Да, хорошенькое дело! Именно то, что способно нанести самый страшный ущерб университетским дамам — не только в Оксфорде, но и повсюду. Конечно, в любом сообществе всегда был риск предоставить кров какому-то нежелательному элементу, но очевидно, что родители не захотят послать своих молодых и невинных чад в места, где процветают неподконтрольные психические нарушения. Даже если эта кампания с анонимками не приведёт ни к каким явным бедствиям (а никогда не знаешь, кто может оказаться виновным), очевидно, что публичное мытьё грязного белья не могло принести Шрусбери пользу. Потому что, хотя девять десятых грязи могло быть брошено наугад, оставшаяся десятая вполне могла бы быть, и обычно была, извлечена со дна колодца правды, и способна нанести удар.

Кому это известно лучше, чем ей? Она криво улыбнулась письму декана. «Преимущество вашего опыта», да уж, действительно. Слова были написаны, конечно, в самой прекрасной невинности и без подозрений, что они могут заставить клячу взбрыкнуть.[35] Самой мисс Мартин никогда и в голову бы не пришло в письме оскорбить человека, который был оправдан в убийстве, и ей несомненно никогда не приходило в голову, что попросить у печально известной мисс Вейн совета о том, как иметь дело с вещами такого рода, означало говорить о верёвке в доме повешенного. Это был просто случай некой бестактности не от мира сего, к которой склонны образованные и заточенные в монастырь женщины. Декан пришла бы в ужас, поняв, что Харриет была последним человеком, к милосердию которого следовало обращаться в этом вопросе, и что даже в самом Оксфорде, в самом колледже Шрусбери…

В самом колледже Шрусбери: на встрече выпускников. В этом всё дело. Письмо, которое она нашла в своем рукаве, было положено туда в колледже Шрусбери и на встрече выпускников. И не только это: был рисунок, который она подняла во дворике. Был ли один из них или оба частью только её собственной несчастной ссоры с миром? Или же они непосредственно связаны с последующей вспышкой в колледже? Казалось маловероятным, что в Шрусбери нашли себе прибежище два маньяка с грязными помыслами и в такой быстрой последовательности. Но если эти два сумасшедших были одним и тем же сумасшедшим, то выводы были тревожными, а сама она должна любой ценой вмешаться и по меньшей мере рассказать всё, что знает. Бывают моменты, когда все личные отношения необходимо отбросить в интересах общественного блага, и, похоже, что это был один из таких моментов.

Неохотно она подошла к телефону и заказала разговор с Оксфордом. Пока ждала соединения, она обдумывала вопрос под этим новым углом зрения. Декан не сообщила подробностей о письмах за исключением того, что в них выражалось недовольство преподавателями и что преступник, похоже, принадлежал к колледжу. Было достаточно естественно приписать вандализм студенткам, но ведь декан не знала того, что знала Харриет. Деформированный и подавляемый ум вполне склонен направить удар на себя. «Прокисшая девственность» — «неестественная жизнь» — «полусумасшедшие старые девы» —  «неутолённые аппетиты и подавляемые импульсы» — «нездоровая атмосфера», — она могла придумать целый набор эпитетов, вполне пригодных для того, чтобы пустить их в обращение. Было ли это тем самым, что жило в башне на холме? Не окажется ли, что в колледже творятся те же дела, что в башне леди Гофолии в «Шаловливом Ветру»,[36] — доме разочарования, извращённости и безумия? «Если око твоё будет чисто, то и всё тело твоё будет светло»,[37] но неужели действительно возможно иметь одно такое око? «А что поделать с людьми, у которых, к несчастью,  есть и мозги, и сердце?» Для них, вероятно, потребно стереоскопическое видение, — а для кого это не так? (Это было глупой игрой слов, но что-то в ней скрывалось.) Ну, а как выбрать единственный правильный образ жизни? Нужно ли, в конце концов, искать компромисс, просто чтобы не сойти с ума? Тогда каждый был бы обречён на вечную жалкую внутреннюю войну, сопровождаемую  сбивающим с толку грохотом и одеждами, обагрёнными кровью, — и  она мрачно перешла к размышлениям об обычных последствиях войн, таких как девальвация, снижение эффективности и шаткость правительства.

