ошибся в самых мрачных своих прогнозах. Перед ним стоял Федор, его сосед по московской квартире. Мужик он был чудаковатый и отзывчивый на выпивку.

Широко улыбнувшись, Федор заговорил:

– А я все смотрю, ты это или не ты. Ну здравствуй, сосед!

Изобразив подобие улыбки, Петр сдержанно поздоровался, пожав костлявую слабую руку Федора. Самое лучше попрощаться да затаиться в землянке у Нины хотя бы на пару часиков, а там можно будет что-нибудь придумать.

– Привет, Федор, – Петр старался выглядеть как можно безмятежнее.

– Всю жизнь знал тебя Тавриным, а тебя тут все Комаровым кличут. Хе-хе-хе!.. Поначалу думал, что ошибся. А потом присмотрелся, нет, точно ты! Ведь невозможно так ошибиться. Ну ладно бы рост, прическа… Но ведь все похоже, даже голос! – Хитро прищурившись, Федор спросил: – Ты, что ли, от кого скрываешься?

Дорожка, ведущая в сторону штаба, не самое подходящее место для подобных разговоров. Зыркнув в сторону, Петр Герасимов – знал бы Федор его настоящую фамилию. Да куда там! Петр и сам ее порой забывал. А сколько их еще будет – фамилий, кличек, позывных… – увидел безмолвный почерневший лес. Казалось, что ничто не способно потревожить его покой – ни грохот разорвавшегося снаряда, ни порыв холодного ветра. Петру пришла отчаянная мысль, а что, если втихую прирезать этого чертового соседа по лестничной площадке и, оттащив его в лес, присыпать хвойными ветками. Рука невольно потянулась к ножу, висевшему у пояса, но через мгновение обмякла.

Отставить!

Безмолвный лес только на первый взгляд кажется безлюдным. В действительности у опушки стоит караул, охраняющий склад с оружием. Немного дальше располагалась еще пара секретов, на тот случай, если группе диверсантов удастся пересечь линию фронта.

Не исключено, что отыщется еще парочка каких-нибудь случайных свидетелей. Тщательно спланированная операция могла лопнуть в одну минуту.

Широко улыбнувшись, Петр сказал:

– Если честно, то скрываюсь. Ящик водки по пьянке спер. На меня уголовное дело завели. Вот и пришлось купить документы у одного забулдыги.

– А как же этот забулдыга без документов? – хитро поинтересовался Федор.

– А ему они без надобности, из дома второй год не выходит, паралич разбил. Я взял свою фотографию и наклеил на его паспорт. Год рождения у нас с ним один, внешне мы тоже похожи!

Петр Герасимов старался говорить беспечно, насколько позволяла создавшаяся ситуация, но чувствовал, как правый уголок рта то и дело предательски уползает верх, выдавая его настроение.

– Вот оно что, – понимающе протянул Федор.

По его озадаченному лицу было видно, что он не поверил и усиленно соображал, сколько следует слупить с бывшего соседа за сохранение тайны. Случись подобная встреча где-нибудь в тылу, то конфиденциальность обошлась бы в два пузыря с белой головкой. Но на передовой свой тариф.

– Ты только никому не говори, – натянуто улыбнулся Петр. – Не хочу лишних разговоров.

– Могила! – приложил Федор к губам палец. – Так как мне тебя теперь называть?

– Зови Петр. Слава богу, имена у нас с тем забулдыгой одинаковые.

– Хорошо… – кивнул Федор. Глаза его по-прежнему были колюче-недоверчивыми.

– А ты здесь чего делаешь?

– Да так, при кухне, – махнул Федор рукой. – Контузило меня три месяца назад. Теперь голова к вечеру раскалывается. Работа не шибко сложная, дров нарубить, принести чего-то, воды натаскать. А в общем, хватает! Без дела не сижу.

Сгустившаяся ночь легла на позиции, забрав в плен соседний блиндаж (теперь была видна только почерневшая труба, куце выглядывавшая из-под рыхлого снега), слабо просматривалась тропа, что вела в сторону леса, – до любимой женщины придется добираться чуть ли не на ощупь.

– Всякая работа нужна, – неопределенно сказал Федор.

Самое время, чтобы отделаться от бывшего соседа, но тот, похоже, не торопился уходить.

