увязалась галера тридцативесельная. Мы шли курсом бакштаг при свежем северо-западном ветре, делали узлов шесть-семь. На галере понапрягались пару часов, потом поняли, что не догонят, и легли на обратный курс. Возле Южных Спорадов нас попробовали атаковать во второй раз. На этот раз галер было две, двадцатичетырехвесельные. На этих я потренировал свой экипаж в стрельбе из катапульты. Результат был неважным. Из восьми каменных ядер в цель попало только последнее. Оно убило или ранило несколько гребцов на ближней к нам галере, после чего обе передумали нападать.
Многовато стало пиратов в этой части моря. Раньше Ромейская империя не давала им развернуться. Теперь к берегам Эгейского моря имели выход сразу восемь государств: Латинская империя; ее вассал королевство Фессалоники, который в свою очередь имело вассалами княжества Афинское и Ахейское; Венецианская республика, захватившая многие острова, и ее вассал герцогство Наксосское, которое основал на островах Кикладах Марко Санудо, племянник венецианского дожа Дандоло, организовавшего захват Константинополя: Никейская империя, в которой якобы я раньше служил и которой теперь, после смерти Феодора Ласкариса в позапрошлом году, правил его зять Иоанн Дука Ватацес: и Иконийский султанат, созданный сельджуками. Отношения между этими государствами были сложные. Чем и пользовались отчаянные жители побережья, поощряемые своими правителями. Поскольку шхуна не похожа на суда их государства и союзников, первые пираты решили, что я — никеец или икониец, а вторые — что латинянин или венецианец.
После того, как миновали Крит, я немного расслабился. В эту эпоху суда ходили вдоль берега. Пересекать море напрямую отваживались не многие. Пираты уж точно не будут. Они ждут там, где движение интенсивное. Я же решил наведаться к египетским берегам. Там сейчас был халифат Эйюбидов, потомков Саладина, которых русичи, вслед за латинянами, называли сарацинами. Я предполагал, что в тех краях пиратов быть не должно. Вражеские торговые суда у берегов Египта не бывают, а свои и союзнические никакая власть не позволит трогать. Иначе ей самой некого будет грабить. К Александрии решил не ходить. Наверняка в ней находится военно-морская база, и боевые галеры патрулируют побережье у дельты Нила.
Приблизившись к африканскому берегу на дистанцию, с которой он был виден в виде еле заметной полоски светло-коричневого цвета, я положил шхуну в дрейф. Теперь будем ждать, когда удача улыбнется. Легкий юго-восточный ветер, который приносил из пустынь прокаленный солнцем воздух, потихоньку отгонял нас от берега. Он был единственным приятным моментом. Припекало солнце от души. Наверное, было больше сорока градусов. Мои дружинники, не привыкшее к такой жаре, совершенно расклеились. В трюме была жуткая духота, поэтому все шестьдесят человек сидели на палубе под навесами из запасных парусов. Это они еще не знают, что такое влажная жара. Здесь-то она сухая, почти не потеешь. В «вороньем гнезде» впередсмотрящие сидели всего по часу. Чтобы дружинники не деморализовались окончательно, придумывал им различные занятия. Вплоть до заточки наконечников болтов и стрел. На первой моей плавательской практике боцманом у меня был дедуган, ровесник двадцатого века. Начал он морскую карьеру юнгой в тринадцать лет. Успел поработать на парусниках. Рассказывал, что, когда попадали в тропиках в штиль на много дней, что случалось частенько, боцман заставлял матросов очищать гвозди от ржавчины. Чтобы не сдурели от жары и безделья и матросы, и гвозди.
После захода солнца экипаж купался в море. Вода была, как парное молоко. Для тех, кто не умел плавать, опускали за борт парус. В нем, как в корыте, и плескались великовозрастные детишки. Засыпали заполночь, когда судно остывало. Подозревая, что «жаворонки» — это жители северных районов, а «совы» — южане. Просто некоторые родились не там, где надо, и не переехали.
На четвертый день, уже после захода солнца, впередсмотрящий радостно заорал:
— Плывет! Вон там! — и показал на восток.