В этот момент Оксфорд ответил голосом декана, кажущимся очень возбуждённым. Харриет, после поспешного отречения от всех талантов к практической детективной работе, выразила беспокойство и сочувствие, а затем задала вопрос, который для неё имел главное значение.

— Как написаны письма?

— О, в этом главная трудность. Их в основном составляют, наклеивая буквы из газет. Поэтому нет почерка, который можно было бы идентифицировать.

Это, казалось, решало дело: не было никаких двух анонимных корреспондентов, а только один. Очень хорошо, тогда:

— Они просто непристойные или оскорбительные и угрожающие тоже?

— Всё вместе. Обзывают людей такими словами, которые бедная мисс Лидгейт даже не знает, — для неё худшим клеймом является «трагедия Реставрации», которым она награждает и нарушителя общественного спокойствия, и висельника.

Тогда башня была башней леди Гофолии.

— Посылают ли их кому-либо помимо старших сотрудников колледжа?

— Трудно сказать, поскольку люди не всегда приходят и рассказывают об этом. Но, полагаю, одна или  две студентки тоже их получили.

— И они иногда приходят по почте, а иногда в домик привратника?

— Да. А теперь послания начинают находить на стенах, а в последнее время их просовывают ночью под дверь. Таким образом, похоже, что это кто-то из колледжа.

— Когда вы получили первое?

— Первое, о котором я точно знаю, послали мисс де Вайн в последний осенний семестр. Это был её первый семестр здесь, и, конечно, она подумала, что это должен быть кто-то, у кого было личное недовольство именно ею. Но вскоре после этого их получило несколько человек, таким образом, мы решили, что дело не так просто. У нас ещё никогда не было ничего подобного, поэтому мы собираемся проверить первокурсников.

«Именно ту группу людей, которая никак не может быть с этим связана», — подумала Харриет. Однако сказала только:

— Никогда нельзя считать слишком многое само собой разумеющимся. Люди могут какое-то время вести себя вполне хорошо, пока что-то не выведет их из равновесия. Главная трудность в делах такого сорта состоит в том, что, как правило, этот человек ведёт себя вполне обычно в других отношениях. Это может быть любой.

— Это правда. Полагаю, что это мог бы быть даже один из нас. Именно это особенно ужасно. Да, я знаю — старые девы, и всё такое. Ужасно сознавать, что в любую минуту можно сидеть бок о бок с кем-то, у кого такие чувства. Вы думаете, что бедняжка понимает, что делает? Я просыпалась от кошмаров, задаваясь вопросом, может быть это я во сне изливаю свой яд на людей. И, моя дорогая! Я так боюсь следующей недели! Бедный лорд Оукэппл придёт, чтобы открыть библиотеку, в то время как ядовитые гадюки просто заплюют ядом его ботинки! Представьте, если они пошлют что-нибудь ему!

— Хорошо, — сказала Харриет, — думаю, что приеду на следующей неделе. Есть очень серьёзные основания, почему я — не совсем тот человек, которому следует с этим разбираться, но, с другой стороны, полагаю, что должна приехать. Я скажу вам почему, когда мы встретимся.

— Это ужасно мило с вашей стороны. Уверена, что вы сможете что-нибудь предложить. Полагаю, что вы захотите увидеть все экземпляры. Да? Очень хорошо. Каждый фрагмент будем беречь как зеницу ока. Следует ли брать их щипцами, чтобы сохранить отпечатки пальцев?

Харриет сомневалась в пользе отпечатков, но посоветовала, чтобы предосторожности были предприняты из принципа. Когда разговор уже был завершён, а в ухе эхом всё ещё звучала повторная благодарность декана, она немного посидела, держа трубку в руке. Был ли кто-нибудь, к кому она могла с пользой обратиться за советом? Был, но она не хотела затрагивать с ним тему анонимных писем и ещё меньше вопрос о том, что могло скрываться в академических башнях. Она решительно повесила трубку и отодвинула аппарат.

Когда она проснулась на следующее утро, её взгляды изменились. Она сказала себе, что личные отношения не могут стоять на пути общественных. И не должны. Если Уимзи может оказаться полезным для колледжа Шрусбери, она должна его использовать. Нравится ей это или нет, даже если ей придётся выслушать «Я вам говорил», она спрячет гордость в карман и попросит его найти лучший способ решения