– А может, отметим встречу? Не так уж часто земляка приходится встречать, да еще на войне.

– Вот что, Федор, – Петр отцепил от пояса фляжку. – Здесь у меня чистый спирт. Для особого случая берег. Похоже, что он наступил. Возьми! Чего мнешься?

– Как-то неловко, – без особой уверенности ответил Федор и, пожав плечами, как бы нехотя взял фляжку.

– Бери, бери! Сегодня ночью мне за линию фронта идти. В общем, выпей за то, чтобы я живым вернулся. А уж тогда мы с тобой посидим, выпьем от души.

– Ну, раз так, – кивнул головой повеселевший Федор. – Так, значит, до скорого?

Шапка-ушанка, надвинутая на самые уши, делала лицо Федора простоватым, но глупым назвать его было нельзя – обыкновенный хваткий мужичонка, который никогда ничего не пропустит мимо своего рта. А в условиях войны хватка у таких становится еще крепче, да и зубы острее. Война умеет высвечивать все самое хорошее и самое скверное.

Петр готов был поклясться, что его земляком всецело овладели какие-то скверные мысли.

– До завтра, – махнув на прощание, он пошел по еле видимой тропке.

Пройдя метров двадцать, он остановился и огляделся. Федор, все еще стоявший на месте, цеплял подаренную фляжку к поясу. Справа от него хозчасть – ему вроде туда. Но, потоптавшись, Федор, украдкой оглянувшись, зашагал в противоположную сторону. Метров через двести был штаб дивизии. Интересно, что же делать хозобслуге в штабе? Впрочем, рядом в обыкновенном деревенском срубе, где прежде жил лесник, размещалась военная разведка дивизии. Теперь было понятно, что бдительный Федор направлялся именно туда.

Вряд ли Петра станут разыскивать именно сейчас. Их отделение размещалось вдалеке от всех, в большой, в три наката, землянке. Но вот поутру стоит ожидать неприятностей.

Петр подошел к землянке Нины. Из-за двери ему послышались какие-то голоса. Прислушавшись, он отчетливо различил звонкое сопрано Нины, а вот глуховатый бас принадлежал командиру полка. Видно, тот тоже не терпел одиночества.

Ночь не удалась во всех отношениях. Невесело хмыкнув, Петр направился в расположение роты.

Что прежде всего удивляло при встрече со Скворцовым, так это его огромные глаза, которые занимали едва ли не половину лица. Было в этом что-то сверхъестественное, когда он, не мигая, начинал смотреть на тебя. Невольно хотелось спрятаться от такого взгляда, вот только потом начинаешь осознавать, что укрыться-то от него некуда. Именно поэтому Скворцова называли Филин, а не Скворец, что было бы естественнее.

В поведении Скворцова имелась еще одна странность – никто не видел его спящим, зато, как это случается только с ночными хищниками, его частенько можно было увидеть разгуливающим по расположению части далеко за полночь.

В каждом подразделении начальник разведки дивизии капитан Иван Скворцов имел информаторов, и о том, чем дышит личный состав, он был осведомлен значительно лучше, чем непосредственные командиры. Его интересовала любая мелочь: кто с кем дружит, какие разговоры ведутся в свободное время, как красноармейцы относятся к своим командирам.

Был у него такой информатор и в хозчасти. Хотя на первый взгляд, казалось бы, чего там может быть интересного? Коллектив небольшой, в основном состоящий из нестроевых – контуженые да раненые, волокущиеся в обозе. Однако Скворцов не раз убеждался в том, что даже самое незначительное сообщение может оказаться весьма полезным. Не ошибся он и в этот раз.

– Я его еще три дня назад заметил. Поначалу думал, что показалось, – возбужденно рассказывал Федор, – да и фамилия у него другая! А тут как столкнулся с ним нос к носу, так сразу и понял – он!

– А он не отпирался? – Скворцов нацелил свои совиные глаза прямо в душу собеседнику.

– Чего тут отпираться? – удивленно ответил Федор. – Я бы начал настаивать, он стал бы спорить. Мы бы привлекли к себе внимание, а так по-доброму разошлись.

– Тоже верно, – вынужден был согласиться Скворцов. – Ты об этой встрече никому пока не рассказывай.