Я согнал его с мачты, залез в «воронье гнездо» сам. Действительно, что-то именно плыло. Назвать это что-то судном у меня не поворачивался язык, не смотря на то, что оно имело две мачты. При длине метров пятнадцать, в ширину оно было не меньше восьми. Корабли принято делить на узкие длинные мелкосидящие быстрые боевые и широкие с большой осадкой и тихоходные торговые или транспортные. То, что приближалось к нам, было слишком широким и тихоходным. На наклоненных немного вперед двух мачтах подняты большие латинские паруса. Следуя курсом бакштаг при ветре балла четыре, оно вряд ли разгонялось больше одного узла. Я прикинул, что с такой скоростью оно только утром приблизится к нам на кратчайшее расстояние. Это при условии, что ночью ветер не стихнет. На таком уродце и с такой скоростью ценный груз перевозить не будут.
— Утром с ним разберемся, — сказал я дружинникам, спустившись с мачты, и приказал смайнать за борт парус и оборудовать штормтрап для купания в море.
На рассвете выяснилось, что я недооценил достижение арабских кораблестроителей. Уродец успел пройти мили на три больше, чем я предсказывал. Пока было не жарко, мы подняли паруса и быстро догнали жертву. Не было даже намека на сопротивление. Команда из шести человек просто залегла за фальшбортом ближнего к нам правого борта. Я подвел шхуну вплотную к арабскому судну, потренировал экипаж обращаться с «вороном». Его опустили удачно, зацепившись «клювом» за бак приза. Штурмовая группа из десяти человек во главе с Мончуком пошла на абордаж. Они пинками подняли экипаж захваченного судна и построили в ряд возле фальшборта к тому моменту, когда я подошел к ним.
Все шестеро были в мятых и грязных длинных серовато-белых рубахах из хлопковой ткани и коротких, до колена, штанах. У всех на голове соломенные шляпы, но у одного спереди воткнуто узкое длинное перо в светло— и темно-коричневую полоску.
— Капитан? — спросил я на арабском обладателя пера на шляпе.
— Да, господин, — ответил он.
Капитан явно не был хозяином судна.
— Что везешь, откуда и куда? — поинтересовался я.
— Зерно везу, господин. Хозяин приказал доставить из Думьята в Мерса-Матрух, — ответил капитан.
Думьят — это порт в дельте Нила, милях в восьми от моря. Я был в нем разок на небольшом греческом контейнеровозе. Разгрузили нас за день, поэтому не успел погулять по городу. В Мерса-Матрухе был дважды на том же контейнеровозе. Поскольку в порту не было специализированного контейнерного терминала, выгружали нас обычными кранами, то есть медленно и долго. Это курортный город. Говорят, еще со времен Клеопатры. Рядом с городом находится тихая бухточка, которая называется Клеопатровы ванны. Местные жители божатся, что именно там и купалась царица. Вроде бы даже кто-то из их предков увидел ее голой и умер от восхищения. Как и большинство небольших приморских арабских городов, он состоит из длинной набережной, которая в Мерса-Матрухе называлась Александрия и на которой располагались торговые лавки, из примыкавших к ней отелей, роскошных и не очень, и расположенных подальше пролетарских районов, грязных и вонючих. Имелся большой рынок, шумный и грязный, который назывался Ливийским. Наверное, потому, что город расположен на трассе Александрия — граница Ливии. В Египте прилагательное «грязный» относится ко всему, кроме пятизвездочных отелей, а «шумный» — ко всему, кроме кладбищ. Были в городе развалины храма, построенного Рамсесом Вторым в честь бога, имя которого я не запомнил, и музей Роммеля, в который я поленился зайти. Зато сходил на пляж Аджиба. Красивое место. Вода очень чистая, прозрачная. Там даже арабские женщины купались в одеяниях типа паранджи, только белого цвета: и покупалась, и постиралась.
— Далеко отсюда до Мерса-Матруха? — спросил я.
— Завтра бы доплыли, — ответил капитан.
Значит, миль двадцать-тридцать. Надо бы наведаться туда, посмотреть, как сейчас выглядит город.
А пока я осмотрел захваченное судно. Бак у него состоял из настила из досок, на котором лежал большой плоский камень, обвязанный тросом. Видимо, это якорь. Под настилом лежали свернутые, запасные паруса. На корме надстройки не было, главная палуба доходила до фальшборта. Там находился навес из тростника, под которым палуба была выстелена овечьими шкурами и стояли бочка с водой и сундук с продуктами: лепешками, овечьим сыром, финиками. Перед навесом был квадратный, метра на метр, люк в трюм. Мне было непонятно, как через такое узкое отверстие производили грузовые операции? Может, под овечьими шкурами более широкий люк? О чем и спросил капитана.
— Нас грузят через большое отверстие в левом борту. Потом его закрывают, законопачивают и
