаку, сколько пытались спрятаться за щитами и переборками от арбалетных болтов, которые летели в них со шхуны. Капитан галеры, облаченный в куполообразный шлем и длинную кольчугу, сидел на палубе, возле приоткрытой наружу двери, ведущей, видимо, в его каюту. В груди у него торчал болт, влезший почти полностью. Круглое, смуглое лицо капитана с густыми черными усами и закрытыми глазами казалось умиротворенным, если бы не кровь, которая стекала из уголков губ. Увидев меня, арабы побросали оружие и закричали кто на арабском, кто на греческом, кто на латыни:

— Сдаемся! Сдаемся!

Времени возиться с ними не было, поэтому я показал арабам, чтобы зашли в приоткрытую дверь капитанской каюты. Дверь закрыли и подперли копьем. Я оставил трех дружинников караулить пленных, а с остальными быстро вернулся на шхуну, приказав поднимать «ворон». Отвык я от галерной вони. Вернувшись на шхуну, с облегчением вдохнул воздух полной грудью.

Вторая галера в это время огибала первую по корме, метрах в двустах от нее, собираясь развернуться в нашу сторону и пойти в атаку. Они, наверное, были уверены, что их собратья еще сражаются с нами. Мои арбалетчики, расположившись на полубаке шхуны, обменивались любезностями с лучниками на баке галеры.

Отойти от захваченной галеры оказалось труднее, чем хотелось бы. Дружинники на баке, подставляясь под вражеские стрелы, отталкивались от нее алебардами, чтобы нос шхуны отошел от борта галеры, в то время, как другие поднимали фок. Но ветер был прижимной, из-за чего и возникли трудности. Я уже был уверен, что вторая галера успеет развернуться и протаранит нас. Она, действительно, начала быстро поворачиваться носом в нашу сторону, гребя веслами враздрай: правым бортом вперед, левым — назад. И вдруг весла обоих бортов перестали грести, остались опущенными в воду. Галера еще поворачивалась влево, но все медленнее. Так понимаю, главный двигатель перестал подчиняться командам с мостика — кошмарный сон любого капитана, особенно во время маневров в порту или узости. На галере послышались крики и вопли — приступили к ремонту двигателя самым быстрым и жестоким способом.

Поскольку галера продолжала поворачиваться влево, я повел шхуну, медленно набирающую ход, к правому борту галеры. До нее было метров сто, но курсом крутой бейдевинд мы преодолевали каждый метр слишком медленно. На галере вопли становились все громче. Видимо, ремонт скоро закончится.

Мы подошли к галере, когда на ней начали втягивать внутрь некоторые весла. Скорее всего, те, которыми теперь некому грести. Как только «ворон» оказался напротив бака галеры, его опустили, точнее, дали упасть. Мои дружинники поняли, что происходит на галере, и поспешили на помощь гребцам. Затрещали ломающиеся доски. Это пострадал трап. К счастью, не сильно. Быстро переправились по нему на галеру. Я побежал к корме по палубе правого борта. Большая часть арабов находилась возле гребцов. Они затаскивали внутрь весла. Рядом с ними валялись порубленные тела гребцов Услышав топот наших ног, оставили весла в покое и заспешили к корме, куда их призывал капитан — юноша лет шестнадцати с тонким, светлокожим, девичьим лицом, на котором черные усики казались досадным недоразумением. Из острой верхушки его шлема торчало белое страусиное перо, наклоненное назад. Кольчуга с длинными