Тем временем в помывочную вошла еще одна женщина в форме – тощая и высокая как жердь. Она принесла какую-то ужасную простыню и серое тряпье. Тетка в пилотке ушла. Лена, стесняясь, встала к ней боком и выжидательно стала смотреть.

– Ну че вылупилась? Иди вытирайся и одевайся! – Грубовато бросила жердь. – Что, познакомилась?

– С кем? – не поняла Лена и, прикрывая грудь и пах, подошла.

– С ковырялкой нашей, с Груней-начальницей. Она начальник СИЗО, – пояснила жердь. – А я тут навроде завхоза. С чем пожаловала к нам?

И Лена вдруг ощутила странное чувство доверия к этой высокой женщине с суровым лицом, но, по- видимому, незлобивым сердцем. Слезы вновь навернулись ей на глаза.

– Я сама не знаю! Сегодня в Москве налоговая полиция провела обыск у моего начальника – генерального директора крупной фирмы, – торопливо заговорила она, кое-как вытершись и натягивая на себя казенную рубашку и стираный-перестираный серый халат. – А я его секретарь. Так пока они рыскали у меня в столе, подкинули мешочек с каким-то белым порошком. А потом тот, кто его сам и подкинул, понюхал и сказал их старшему, что это, мол, героин…

Завхоз понимающе кивнула:

– Да ясно, будто не знаем, как оно бывает. Ну тогда надейся, пока тебя твой начальник не вытянет отсюда. Сюда тебя не зря привезли с Москвы. Тут у нас знаешь что? Безнадежное СИЗО.

– Где я хоть? – Лена вдруг с изумлением поняла, что даже не знает своего местонахождения.

– В Волоколамске. А что, тебе даже не сказали, куда везут? – удивилась завхоз.

Лена не ответила. Застегнув халат на оплывшие после сотен стирок белые пуговицы, она двинулась к выходу.

Потом завхоз передала ее очередной толстой тетке в форме и в пилотке, и та повела ее по длинному мрачному коридору с бетонированными стенами. Около двери с номером 34 тетка остановилась и тихо скомандовала: «Встать лицом к стене!»

Громыхнул замок, и Лена оказалась в камере – низком душном помещении, заставленном двухъярусными койками. Почти все койки были заняты. На них лежали и сидели женщины. Лена увидела, что свободной оставалась только самая ближняя койка. Она подошла к ней и встала, не зная, что делать дальше.

– Да садись, садись, не боись! – подбодрила ее беззубая баба с морщинистым испитым лицом и набрякшим синим фингалом под глазом. – Что, на вокзале взяли? Дембелю в кустах отсасывала? – И баба разразилась громким мерзким хохотом. Потом, заметив, как лицо новенькой передернулось, злобно прошипела:

– Да ты не кривись, столичная! Привыкай! Мы народ простой, университетов не кончали. И по «метрополям» с иностранцами не блядовали. Мы тут все девки правильные – одну повязали за мордобой, другую за х… с трубой. А тя за что?

Ошеломленная такой словесной атакой, Лена непонимающе заморгала.

– То есть как за что?

– За блядки или за прятки? Вот за что!

Лена села на край железной койки и опустила плечи.

– Не знаю. Мне наркотики подбросили.

– А! – Беззубая соскочила на пол. Она оказалась бабой рослой, под сто восемьдесят. – Ну тогда помарафетимся вместе. – С этими словами беззубая подошла к Лене и, взяв ее за руку, рванула вверх. Потом вдруг задрала ей халат, резко просунула потную пятерню под резинку трусиков и стала ощупывать пах и промежность.

Лена дернулась в сторону, но беззубая крепко держала ее другой рукой за шею.

– Куда, курва! – взвизгнула тетка с синяком под глазом. – Ты не вырывайся, чувара! А то мы тя щас всей камерой разложим на нарах как цыпленка табака и умудохаем насмерть! Стой смирно! Тебе еще наша кума осмотр не устраивала? Баба Груня тебя еще не щупала? И ты ей клитор не сосала? Ну ниче, завтра она тебя осмотрит. – И, вытащив руку, удовлетворенно заключила:

– Хорошая манька. Наверно, мужикам нравится. Наверно, мужики любят тебя там языком лизать. Ну и ладненько, теперь мы тебя полижем. – беззубая снова разразилась срывающимся хриплым хохотом.

Она была на полголовы выше Лены и явно сильнее. Но Лена об этом как-то не подумала. Отвратительные грязные слова обитательницы камеры и прикосновения ее мерзких похотливых пальцев возбудили в ней вдруг страшную злобу и даже ярость – она низко завыла и накинулась на свою обидчицу с кулаками, но ее слабые удары почти не достигали цели.

Зато беззубая оказалась прыткой и умелой драчуньей. Она схватила Лену за волосы, рванула так, что у Лены слезы брызнули из глаз, а потом ткнула ее коленом в пах, и Лена упала на койку. Беззубая прыгнула на нее сверху, навалилась всем своим внушительным весом и стала душить. Лена инстинктивно вцепилась ей в плечи, пытаясь сбросить с себя. Но силы были неравны. Скоро Лене уже не хватало воздуха, и она беспомощно застонала. Руки ее бессильно упали на одеяло. Она потеряла сознание.

…Когда Лена очнулась, она поняла, что лежит на койке, прикрытая тонким вонючим одеялом. В помещении было темно. Рядом с ней сидела незнакомая женщина в сером халате.

– Ну, пришла в себя? – незлобиво проговорила женщина. – Как тебя зовут?

– Лена. Сорокина.

– Ну вот что, Лена Сорокина. Если хочешь дожить до суда, советую тебе вести себя тихо. И на Бананку руку не поднимай – она и убить может.

– До какого суда? Какая Бананка? – Лена поднесла руку ко лбу. – Вы кто?

Женщина усмехнулась: